От родных
Мой отец – Альвианский Александр Михайлович, счетовод совхоза «Культура» Тихвинского района, арестован 17 февраля 1938 г. и расстрелян 18 марта этого же года. Прочитав следственное дело, я определил, что ему в вину ставились 6 (шесть) прегрешений:
1. По виду своей деятельности (теперь эта должность называется бухгалтер) дезорганизовал финансовое состояние совхоза;
2. Сорвал торжественное празднование годовщины Октябрьской революции;
3. Способствовал начислению больших зарплат лентяям и малых зарплат трудолюбивым работникам;
4. Устроил пожар в доме, в котором находилась начальная школа и наша квартира (мать моя была директором этой школы, а во время пожара я чуть было не сгорел);
5. Высказывал недовольство политикой партии по вопросу коллективизации в деревне;
6. Заявлял также, что государством должны управлять технари, а не политики.
В подтверждение этой вины были допрошены шесть человек свидетелей: жена начальника политотдела, бухгалтер, главный бухгалтер и ещё три простых рабочих.
Арест производился вечером часов в 18–19 на работе в присутствии многих людей. Я также был там частично. Затем был обыск на нашей квартире. Работников органов НКВД было, по крайней мере, 3 человека. Я это хорошо помню, т. к. один, вероятно старший, посмотрел наш альбом с фотокарточками и ещё что-то на этажерке, и двое стояли в дверях. Под конец отец попрощался с нами со всеми (мать, сестра, брат и я), и его увели. Через некоторое время один из сотрудников НКВД пришёл и принёс махорку, которую отец всегда курил, заворачивая из обрывка газеты «козью ножку». Этот сотрудник при этом сказал, что махорка то ли не положена, то ли не понадобится. Вот и всё.
Прошли годы. В 1946 г. я поехал учиться в Ленинград и зашёл к семье брата отца, которая проживала на Обводном канале. Жена брата отца, тётя Варя, спросила, что с отцом моим. Я ответил, что ничего не знаю. Она сказала, что Борис, брат отца, перед войной узнавал в Большом доме (Литейный, 4), и ему сказали, что его брат живой.
Я лично на себе не ощущал каких-либо последствий ареста отца. Однажды летом 1938 г. мне пришлось услышать разговор взрослых по поводу отправки нескольких детей в пионерский лагерь – отец у него в тюрьме сидит, а его (т. е. меня) в лагерь? Приходилось отмалчиваться при разговорах про отца, особенно в войну и после – вот, мол, папка на фронте, вот папка убит. Не говорил, что папка в тюрьме сидит. Позднее, когда поступал и в техникум, и в военное училище, я, естественно, указывал, что отец мой арестован, и больше мне ничего не известно. (В училище, правда, на заявлении приёмная комиссия написала косую резолюцию «Проверить отца».) Я нормально окончил Военно-морское училище в Кронштадте и 6 лет служил в одной из воинских частей Тихоокеанского флота в Сов. Гавани. По четвертому сокращению Вооруженных Сил в 1958 г. был демобилизован. Может быть, если бы я захотел попасть куда-нибудь в специальное заведение или учреждение или орган, мне и было бы отказано – гадать не буду.
В том же 1958 г. (через 20 лет после ареста отца) я направил письмо в Верховный Совет на имя Ворошилова, чтобы мне сообщили о моём отце, что и как. Летом 1959 г. я получил письмо из Леноблсуда, в котором сообщалось, что Альвианский Александр Михайлович реабилитирован посмертно. Для его реабилитации была проведена органами соответствующая работа. Найдены и повторно допрошены трое оставшихся в живых свидетелей. Главное, что показания бывшего главного бухгалтера полностью снимали с моего отца обвинения по вопросам финансовой вредительской деятельности. В реабилитационной справке не было сказано, что отец мой был расстрелян. У меня имеется официальное свидетельство о его смерти от брюшного тифа, последовавшей 25 декабря 1941 г. Это свидетельство моя мать получила в 1956 г. из ЗАГСа города Тихвина. Я же по своей наивности и неведению полагал: ну было что-то у отца, он любил иногда и выпить, ну был у нас пожар (правда, школа не сгорела), ну был отец происхождением из семьи священника.
Ещё через много лет я все же решил узнать – что и почему. И вот через органы КГБ мне дали возможность ознакомиться со следственным делом по моему отцу. Я его прочитал от самой первой страницы до последней: от ареста, допросов его и свидетелей – до приговора тройки и лежащего в отдельном конверте сообщения о приведении приговора в исполнение, а также материалов по его реабилитации. Таким образом, почти через 50 лет я узнал об отце настоящую правду.
Да, ещё упустил – по поводу реабилитации были допрошены свидетели (два человека), которые знали моего отца и его семью, когда они жили в Белозерске – это годы 20-е. Между прочим, про моего деда, отца моего отца, священника города Белозерска, отзывы были очень хорошие.
Игорь Александрович Альвианский,
г. Челябинск
