Сохранено 2585967 имен
Поддержать проект

Альшиц Даниил Натанович

Альшиц Даниил Натанович
Дата рождения:
3 февраля 1919 г.
Дата смерти:
13 февраля 2012 г., на 94 году жизни
Социальный статус:
до ареста старший библиотекарь Государственной публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина
Образование:
высшее, исторический факультет Ленинградского Государственного университета, кандидат исторических наук (1947), доктор исторических наук (1983);
Национальность:
еврей
Место рождения:
Санкт-Петербург (ранее Ленинград), Россия (ранее РСФСР)
Место проживания:
Санкт-Петербург (ранее Ленинград), Россия (ранее РСФСР)
Место захоронения:
Серафимовское кладбище, Санкт-Петербург (ранее Ленинград), Россия (ранее РСФСР)
Дата ареста:
6 декабря 1949 г.
Приговорен:
Особым Совещанием при МГБ СССР 28 июня 1950 г., обв.: 58-10, ч.1.
Приговор:
10 лет исправительно-трудового лагеря
Лагерное управление:
Каргопольский исправительно-трудовой лагерь Каргопольлаг, Россия (ранее РСФСР)
Реабилитирован:
3 января 1955 г. Центральная комиссия по пересмотру дел на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления
Фотокартотека
Альшиц Даниил Натанович Альшиц Даниил Натанович Альшиц Даниил Натанович
От родных

«СВОЯ» ТЮРЬМА

Тюрьма, как и война, у каждого своя. Значит, я могу дополнить своими воспоминаниями то, что уже написано на эту тему. Мой следователь Трофимов отлично понимал лживость и фальшивость возведенных на меня обвинений. Но, будучи верным служакой, тем не менее делал все, чтобы «спасти» эту «липу», состряпанную оперативниками, от полного провала. У меня не было при этом ощущения, что он испытывает ко мне еще и личную неприязнь. Скорее - так, по крайней мере, мне казалось - он испытывал ко мне какой-то интерес. Это сказывалось в том, что он нередко заводил со мной разговоры на отвлеченные от существа моего дела темы, главным образом на исторические - о Петре, о Екатерине. (Я нарочно не называю в этом ряду Ивана Грозного, поскольку этот вопрос не был бы отвлечением от моего дела.) Так или не так, но свою служебную задачу - упрятать меня в лагерь в качестве «врага народа» - Трофимов выполнял старательно.

После окончания следствия и предъявления мне для ознакомления следственного дела я был переведен в общую камеру № 28. Собрали там больше двадцати человек. Дела у всех были абсолютно «липовые». У одного из моих новых сокамерников на руках была копия приговора Верховного Суда о его оправдании и освобождении из-под стражи. Поначалу все мы были убеждены, что нас собрали для освобождения. Но шли недели и месяцы. Стало ясно, что освобождать нас не собираются.

Примерно через четыре месяца нашего пребывания в этой общей камере, 23 августа, после завтрака, дверь камеры приоткрылась и корпусный сказал:

- Всем приготовиться на выход с вещами.

Мы стали собирать вещи в узелки. Все понимали, что мы расстаемся. Никто теперь не верил в освобождение. Многие, в том числе и я, верили в предстоящий суд. Так или иначе, мы понимали, что началось какое-то движение в сторону приговора, расставания с этой тюрьмой и заключения в лагеря.

Мы начали прощаться. Многие обнимались. У многих на глазах - слезы. Расставаться было грустно. Да, все мы успели привыкнуть друг к другу. Жалко было расставаться и с веселым Женькой Михайловым, мудрым и добрым Симоном Дрейденом, с симпатичными рабочими братьями Лавреневыми, с российским чемпионом по шахматам Кронидом Харламовым, с конструктором авиамоторов Климовым. Но вот снова раскрылась дверь.

- Климов с вещами.

Дошла очередь и до меня. Махнув на прощание рукой товарищам, я пошел, направляемый надзирателем, куда-то вниз по лестнице. Сердце билось учащенно. Я понимал, что иду навстречу своей новой судьбе, не сулившей ничего, кроме новых мучений и тягот. Старался себя подбадривать. Хорошо-де, что настанет какая-то определенность: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца».

Меня привели на второй этаж к двери кабинета начальника тюрьмы. Дверь была открыта.

- Входите,- сказал надзиратель.

Я вошел. В кабинете стояла массивная мебель, обтянутая черной кожей,- диван с высокой спинкой, кресла. Напротив двери стоял большой письменный стол, за которым сидел молодой майор МГБ. Я обратил внимание на университетский значок у него на груди.

- Садитесь, пожалуйста. Ваша фамилия?

Я назвался.

Майор протянул мне бланк, размером меньше половины обычного бумажного листа. В его верхней части было типографски напечатано: «Особое Совещание при Министре государственной безопасности СССР». Ниже было впечатано на машинке: «Выписка из протокола от ...июля 1950 года». По сторонам, разделенным вертикальной чертой, было впечатано на машинке:

Пункт протокола 136. Слушали: Постановили: Дело по обвинению такого-то ... Направить такого-то... в пр. пр.* ст. 58-10, ч. I в ИТЛ сроком на 10 лет.

В преступлениях, предусмотренных.

Под этим текстом стояло несколько подписей. Под ними - типографски напечатанное слово «читал». Вслед за местом для подписи была впечатана линеечка для указания даты.

Я подписал в указанном месте и вернул бумагу майору.

Такова была процедура «суда», которого я ждал, к которому готовился, на справедливость которого рассчитывал.

Позднее я убедился, что через ОСО, то есть без суда, были направлены в лагеря примерно 80 процентов заключенных.

Меня подвели к двери новой общей камеры. Дежурный по этажу надзиратель открыл дверь, я вошел и... Боже мой! В камере были все наши, кто был вызван «с вещами» раньше, чем я.

Товарищи тотчас меня окружили. Посыпались вопросы:

- Ну что, Даниил Натанович?

- Что вам дали?

- Сколько?

Я сказал: «Десять лет лагерей».

В ответ раздались веселые возгласы:

- Ха-ха-ха! И у меня десять!

- А у меня пятнадцать!

- А мне двадцать пять влепили!

- Ха-ха-ха!

Все это говорилось со смехом. Царило какое-то нервное оживление.

Один за другим входили остальные наши товарищи. Каждый раз повторялось все то же:

- Сколько дали?

- Пятнадцать.

- Ха-ха-ха! А мне десять!

- А мне двадцать пять!

Последним вошел инженер из политехнического.

- Ну что? Сколько дали?

Вместо ответа он вынул из внутреннего кармана пиджака копию оправдательного приговора Верховного Суда, порвал ее на мелкие кусочки и бросил в парашу.

«Особое Совещание» дало ему десять лет лагерей, продемонстрировав тем самым свое презрение к Верховному Суду.

«Нездоровое оживление» момента первых встреч (воистину гениальное словосочетание, найденное Ильфом и Петровым) быстро улетучилось. Вызвано оно было, видимо, огромным несоответствием между жестоким приговором и тем самоощущением, которым обладал приговоренный, то есть полным и абсолютным невосприятием себя преступником: «Вот дураки! Я совершенно ни в чем не виновен, а они мне такой срок влепили!» Такова в примитивной схеме психологическая подоснова странного нашего смеха. Всякое благодушие и даже внешнее бодрячество у нас исчезло окончательно после предоставленного нам свидания с родственниками. Только теперь трагизм и неповторимость случившегося обнажились для каждого в полной мере. Тяжело и больно было и раньше. Тюрьма, допросы, угрозы, ощущение своего бессилия, предвидение страшной судьбы и даже гибели, разлука с близкими, беспокойство за их судьбу, обида за совершенную в отношении тебя несправедливость - все это было и до этого дня. Было. И мучило, и страшило, и оскорбляло. Но рядом жило и другое. Не оставляли иллюзии, надежды. Пусть нелепые, неразумные. Но они были.

Постоянно занимали ум тревожные думы о семье. Тем не менее, они раньше, до свидания, никогда не обретали такой остроты, не причиняли такой боли. Как-то смягчала мысль о том, что «главный страдалец» среди членов семьи - сам арестованный: «Это я в тюрьме, я лишен свободы, а значит, нормальной жизни, а они все-таки на свободе».

Да, свидание все переменило. До него случившееся было как бы закрытым переломом. Теперь обнажилась кровавая рана, с рваными краями, с торчащей из нее сломанной костью. Теперь уже нет надежд и иллюзий. Теперь уже известно: десять, пятнадцать, а то и двадцать пять лет лишений, мучений и разлуки. Разлуки, быть может, навсегда. Теперь твои близкие останутся в памяти не только в окружении родных стен, но и в тюремном помещении, за барьером, за железной сеткой, такими же несчастными и обездоленными, как ты сам. Плачущие, слабые, бессильные помочь тебе и себе, через силу выкрикивающие ободряющие слова. Самые важные из этих слов, в которые теперь только и остается верить: «Буду ждать! Будем тебя ждать!» Но как звучат они для тех, кто получил срок двадцать пять лет? А впрочем, и для тех, кто получил десять?..

В начале века Генрих Манн написал целую книгу, заполненную описанием переживаний жертвы, угрызений совести доносчика, драмы родственников, жестокости властей и тюремщиков. С героем этого романа («Верноподданный») произошла ужасная драма. Его арестовали и продержали в тюрьме шесть месяцев. Миллионы читателей во многих странах ужасались несправедливости рока и жестокости людей. Какой, однако, чепухой является повод для всех этих страстей - шестимесячное заключение - по сравнению с нашими судьбами. Меняются времена, меняются нравы!

Дня через три нас стали вызывать с вещами по нескольку человек. Мы понимали: на этап. Каждая группа ехала в тот или иной лагерь. В какой - неизвестно.

Со многими, вернее, с большинством моих сокамерников из бывшей 28-й, я простился навсегда.

Во дворе тюрьмы нас погрузили в «воронок», на кузове которого с двух сторон было написано: «Хлеб». Машина тронулась...

Дополнительная информация

Даниил Натанович Альшиц (литературный псевдоним Даниил Аль; 3 февраля 1919 года, Петроград — 13 февраля 2012, Санкт-Петербург) — советский и российский историк, источниковед, драматург, прозаик, сатирик, доктор исторических наук (1983). Заслуженный деятель науки Российской Федерации (1994), кавалер орденов Красной Звезды и Отечественной войны II степени, награждён медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени (2009).

1919, 3 февраля. — Родился в Петрограде. Отец – Натан Львович Альшиц, юристконсульт. Мать – Ольга Семеновна Альшиц (в девичестве Иоффе), преподаватель немецкого языка (в 1930-е гг.).

1930. — Арест отца за "вредительство". Начало учебы в школе № 13 (затем 1-й образцовой) Дзержинского района.

1937. — Поступление на исторический факультет Ленинградского университета. Награждение Золотой грамотой конкурса на лучшую студенческую работу по истории за статью «Роль Куликовской битвы в определении национального сознания русского народа».

1941–1945. — Участие в Великой Отечественной войне.

1945. — Окончание университета. Поступление в аспирантуру Государственной Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова Щедрина по специальности древнерусская рукописная книга.

1947. — Окончание аспирантуры. Защита кандидатской диссертации “Приписки к Лицевым сводам XVI в., их происхождение и значение как исторических документов”, где исслдедовалось редактирование Иваном Грозным летописи, посвященной началу его царствования.

1946, 1 января – 1949, 6 декабря. — Работа в Государственной публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в должности старшего библиографа.

1949, 6 декабря – 1950. — Арест. Обвинение в антисоветской агитации, будто бы под видом диссертации, он написал пародию на редактирование И.В. Сталиным Краткого курса истории ВКП(б). Следователь Трофимов.

1950, 23 августа. — Ознакомление с Постановлением Особого Совещания при МГБ: 10 лет ИТЛ. Отправка по этапу в Архангельскую область.

Отбывание срока заключения в Каргопольлаге МВД СССР строгого режима.

1955. — Пересмотр дела. Освобождение и реабилитация. Возвращение в Ленинград. Работа в должности Главного библиографа Государственной публичной библиотеки (до 1984).

Написание около 60 научных трудов по русской истории VIII–XVI вв.

С 1950-х гг. — Сочинение и публикация ряда драматургических произведений, а также повестей, рассказов, воспоминаний. Книги о защитниках Ленинграда «Приказа умирать не было», «Дорога на Стрельну», «Секрет политшинели» многократно переиздавлись. Пьесы "Опаснее врага" и "Правду! Ничего, кроме правды!" получили Первые премии Всесоюзных конкурсов на лучшую пьесу и были поставлены выдающимися режиссерами Н.П. Акимовым и Г.А. Товстоноговым на сцене Академических театров.

С 1964. — Член Союза писателей.

1983. — Защита диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук.

С 1984. — Работа в Санкт-Петербургском Институте культуры (ныне – Университет культуры и искусства) в должности профессора.

С 1992. — Профессор Санкт-Петербургского государственного университета.

1994, 12 января. — Присвоение звания заслуженного деятеля науки Российской Федерации.

2012, 13 февраля. — скончался в Санкт-Петербурге на 94-м году жизни.

Короткие и порой отрывочные сведения, а также ошибки в тексте - не стоит считать это нашей небрежностью или небрежностью родственников, это даже не акт неуважения к тому или иному лицу, скорее это просьба о помощи. Тема репрессий и количество жертв, а также сопутствующие темы так неохватны, понятно, что те силы и средства, которые у нас есть, не всегда могут отвечать требованиям наших читателей. Поэтому мы обращаемся к вам, если вы видите, что та или иная история требует дополнения, не проходите мимо, поделитесь своими знаниями или источниками, где вы, может быть, видели информацию об этом человеке, либо вы захотите рассказать о ком-то другом. Помните, если вы поделитесь с нами найденной информацией, мы в кратчайшие сроки постараемся дополнить и привести в порядок текст и все материалы сайта. Тысячи наших читателей будут вам благодарны!