Сохранено 2585967 имен
Поддержать проект

Архангельский Алексей Андреевич

Архангельский Алексей Андреевич
Страницу ведёт: Андрей Андрей
Дата рождения:
1885 г.
Социальный статус:
до революции работал инспектором Госбанка
Образование:
высшее
Национальность:
русский
Место рождения:
Нижний Новгород (ранее Горький), Нижегородская область (ранее Горьковская), Россия (ранее РСФСР)
Место проживания:
Пятигорск (ранее Горячие Воды, Константиногорск), Ставропольский край, Россия (ранее РСФСР)
Дата ареста:
10 октября 1940 г.
Приговор:
лишение свободы на 10 лет
От родных

«За малейшее проявление протеста следовала ругань…, ответ, что нужно смотреть на нас как на арестованных, лишенцев»
(документ о высылке из Пятигорска в 1933 г.)
А.А. Кузнецов
(Андрей Александрович Кузнецов, д.и.н., 
Нижегородский государственный
Университет им. Н.И. Лобачевского) 
В личном фонде историка, члена-корреспондента АН СССР Сергея Ивановича Архангельского (1882–1958) в Центральном архиве Нижегородской области (далее – ЦАНО) находится комплекс документов, имеющих отношение к истории семьи его двоюродного брата Алексея Андреевича Архангельского, урожденного нижегородца. В этом интересном источниковом массиве выделяется комплекс писем самого Алексея Андреевича Сергею Ивановичу. Выделяется тем, что регулярная (даже с учетом недошедших писем, что отмечается в посланиях) корреспонденция представляет собой своего рода дневник русского интеллигента, сформировавшегося до 1917 г. и жившего при Советской власти. Читая эти письма с целью исследования биографии С.И. Архангельского, нельзя было не остановиться на пронзительном описании Алексеем Андреевичем своих мытарств при выселении его с семьей из Пятигорска в 1933 г. – своеобразной спецоперации Советской власти, направленной против «бывших». Пользуясь случаем, нельзя не посетовать на то, что мимо этого страшного в своей прозаичности и повседневности описания прошли исследователи биографии и творчества С.И. Архангельского. Они лишь выбирали интересный для себя материал, попросту игнорируя отдельные дела фонда. Так и тут, обширный комплекс писем – несколько сотен – никто не просматривал. Это значит, что сильнейший по своей правдивости документ, находившийся в открытом доступе с начала 1970-х гг., молчал.
Представляемый текст любопытен с точки зрения тех или иных реалий, особенностей восприятия советских репрессий их жертвой и пр. Изучение документа под таким углом зрения можно и нужно сделать, но ничем нельзя заменить живое человеческое воздействие его на читателя. Поэтому предварительное, по законам источниковедения, текстологическое изучение письма должно уступить место его публикации. Тем более, что публикатор не является специалистом в истории Ставропольского края советского периода.
Имеет смысл остановиться на биографии автора письма (биографию же адресата можно найти без труда в энциклопедических справочниках). Увы, она пока восстанавливается только на основе его писем, писем его жены и сына. При этом письма сына Святослава в информативной своей части «перекрываются», «поглощаются» письмами его матери Лидии Леонидовны Архангельской. И те, и другие послания направлялись С.И. Архангельскому и хранятся в его фонде.
Алексей Андреевич Архангельский родился после 1885 г. – об этом свидетельствует упоминание в письме вечера старших гимназистов, среди которых был и Яков Михайлович Свердлов (1885–1919). О родителях Алексея Андреевича Архангельского ничего сказать пока нельзя. Окончив нижегородскую гимназию, Алексей Андреевич поступил на юридический факультет Московского университета, где уже на историко-филологическом факультете – в 1900–1907 гг. – учился его двоюродный брат С.И. Архангельский. Став юристом, Алексей Андреевич уехал на Северный Кавказ (город точно установить не удалось – вероятно, Пятигорск), где работал инспектором Госбанка, входил в состав ревизионной комиссии созданного при участии потребительского общества. Его ценили на работе, о чем свидетельствует предложение ему в 1914 г. места «секретаря  Отделения Банка в Феодосии», от которого он отказался . В 1916 г. он А.А. Архангельский перешел на постоянную работу в банк, впрочем, сохранив за собой инспекторскую должность .
Затем на 6 лет эпистолярное общение двоюродных братьев прерывается из-за потрясений Гражданской войны. Из публикуемого ниже отрывка следует, что А.А. Архангельский оказался на территории, контролируемой белыми, и, видимо, не возражал против их режима. Косвенно об этом свидетельствует письмо ему от Сергея Ивановича Архангельского, написанное в январе 1918 г., и вернувшееся в Нижний Новгород: «Господствуют большевики, [неразборчиво - А.К.] душу и управу, суд и забравшие в свои руки банки, закрывшие все буржуазные газеты. Нет у нас ни «Волгаря», ни «Нижегородского листка»», живем в темноте и питаемся слухами» . Очевидно, что в первой и рискованно искренней реакции на Советскую власть братья были единомышленниками. В эти годы А.А. Архангельский женился, позднее у него родился сын Святослав. 
До марта 1922 г., пока он не стал безработным и неудачно попытался «заниматься сельским хозяйством», А.А. Архангельский работал в учреждениях кооперации. Затем он работал «ревизором предметов товариществ», 2 года служил «инспектором кооперативного кредита» в Пятигорске. В 1926–1929 гг. А.А. Архангельский работал в отделении Госбанка в Пятигорске, пока не был вызван в Ростов на комиссию, где ему было предъявлено какое-то обвинение. Хотя оно и было снято, А.А. Архангельский лишился работы в банке. В 1930 г. А.А. Архангельский писал, что работает инспектором в Грозном и «сидит в Банке». В 1931 г. он перешел на работу в межрайонный Союз промысловой кооперации на должность экономиста-плановика . Из публикуемого ниже документа очевидно, что последнее место работы было в Пятигорске. В 1920 – начало 1930-х гг. А.А. Архангельский, так или иначе, преследовался Советской властью. Отдушину он находил в чтении русской классической литературы. Наверно, тогда же началось его болезненное пристрастие к алкоголю. Затем последовала высылка в Барнаул.
В 1934 г. А.А. Архангельский вернулся в Пятигорск, чуть позже туда приехали жена с сыном. С большим трудом им удалось закрепиться на месте – власть не отдала конфискованных жилья и имущества. Отношения в семье в этих условиях были конфликтными, страсть к вину у отца и сына росла. В итоге, в 1940 г. случилась беда, о которой С.И. Архангельскому написала жена А.А. Архангельского Лидия Леонидовна: «Сообщаю Вам печальную новость. Нашу семью постигло большое несчастие. 10 октября Алексея Андреевича арестовали. По своему обыкновению, вошедшему у него в привычку за последние время, после службы он зашел в винницу, где изрядно выпил, развязал язык стал «критиковать» в результате чего и был арестован… Не знаю удастся-ли отвести от 58 ст., которую поставил следователь милиции ведший вначале его дело. Алексей Андреевич просил меня пригласить защитника. Не знаю хватит-ли у меня денег» . 
С.И. Архангельский и Лидия Леонидовна, как могли, искали денег, нанимали московских адвокатов, но ничего не помогло: «Вчера был суд у АА. Приговор вынесли очень жестокий: лишение свободы на 10 л. Таким приговором все были поражены и особенно защитник АА. Не знаем чем и объяснить это. Защитник единственное объяснение видит в том, что Судья выступивший по делу АА. Выступал 1-ый раз по таким делам и переборщил. Но не все еще потеряно будем подавать обжалование в Верховный Суд. Защитник уверяет, что пять лет сбавят. Защитник советует пригласить очень опытного защитника живущего в Москве, чтобы он выступил по делу АА. в Верховном Суде. Живое слово, конечно, много значит… Но нужно заплатить Московскому защитнику 200 р.»; 8 февраля 1941 г. «определением У.С.К. Верховного суда Р.С.Ф.С.Р. приговор по делу А.А. оставлен в силе» .
А.А. Архангельскому довелось пройти этапы лагерного кошмара: Георгиевская пересыльная тюрьма – Боровичи Ленинградской области – лагеря Коми. До конца 1943 г. А.А. Архангельский много болел, как и другие, страдал от притеснений уголовников, голода. За это время его сын успел жениться, летом 1942 г. был призван в РККА, воевал под Ростовом, и больше о нем ничего было неизвестно родителям . 26 декабря 1943 г. А.А. Архангельский написал, что досрочно был освобожден по состоянию здоровья и был вынужден остановиться в Рыбинске. Позднее к нему приехала жена. Потом они перебрались на Кавказ. После 1952 г. писем А.А. Архангельского и его жены С.И. Архангельскому нет. Видимо, переписка оборвалась из-за смерти А.А. Архангельского.   

      
Документ публикуется с сохранением авторских орфографии и пунктуации. Сокращения и непрочтенные места раскрываются в квадратных скобках.

Из письма Алексея Андреевича Архангельского из Барнаула 14 июня 1933 г. двоюродному брату Сергею Ивановичу Архангельскому.

Обещал я тебе написать как все что случилось, что перенесено. Делаю это.
По Пятигорску шли массовые обыски, мобилизованы были в помощь профессионалам большинство коммунистов. Были созданы бригады. Пользовались материалом уже имеющимся там где ему надлежало быть, а также добровольными доносами. На меня донос был сделан предс[едателем] жакта, коммунисткой, быв[шей] кухаркой очень богатого пятигорского купца-армянина. Одновременно донос был сделан еще на 3 квартирантов и сестру жены. Обыск был тщательный, перерыли все, ничего не нашли, кроме золотых вещей и нескольких серебр[яных] ложек, которые все начисто забрали. Меня также взяли, сказав, что скоро вернусь, но я почувствовал уже, что это не так. В помещении ГПУ отняли проф[cоюзный] бил[ет] и ИТР, грубо требовали с угрозами золотых монет и смеялись, что я будучи когда-то служащим Госбанка не имел их. Мои слова, что если и были монеты, то они еще отданы в 1915 г. по призыву Правительства, вызвали новый нахальный смех. Разные языки, разные люди. Затем через 1/2 часа, нас, целую группу, посадили на грузовики и час в 3 ночи отвезли в тюрьму, где поместили сначала в разгрузочную камеру. Ночь, конечно, не спал. Днем допрос у одного следов[ателя], потом у другого, ночью также. Тема – 1919 г. Потом перевели в другую камеру, где можно было только стоять или лезть под нары. На утро в окно увидел сестру жены на прогулке в тюремном дворе, обменялись приветствиями. Впоследствии мне передали, что ее освободили и я вздохнул свободнее, т.к. без ее помощи и ее семья и моя семья совсем бы растерялись. Из тюрьмы я писал, что надо принять все меры, чтобы жена и сын остались в Пятигорске и не ехали за мною, в той суматохе это можно было сделать, но этого не сделали и приходилось мне полубольному, разбитому духовно вникать во все мелочи повседневной жизни и тяжесть всей семьи тащить на одной своей шее, как загнанному коню, который вот-вот упадет.
13 апреля рано утром нас выгнали из камер, свыше 500, тут были и быв[шие] офицеры, чиновники, торговцы, домовладельцы и люди без опред[еленных] занятий. Построили, окружили кольцом из конных, собаками, грубыми окриками погнали нас с мешками за плечами по грязи на вокзал. Были старики 70–80 лет, не могли идти, падали, их подгоняли. На улицах стоял народ, все знали в чем дело, ведь у всех были и родные и знакомые. Около вокзала загнали в пакгауз, где как оказалось этой ночью ночевали наши семьи, насильно выгнанные накануне из квартир.
 Теперь же они сидели в товарных вагонах. Проверяли нас еще раз и назначили № вагона, где сидела уже семья. Пришли к вагонам, где и была первая встреча с семьей после тюрьмы. В моем вагоне было35 человек и до отказа вещей. Все были казаки из пригородной станицы Горячеводской за исключением одного слесаря. Большинство знали меня. Выбрали меня старостой теплушки, что помогло мне иметь более или менее сносное место на верхних нарах. Раздали нам на дорогу хлеба на 16 дней, через некоторое время заперли двери и мы тронулись. Не погруженными остались 2 стула, которые пропали. Весь день, ночь и следующий день вагоны не отпирали, ведро-парашу сливали через щели в полу, воду сырую доставали через прохожих на остановках в окно. Кипятку, конечно, не давали. Не сказали куда едем и лишь когда повернули на Самару стало ясно, что в Сибирь. За весь путь открывали вагоны и выпускали 2 раза, развились болезни, смертность. Одного казака стесняющегося делать в вагоне то, что другие делали и вылезшего для этого на остановке из вагона убили якобы за попытку к бегству, а на самом деле человек сидел под вагоном со спущенными брюками. За малейшее проявление протеста следовала ругань конвоя, протестовали перед медиц[инским] персоналом, сопровождавшим поезд, ответ, что нужно смотреть на нас как на арестованных, лишенцев и проч. Пробовал я действовать от имени своего вагона, связаться с другими, но ничего не вышло. Письма опускали через  прохожих, самих, как я уже писал выпускали два раза и то в чистом поле, а не на станции. Проехали Самару, Урал, где вспомнился мне Кавказ, который и колоритнее и мощнее. Люди доели казенный и свой хлеб, стали голодать, выменивать на что попало сибирский ржаной хлеб. Развилась вшивость, фельдшер дал на вагон крохотную коробочку мази, а люди стали бороться с паразитами, не стыдясь уже, старым способом. Подъехали к Омску, где, как говорят, хотели нас высадить, чему мы были очень рады, но Омск будто бы не принял и мы  направились к Ново-Сибирску. Там тоже не приняли, но выдали на 2 дня изголодавшимся людям хлеба и повезли в Томск, куда приехали 26 апреля. Здесь, все были уверены, что пробудем день, другой и нас разошлют на работы или дадут возможность найти ее самим. Оказалось иначе. Под окрики  «разгружайсь», выгнали из вагонов, заставили перетащить все вещи подальше от путей, а затем через некоторое время приказали отправляться в недалеко находящийся от жел[езной] дороги пересыльный пункт, где за деревянным частоколом было 15 бараков, уже переполненных, а потому нам предоставили под открытым небом лишь участок двора.
И вот в течении более 2 недель мы находились на дворе, было холодно, почти морозы до 2 - 3˚, дождь и снег. По очереди уходили ночью в бараки на час, другой, чтобы, сидя у кого-либо в ногах, подремать. Я ходил по ночам в канцелярию на работу, они любят даровую работу, и спасался там от холода. За работу приносил семье на рассвете кипяток и 1 или 2 полена. Последнее было [неразборчивое слово – А.К.], т.к. пищу мы готовили на дворе, на кострах. Дров не давали – их можно было только утащить, когда их возили или купить, но тоже заведомо утащенные. Казенная пища состояла – 250 грамм хлеба и один раз в день «баланда». Это суп из воды с очень небольшим  количеством пшена или гречн. крупы. Мы подваривали к нему своего пшена взятого из дома, покупали картошку по 14 р. ведро. Но купить было трудно, т.к. выпускали за ограду только утром под охраной к крестьянам, которые приходили с картофелем к воротам. Продавцов всегда было меньше чем покупателей. Я несколько раз под угрозой карцера все же пробирался в город, где и покупал кое что съестное. Многие не имевшие ничего и вынужденные сидеть на казенной пище голодали, собирая у костров картофельные очистки, пухли и умирали. Я наблюдал, что каждый день из мертвецкой – тут же около костров – грузили, именно грузили, по 20 полураздетых трупов, а семьи стояли невдалеке и плакали. Им не разрешали идти хоронить.
В лагере были и политические и уголовные, этот бич для всех нас. Из них были и сторожа с палками и работники канцелярии и большинство старост в бараках. Наконец, часть бараков в десятых числах мая очистили, т.к. большинство уголовных и колхозников Н[ижней] Волги с первыми пароходами отправили в Нарым. Мы заняли их место и вовремя, т.к. начался целый ряд холодных, снежных и дождливых дней. Грязь на дворе невыносимая: чтобы пройти за кипятком или в уборную приходилось употреблять большие усилия. Люди падали, пачкались и несли все это в бараки на общие нары. Там была теснота. В отделениях, где помещалось 5 человек было 8, воздух тяжелый; особенно тяжелы были ночи, когда 300 изстрадавшихся людей бормотали во сне, кричали, плакали. Особенно страдали дети, среди которых появились дизентерия и корь. Около меня умерло 2 детей, сзади 2 взрослых. Борьба со вшивостью велась дезинфекцией бараков и баней, куда я старался попадать возможно чаще. В бане была дезинф[екционная] камера, куда вносилось все платья и [неразборчивое слово – А.К.] и сильнейшим паром паразиты убивались. Волосы остриг.
Числа 12 мая приехала из Ново-Сибирска тройка ГПУ и стала рассматривать наши дела, удивляясь за что людей взяли и гнали несколько тысяч верст. Все до одного были допрошены. Я представил дополнит[ельный] документ, а именно постановление Комиссии по чистке аппарата, освободившей меня от тех же обвинений, в которых я обвинялся и теперь. Я читал их, когда работал в канцелярии и видел свое «дело». Вот они – чиновник белых, связь с бандами, агитация против коммунистов.
18 мая  огласили решение тройки: 287 получили лишение права проживать в 12 пунктах, 43 ссылались в Ново-кустовский район Нарымского края с прикреплением к определ[енным] комендатурам ГПУ и относительно 47 вопрос оставался открытым. Это горожане, вся же масса колхозников шла на с[ельско]-хоз[яйственное] поселение в Нарым.
Я получил удостоверение, что оно выдано лишенному права проживать в 12 пунктах и приграничных местностях и направляюсь в Барнаул, где должен явиться в ГПУ. По получении удостоверения был дан 3-хдненый срок, чтобы выбраться из лагеря и Томска. Я выбрал Барнаул, т.к. только до него хватило денег на проезд, он лежит на 840 км от Томска на юго-запад, следовательно теплее, хлеб значительно дешевле и именно мука до 80 р. пуд, город торговый и промышленный, что дает большую возможность найти работу. Но это решение не окончательное, я могу двигаться куда угодно.
22 мая мы выбрались из лагеря и направились  на пристань, т.к. решили ехать на пароходе в 4 классе, что дешевле и думая, что на пароходе  мы несколько отдохнем от кошмара пересыльного пункта. Ночь провели на берегу, а днем несчастная посадка в толпе полуозверевших людей, когда часть вещей я отнес на пароход, а вернувшись с женой и с другой частью увидел пароход уже отходящим. Мы считали вещи пропавшими – там были все одеяла, подушки, белье и чемоданчик с документами. Подавленные ждали еще два дня парохода и поехали почти без ничего. На больших пристанях справлялся о судьбе вещей, но ничего никто не знал. Лишь в Ново-Сибирске, где пароход стоял весь день, после нескольких часов безрезультатных поисков, я нашел свои вещи в камере хранения, которая мне и выдала их, но в чемоданчике уже не было кожаной сумки жены и еще нескольких вещей. Все же мы были с постелями, бельем и документами.
Приехали в Барнаул 27 мая, думая найти здесь перевод из Пятигорска, но его не было.
… Напиши мне свой совет – зимовать ли здесь или двигаться дальше…
Посоветуйся с кем-либо из знакомых юристов. Куда мне обжаловать мою высылку, каково мое правовое положение, т.е. лишен ли я права голоса или нет. Ни в постановлении ГПУ, ни в удостоверении этого нет. Я лишен  лишь права проживать в 12 пунктах. Но, мы пятигорцы имеем сведения, правда ничем не подтвержденные, что перед нашей высылкой Пятигорский Горсовет постановил лишить нас права голоса. Куда мне жаловаться на конфискацию  зол[отых] и сер[ебряных] вещей и пианино. Я подал три жалобы  в Пятигорское ГПУ, но ответа нет…
Из Пятигорска получил сообщение, что доносчица не унялась и по ее доносу был сделан в квартире сестер жены опять обыск, арестовали старуху тещу – 75 лет, потом выпустили. При таких обстоятельствах они не смогли  оставаться в старой квартире на Андреевской 18, а выехали на другую…
Сообщили, что пианино было предс[едателем] жакта Пратковой [не разборчиво написана фамилия – А.К.] (доносчицей) перетащено рядом в дом к своей приятельнице, но по доносу другого квартиранта взято было финотделом. Написал в финотдел протест против конфискации с просьбой не продавать его и не зачислять в доход казны.
Трудно мне понять, что конфискацию можно производить без постановления суда. Судя по газетам даже не у всех приговоренных к казни, конфискуют имущество.
Я думаю, что и зол[олотые] и сер[ебряные] вещи ГПУ должно было передать в казну, т.е. в Финотдел, куда я и об этом написал».
Центральный архив Нижегородской области. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 84. Л. 81–87 об. Рукопись.

Короткие и порой отрывочные сведения, а также ошибки в тексте - не стоит считать это нашей небрежностью или небрежностью родственников, это даже не акт неуважения к тому или иному лицу, скорее это просьба о помощи. Тема репрессий и количество жертв, а также сопутствующие темы так неохватны, понятно, что те силы и средства, которые у нас есть, не всегда могут отвечать требованиям наших читателей. Поэтому мы обращаемся к вам, если вы видите, что та или иная история требует дополнения, не проходите мимо, поделитесь своими знаниями или источниками, где вы, может быть, видели информацию об этом человеке, либо вы захотите рассказать о ком-то другом. Помните, если вы поделитесь с нами найденной информацией, мы в кратчайшие сроки постараемся дополнить и привести в порядок текст и все материалы сайта. Тысячи наших читателей будут вам благодарны!