Шумаева Ольга Акимовна

Коллекция мхов                                                      

По материалам следственного дела Ольги Шумаевой

1.

Про тетю Люсю я слышала от мамы с детства: она всегда говорила о ней с грустью. Однажды мама рассказала, что тетя Люся подарила ей, еще маленькой девочке, коллекцию мхов. В детстве я старалась представить себе эту необычную коллекцию…

Когда в начале 90-х по экранам телевизоров поползли «расстрельные» списки жертв сталинских репрессий, мама сказала нам с сестрой: «Ищите в списках Ольгу Акимовну Шумаеву. У нее было редкое отчество, и по отчеству ее можно найти». Но, конечно, найти ее имя среди сотен и тысяч, промелькнувших на телеэкране, было невозможно.

Увы, уже после смерти мамы, в эпоху интернета, моя сестра набрала в поисковой строке: «Ольга Акимовна Шумаева» – и вдруг ответ: «Родилась в 1898 году в г. Кропоткине, русская, бп, образование высшее, агроном-экономист. … Арестована 8 февраля 1937 г. Приговорена к расстрелу 13 июля 1937 г. …Расстреляна 13 июля 1937 г. Место захоронения – Москва, Донское кладбище. Реабилитирована 26 апреля 1991 г. Прокуратурой СССР». Да, это была бабушкина младшая сестра Ольга - в семье в ее ласково звали Олюся, Люся.

Когда в 1937 году моя бабушка Клавдия поехала в Москву искать пропавшую сестру через Красный крест, Ольга Акимовна уже была расстреляна. Вслед за ее исчезновением, моя бабушка Клавдия Шумаева и мой двоюродный дедушка Аким Шумаев были арестованы и сосланы на долгие годы – до самой смерти Сталина (примечание 10). Участь Ольги Акимовны отозвалась на судьбе всей семьи: ее сестры, брата, племянников – моей мамы и дяди, в школьном возрасте оставшихся без родителей.

Отрывок из маминых воспоминаний (примечание 1), фотографии из семейного альбома – вот и все, что осталась у нас об Ольге-Люсе Шумаевой. И вот через 77 лет после ее исчезновения иду в то самое страшное место – на Лубянку, точнее, в приемную на Кузнецком мосту. Пишу запрос: «В Центральный архив ФСБ России, Начальнику архивных фондов… Прошу Вас предоставить мне для ознакомления архивное следственное дело моей репрессированной двоюродной бабушки…» И получаю ответ. Да, Дело найдено, и я могу с ним ознакомиться.

В назначенное время приезжаю на Кузнецкий мост и получаю в руки следственное Дело по обвинению Шумаевой Ольги Акимовны. Читаю с 10 утра до пяти вечера, не отрываясь, и, как оглушенная, выхожу из читального зала. Кузнецкий мост бурлит празднично, многоголосо, сверкают витрины, мимо идут люди, люди… И никому неведома только что открывшаяся мне история. С гибелью бабушки Ольги прервалась одна из линий нашего рода, и больше ни в ком не повторились ее прекрасные черты...

Номер Дела 11373 был первоначальный, потом он несколько раз менялся при инвентаризациях. Человека уже не было на свете, а Дело продолжало жить архивной жизнью. На 143-х аккуратно подшитых и пронумерованных страницах – полная документация по уничтожению: допросы обвиняемой и свидетелей, протоколы обысков, очной ставки, обвинительный приговор Суда Военной коллегии, справка о расстреле. Перелистывая страницы снова и снова, ищу любые детали, свидетельства о жизни человека. И как со старой фотопленки проступают очертания прошлого, так из бесстрастных документов является давно ушедшая жизнь.

2.

Ольга Шумаева родилась на Кубани, в Кропоткине, бывшей станице Кавказская, в 1889 году - еще в девятнадцатом веке, но уже накануне новой, переломной эпохи: первая мировая война, революция, гражданская война. В 1917 году Ольге 19 лет. Братья Аким и Николай (примечание 2) решили помочь младшей сестре поехать учиться в Москву: сами получили образование, надо выучить Ольгу. Она поступила в Московскую Тимирязевскую сельскохозяйственную Академию.

В Москве Ольга попадает в водоворот послереволюционной столичной жизни. Разруха, неустроенность и лозунги, лозунги… Но велико стремление к знаниям. Лекции, книги, студенческие собрания, интересные люди - все это увлекает любознательную натуру. Во время учебы в Академии она познакомилась со своим будущим мужем – Николаем Петровичем Абакшиным, социалистом-революционером (эсером). Его фамилию я узнала из Дела (в семье помнили лишь имя отчество). Николай Петрович был на восемь лет старше Ольги. Эта встреча определила ее судьбу.

О Николае Абакшине в нашей семье почти ничего не знали. И вот из следственного Дела появляется список книг, который изъяли при обыске в апреле 1937 в квартире в Кривоарбатском переулке, где Ольга проживала у брата Акима Шумаева. Книги, судя по всему, принадлежали год назад погибшему мужу Ольги: «Основные вопросы пролетарского движения» В. Чернова, «Наши направления» Н. Суханова, «Воспоминания террориста» Б. Савинкова, «Вильгельм II» Бисмарка, «Современная деревня» Феноменова, «Сборник статей» Кауфмана и его же «Крестьянская община» и «Аграрный вопрос в России», «Финансовый капитал» Р. Гильфердинга, «Азбука коммунизма» Бухарина, «Речи бунтовщика» Кропоткина, «Социальные основы кооперации» Туган-Барановского, «Основные идеи и формы организации крестьянской кооперации» Чаянова, «Записки германского кронпринца» в переводе Е. Борхсениуса. Книги говорят об убеждениях и интересах своего хозяина – левого эсера.

Ольга связала свою жизнь с эсером, когда партия социалистов-революционеров уже была повержена. Она потерпела крах в 1917 году: власть взяли большевики. 1922 год считается официальным годом гибели партии. На процессе над партией эсеров один из ее лидеров Николай Иванович Артемьев, с которым Ольга Шумаева в дальнейшем окажется вместе в ссылке, сказал: «Наш процесс воистину исторический… не только потому, что вскрывает гигантскую борьбу нашей партии, стоящей на точке зрения демократии…, социализма, но … еще и потому, что здесь впервые коммунистическая власть путем кровавой расправы желает разделаться со своими политическими противниками за их политическую борьбу. Вы своим приговором начинаете новую эру кровавых расправ».

Партии эсеров не стало, но ее бывшие сторонники не отказывались от своих убеждений. Продолжал существовать «совершенно особый социум людей, со своей субкультурой и своими порядками», «живший в совершенно особых условиях – …политизоляторов, концлагерей, ссылок и «минусов» (примечание 9).

3.

В 1924 (1923?) году Ольга Шумаева, студентка Тимирязевской Академии, Особым совещанием впервые сослана из Москвы на три года в Архангельский край. Тогда проходила масштабная «чистка» вузов по всей стране, многих студентов сослали на Север, в Сибирь. Из Архангельских лесов Ольга и привезла родным необычный подарок – коллекцию мхов. Даже в условиях ссылки она восхищалась жизнью, и хотела этим поделиться с родными, порадовать своих маленьких племянников. С любовью и со знанием дела собирала она образцы мхов на краю страны, возле студеного Белого моря.

И в это же время, в апреле 1923-го, Николай Абакшин сослан на три года в концлагерь на Соловках. Ольга и Николай молоды: ей двадцать шесть, ему тридцать два. Они оба сосланы в один и тот же суровый северный край и находятся как бы напротив друг друга: он на Соловках, она под Архангельском. Только ледяное Белое море их разделяло...

В 1927 году закончилась первая ссылка Ольги Шумаевой. У Николая Абакшина ссылка закончилась тогда же. Ольга вместе с мужем приезжает к своей сестре Клавдии повидаться. К тому времени овдовевшая Клавдия второй раз вышла замуж, и с детьми и мужем живет под Краснодаром. Моей маме Евгении было тогда лет десять, и подаренную тетей коллекцию мхов она запомнила на всю жизнь. Тогда единственный, первый и последний раз мои родственники видели мужа тети Люси Николая Петровича. Он всем понравился, и моя мама потом напишет, что он был приятным, интеллигентным, образованным человеком (примечание 1). После этой встречи сестры Ольга и Клавдия надолго разлучатся. Ольга с тех пор будет следовать за своим мужем по всем этапам ссылок.

После Соловков Абакшина переведут в Саратов, где они проживут три года. В 1930 году Николай Абакшин вновь арестован и сослан в Казахстан. Из следственного Дела известно, что в 1931 году Ольга Шумаева по доброй воле приехала в Алма-Ату в ссылку к Николаю Абакшину. Ей в ту пору 33 года. Три года с 1931 по 1933-й прожили они в Казахстане. Здесь у Ольги родилась дочь и умерла в младенчестве: не выжила в условиях ссылки…

Ольгу Шумаеву за всю ее жизнь ссылали всего два раза: в Архангельск в 1924 году и потом уже вместе с мужем в Ирбит и Свердловск - с 1933 по 1935 годы. Но с 1924 по 1933 год, то есть в течение девяти лет, Ольга добровольно следует за Николаем Петровичем. А могла бы избежать тяжкой участи жены ссыльного эсера: скрыться, отсидеться в стороне... Тем более, Ольга Акимовна носила девичью фамилию.

Но Ольга Акимовна не расстанется с Николаем Петровичем до самого конца, то есть до его гибели. Теперь я знаю, что моя двоюродная бабушка умела глубоко и преданно любить, была самоотверженной, честной в своих убеждениях.

4.

В июне 1936 года в Челябинском политизоляторе «умер от болезни», как сообщили Ольге, Николай Петрович Абакшин. Выданная ей одежда была в крови, и она поняла, что его били до смерти. Оставшись одна, вдовой левого эсера, Ольга оказалась беззащитной и неприкаянной… Поделиться горем она едет к родственникам: к брату Акиму в Москву и к сестре Клавдии в подмосковный совхоз Яковское. В Москве Ольга Шумаева оказалась на виду – удобной добычей и подходящей жертвой для осведомителей и провокаторов.

В сентябре 1936 году НКВД возглавил Ежов. Надвигался «Большой террор». 1 февраля 1937 года Ежов пишет Сталину: «Спецсообщение Н.И. Ежова И.В. Сталину о ликвидации эсеровского подполья». Это длинное послание с перечислением фамилий будущих жертв и протоколами допросов людей в виде приложений, завершается словами «Прошу санкций». Санкции были даны.

Прошло время, и стали известны личности из среды эсеров, которые сотрудничали с органами госбезопасности. Леонид Петрович Драверт, проживавший в 1937 году в Уфе, оговорил более ста человек, своих друзей и соратников, заявив по заказу следствия о существовании мифического эсеровского «Всесоюзного центра» и подготовке покушений на правительство. Также известно о сотрудничестве с органами Бориса Борисовича Юрковского, личного помощника сосланного в Архангельск руководителя правых эсеров Бориса Давидовича Камкова. В книге-мартирологе «Расстрельные списки», изданной обществом «Мемориал» в 2005 году, фамилии Л.П. Драверта и Б.Б. Юрковского. стоят в одном списке с фамилиями людей, которых они оговаривали на следствии.

Но у Ольги Шумаевой и мысли не могло быть, что друг ее покойного мужа по алма-атинской ссылке Борис Борисович Юрковский – предатель и провокатор. На свою беду она пишет ему письмо в Архангельск и сообщает о смерти Николая Петровича. Из этого письма Юрковский, по его признанию на следствии, узнал ее обратный адрес: Кривоарбатский переулок, дом 13, квартира 1. Тут же он прибыл в Москву и явился на квартиру к Ольге.

Вскоре он приведет сюда людей, за встречу с которыми уже можно было осудить – например, известного эсера-максималиста Григория Нестроева (примечание 3). Юрковский этих людей приводил, он же сообщит об этом следствию.

Хозяина квартиры в Кривоарбатском переулке Акима Шумаева арестуют в 1937 году и сошлют в Магаданский край, хотя никакого отношения к эсерам он не имел. Трудно себе представить человека более мирного. Сотрудники учреждения по заготовке зерна, где он работал бухгалтером, ходатайствовали за него перед органами НКВД, представив ему отличную характеристику. Защищая «врага народа», они подвергали себя большому риску. Но Акима Акимовича на работе любили и ценили.

В дальнейшем квартиру в Кривоарбатском у его семьи отобрали.

5.

Начинается Дело по обвинению Ольги Шумаевой с продиктованных следствием показаний некоего Семена Соломоновича Виталина (примечание 7) от 10 апреля 1937 года: «В феврале мес. 1936 г. … по поручению СПИРИДОНОВОЙ (примечание 4) и ДРАВЕРТА я поехал [из Уфы, О.Н.] в Москву с задачей организовать в Москве нелегальный эсеровский комитет. … Перед отъездом из Уфы … я с ДРАВЕРТОМ имел длительную беседу. ДРАВЕРТ мне заявил, что московский комитет […] должен являться боевой террористической организацией союзного центра, основной задачей которого будет подготовка террористических актов против членов Политбюро…» С. С. Виталин поименно сообщает список людей, которых он завербовал как «террористов».

В этом списке имени Ольги Шумаевой нет. Но затем в ее следственном Деле следуют показания Драверта, данные ровно через месяц после массового ареста 8 февраля уфимских политссыльных. За этот месяц в стране произошли важные политические события: состоялся февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б), давший начало «Большому террору». Главные враги советского государства были названы в докладе И. В. Сталина “О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников”.

И вот 8 марта Леонид Драверт дает следствию «нужные» показания про организацию в Москве «террористической группы», будто бы готовившей «террористический акт» против Сталина и Ворошилова. При этом Драверт «показывает» на Ольгу Шумаеву, обрекая ее на страшную участь. В ее Деле подшиты показания Драверта, в которых подчеркнуто толстым синим карандашом: «В августе месяце 1936 года в Москву по личному делу выезжала участница нашей организации ДАВЫДОВА, которой я дал явку к члену областного комитета в Москве БУЧЕНКОВОЙ, а ГРОШЕВ от имени СПИРИДОНОВОЙ поручил ей членам областного комитета в Москве передать директиву Всесоюзного центра о необходимости в ближайшее время в Москве организовать террористическую группу и приступить к осуществлению террористических актов над Сталиным и Ворошиловым и что террористические акты должны быть осуществлены в марте 1937 года. Разработка конкретного плана террористических актов, избрание средств для их осуществления, предоставлялась на усмотрение областного комитета. Давыдова это поручение выполнила через участника нашей организации, проживавшей в Москве – ШУМАЕВУ Люсю. Центральный террористический акт должен был служить сигналом для всех боевых групп нашей организации и они должны были немедленно приступить к совершению террористических актов над местными партийно-советскими руководителями. …

Вопрос: Откуда вам известно, что ДАВЫДОВА выполнила поручение Всесоюзного центра? Ответ: ДАВЫДОВА очень скоро из Москвы вернулась и сообщила, что она директиву центра передала участнику организации ШУМАЕВОЙ и что последняя передаст ее или БУЧЕНКОВОЙ, или ШАПИРО» (примечание 7).

Ольга проживала у брата в центре Москвы. Давняя знакомая по Устюжской ссылке Полина Давыдова, приехавшая из Уфы, просит ее передать депешу. Конечно, Ольга готова помочь. Так она становится участницей якобы готовившегося в Москве «террористического акта» против правительства.

Полгода спустя Ольга Шумаева гостит у сестры в совхозе Яковское. И, как пишет моя мама, вместо того, чтобы пересидеть там с «выправленным» новым паспортом, который ей оформили по недосмотру вместо потерянного (примечание 1), Ольга Акимовна в канун 1937-го Нового года отправилась «к «своим», в самое пекло репрессий». Не случайно она поехала туда, где были сосредоточены левые эсеры и готовился их массовый арест. На поездку в Уфу ее спровоцировал Юрковский, поручив ей отвезти и передать письмо Марии Спиридоновой (примечание 4). Одно только встретиться с этой женщиной, известной еще со времен царской России революционеркой-террористкой, означало навлечь на себя беду.

В показаниях от 16 апреля Борис Борисович Юрковский цинично говорит следствию, что он «имел целью Шумаеву использовать» для связи Камкова и Спиридоновой: «…а именно она должна была отвезти в Уфу СПИРИДОНОВОЙ последнюю директиву заграничной делегации эсеров, которую вручил мне КАМКОВ для переотправки СПИРИДОНОВОЙ».

И вот моя двоюродная бабушка Ольга Шумаева везет письмо от руководителя правых эсеров Бориса Камкова лидеру левых эсеров Марии Спиридоновой. Она выполняла это роковое поручение с ответственностью, как делала все. В эсеровских кругах знали, что на верную, отзывчивую Люсю Шумаеву можно положиться. Знали это и провокаторы… И только сама Ольга не подозревала, что это – ее последнее поручение.

Содержания письма она не знала. Из протокола очной ставки Шумаевой и Юрковского: «Вопрос Ю.: Ознакомили ли вы ШУМАЕВУ с содержанием запечатанного письма, переданного ей для вручения СПИРИДОНОВОЙ? Ответ: С текстом письма я ее не ознакомлял… Вопрос Ю.: А вы лично были знакомы с содержанием этого письма КАМКОВА? Ответ: Да, я знал, что КАМКОВ писал в этом письме СПИРИДОНОВОЙ о директиве заграничной эсеровской делегации об ускорении выполнения намеченных террористических актов против СТАЛИНА».

Но этого следствию было мало. Какая же террористическая группа без оружия! Хотя и с опозданием, следственное Дело примет еще более ошеломляющий оборот. В протоколе допроса Б.Б. Юрковского от 16 апреля появляются новые «нужные» показания: «Я прошу следствие простить меня, что я его обманывал и вводил в заблуждение. Я упорно укрывал сведения о наличии оружия, которым располагала наша организация, не решаясь разоблачить свою деятельность до конца. Московская террористическая организация от левой эсерки – члена свердловской нелегальной организации ШУМАЕВОЙ получила привезенную ею в конце мая 1936 года из Свердловска партию бомб /они имеют форму больших апельсин с продольными рубчиками/, из коих три снаряженных, 2 без капсюлей, а 10 одних пустых оболочек.

Вопрос: Где и от кого ШУМАЕВА в Свердловске получила эти бомбы? Ответ: От кого она получила это оружие мне неизвестно, но знаю, что это оружие она доставила по поручению руководителя боевой работы в Москве НЕСТРОЕВА /старый теоретик и лидер максималистов / …У НЕСТРОЕВА, после того как он прибыл в Москву в начале 1936 года и решением ЦК эсеров был назначен руководителем всей террористической подготовки по Москве, остались естественно связи со Свердловском, которые он и использовал, посылая Шумаеву за оружием.

Вопрос: Известно ли вам как распорядился НЕСТРОЕВ с полученными через ШУМАЕВУ бомбами? Ответ: НЕСТРОЕВ бомбы отдал члену Московской террористической организации ШАПИРО, который хранил их в тайнике, находящемся в его квартире, но так как бомбы были без капсюлей и не снаряженные, то для приведения их в полную боевую готовность ШАПИРО отвез их на станцию Щекино, что под Тулой, к Каплуну Григорию, работающему на угольных копях не то техником, не то нормировщиком.

Вопрос: Кто такой КАПЛУН Григорий? Ответ: КАПЛУН Григорий бывший сионист, отбывал ссылку в Ташкенте в 1930 году, сочувствующий левым эсерам, хороший знакомый децистки Лузиной (бывшей моей жены)… ЛУЗИНА лично из Москвы съездила на ст. Щекино, повидала КАПЛУНА и получила его согласие на организацию небольшой лаборатории для снаряжения и испытания бомб».

Даже не требуется опровергать эту невероятную историю: продиктованные следствием сочинения были на грани фантастики. Но красноречива сама последовательность показаний. 8 марта Леонид Драверт сообщает, что Люся Шумаева в Москве помогла Полине Давыдовой передать «директиву Всесоюзного центра». В изобилующих нужными показаниями протоколах допросов Бориса Юрковского от 13-14 и 15 апреля ни слова об оружии не было. И вот 16 апреля, после извинений Юрковского перед следствием, как по команде, возникает складная история о том, что Ольга Шумаева якобы привезла из Свердловска десяток бомб «величиной с апельсин». Кстати, максималист Нестроев ничего не говорит об этом, но для фабрикации дела следствию и так достаточно показаний.

«Так в кого же я должна была метать бомбу – в Сталина, Молотова или Ворошилова?» - с сарказмом спрашивала следователя одна из руководителей эсеров Ирина Каховская (примечание 6)… Версия об оружии была нужна, чтобы обвинить бывших эсеров в террористических намерениях. Обвинение в «центральном теракте» развязывало руки для «Большого террора». А расстрел Ольги Шумаевой понадобился для подтверждения этой версии.

6.

1 января 1937 года Ольга Шумаева прибывает в Уфу и останавливается на квартире у Лидии Арбузовой, которую знает по прежним ссылкам. Вскоре после приезда она идет на квартиру к Марии Спиридоновой, вместе с которой живут также знаменитые еще в царской России революционерки Александра Измайлович (примечание 5) и Ирина Каховская (примечание 6). За этой квартирой день и ночь ведется неустанная слежка… 8 февраля в Уфе, в квартире на улице Пушкина, Ольга Акимовна Шумаева была арестована.

В ту ночь были арестованы все политические ссыльные города Уфы, и сама Мария Спиридонова. В своих воспоминаниях Ирина Каховская пишет, что «…из допросов, из уст без конца сменявшихся следователей» она узнала фамилии арестованных. Среди перечисленных ею имен – Антонов-Грошев Алексей, его жена Арбузова Лидия, Шумаева Люся, Лузин Святослав, Давыдова Полина, Драверт Леонид и многие другие. «Кроме левых эсеров в ту же ночь забрали всех ссыльных, правых эсеров, меньшевиков, анархистов, стоистов и проч. Началось следствие ошеломляющее, неслыханное и неправдоподобное, которое будет длиться одиннадцать месяцев».

В Деле Ольги Шумаевой содержится протокол ее допроса в Уфе, сразу после ареста: «Показания обвиняемого (слово «свидетеля» зачеркнуто) Шумаевой О.А. 11 февраля 1937 г. Вопрос: Скажите гр-ка Шумаева, ваши связи и знакомства в г. Уфе, в чем каковые выражаются? Ответ: Связи с кем-либо в г. Уфе я не имею, имею лишь только знакомства, как например, – с 1927 года с гр-кой Арбузовой Лидией Ивановной и ее мужем Антоновым Алексеем Михайловичем с 1929 года. Познакомилась с Арбузовой Л.И. в г. Саратове после отбывания ссылки через одну б/студентку по совместной учебе в Академии … С мужем Арбузовой – Антоновым Алексеем Михайловичем я познакомилась через моего мужа там же в г. Саратове. В первый же день моего приезда в г. Уфу, я сразу поселилась на квартиру у Арбузовой Л.И., как старой знакомой. Еще в г. Уфе имеется знакомая Давыдова Полина Васильевна, которую я знаю по Устюжской ссылке, где мы вместе отбывали ссылку, с Давыдовой П.В. в г. Уфе я встретилась только один раз на улице, где Давыдова обещалась зайти ко мне, но не (неразборчиво, О.Н.). Последний мне знакомый человек в г. Уфе – Лузин Святослав Александрович, … знаю его как ссыльного, проезжавшего через г. Алма-Ата в 1933 году, где я проживала. В городе Уфе я с ним встретилась на улице, где велся разговор о жилой комнате, после чего я Лузину сказала, что я иду в их края в поисках комнаты и с ним вместе пошла и зашли к нему на квартиру. Вопрос: Скажите гражданка Шумаева, – в предварительной беседе с Вами, Вы назвали фамилию и имя Спиридоновой Марии Александровны, как Вам известна личность Спиридоновой? Ответ: Личности Спиридоновой Марии Александровны я и сейчас не знаю, если встречусь может быть и не узнаю, т.к. видела Спиридонову мельком один раз у нее же на квартире в январе месяце 1937 года. В эту квартиру я шла спросить проживающих [вместе со Спиридоновой и др.] ссыльных стариков, не знают ли они о наличии где-либо свободной комнаты. Из числа проживающих в этой квартире были: – Спиридонова Мария Александровна, Каховская Ирина Константиновна, Измайлович Ал-ндра Адольфовна. […] Адрес Спиридоновой Марии Александровны мне дала гражданка Арбузова Лидия Ивановна, с таким расчетом чтобы по адресу Спиридоновой я письма писала для нее т.е. Арбузовой, т.к. постоянного адреса Арбузова не имела. При посещении квартиры вышеупомянутых стариков, мне пришлось немного подождать, т.к. Спиридонова М.А. отдыхала, Каховской И.К. дома не было, Измайлович А.А. в это время откуда-то пришла и встретилась со мной, я ее расспрашивала о комнате. Во время переговоров с Измайлович, – в это время мимо нас проходила Спиридонова М.А., увидела меня и спросила, когда я приехала и как себя чувствую, – после этих вопросов извинилась и сказала, что торопится и ушла. С Каховской И.К. я встретилась в это же время, которая пришла откуда-то (неразборчиво — О.Н.), задала мне те же вопросы, что Спиридонова, и на этом разговор закончился и я ушла. В конце января м-ца я еще раз посещала квартиру Спиридоновой и других живущих в ней, – но их никого не видела, не было дома. Приходила спросить насчет работы и больше их не видела».

Вскоре из Уфы Ольгу Шумаеву переправили на Лубянку: она будет проходить по делу «Москва-центр». Здесь ее держали полгода. На допросах Ольга Шумаева не выдала своих товарищей. Показания Юрковского на очной ставке отрицала. Из ее обвинительного заключения: «Виновной себя не признала, но полностью изобличается показаниями обвиняемых по этому делу: НЕСТРОЕВА-ЦЫПИНА, ДРАВЕРТА, КОЗЛОВА, ЮРКОВСКОГО и очной ставкой с последним. Вследствие изложенного, ШУМАЕВА О.А. подлежит преданию суду Военной Коллегии Верховного суда Союза ССР с применением закона 1XII-34 г.». Закон об «упрощенном судопроизводстве» был утвержден в день убийства Кирова в 1934 году: «…следствие по делам о террористических организациях и терактах должно было вестись в ускоренном порядке (до десяти дней), судебное слушание – производиться без участия сторон и без вызова свидетелей. …Не допускались кассационное обжалование приговоров и подача ходатайств о помиловании, а смертные приговоры должны были приводиться в исполнение незамедлительно», пишет историк Ярослав Леонтьев (примечание 7).

Суд над Ольгой Акимовной Шумаевой 13 июля длился с 22 часов 18 минут до 22 часов 38 минут – всего 20 минут. Ольгу Акимовну Шумаеву обвинили в преступлениях по статьям 58-8 и 58-II УК РСФСР. Из Протокола закрытого судебного заседания: «Подсудимая виновной себя не признала и на вопросы Председателя отвечает: В эсеровском подполье она не состояла». На бланке под пышным заголовком «Именем Советских Социалистических Республик, Военная Коллегия Верховного Суда ССР», написано: как «участница контрреволюционной эсеровской террористической организации, ставившей своей целью свержение советской власти путем совершения террористических актов над руководителями ВКП (б) и Сов. Правительства», Ольга Акимовна Шумаева приговорена к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией всего лично ей принадлежащего имущества. Приговор подписан председателем Суда Военной Коллегии Ульрихом, которого в народе прозвали «кровавым упырем».

Ольгу Шумаеву расстреляли 13 июля 1937 года, сразу после суда, на самом исходе дня. Ей было 39 лет.

Из книги-мартиролога общества «Мемориал» известно, что расстрелянных в тот день закопали на кладбище Донского монастыря, возле Донского крематория. Точного места теперь не знает никто. Но в условном месте создана братская могила. На черной кладбищенской плите написано: « Общая могила №1 Захоронение невостребованных прахов. 1937-1942 год включ». Тут же обществом «Мемориал» установлен камень: «Здесь захоронены останки невинно замученных и расстрелянных. Вечная им память». На Донском кладбище покоятся от пяти до семи тысяч (точно неизвестно) расстрелянных в период репрессий. Прах их и не мог быть востребован, так как до 1990-х годов прошлого века не только место их захоронения, но даже сам факт казни хранился в строжайшей тайне. …

Через три месяца, в ноябре 1937 года, в Уфе и в Москве расстреляли друзей и знакомых Ольги Шумаевой: Лидию Арбузову, ее мужа Алексея Антонова-Грошева, Полину Давыдову, Святослава Лузина, Николая Артемьева… И многих других. Почти всех.

Историк Ярослав Леонтьев пишет: «При том, что подавляющая часть уфимских ссыльных была расстреляна, четверо главных руководителей (Спиридонова, Каховская, Измайлович, Майоров [муж Спиридоновой]) получили тюремные приговоры» (примечание 6). Историк К.Н. Морозов пишет: «… Решение сохранить жизни некоторым руководителям под корень уничтоженных партий вряд ли могло быть принято кем-то, кроме Сталина» (примечание 7). Мария Спиридонова и Александра Измайлович были перевезены в Орловскую тюрьму и расстреляны в 1941 году в Медведевском лесу при наступлении немцев. Ирину Каховскую сослали в Краслаг.

7.

Что же еще осталось свидетельством времени в следственном Деле Ольги Шумаевой? К Делу подшит пожелтевший лист с протоколом обыска во время ее ареста 8 февраля 1937 года: «Я нач. 2 отдела сержант Гос. Без. Левченко на основании ордера от 8 февраля 1937 г. УНКВД БАССР за № 1365 провел обыск у гр-ки Шумаевой Ольги Акимовны проживающей в г. Уфе по ул. Пушкинской дом №77 кв. 3. Согласно полученных указаний задержана гр-нка Шумаева Ольга Акимовна. Изъято для представления в 4-й отдел УНКВД следующее:

1. Паспорт №741348 на имя Шумаевой О.А. Выдан Каширским Р/О УНКВД МО.

2. Профбилет №945757

3. Чл. Билет №179 (неразборчиво… что за билет. — О.Н.).

4. Словарь на немецком языке – издания 1874 года.

5. Книги на немецком языке – 2 книги.

6. Пассажир. расписание поездов ж.д. с приложением карты ж.д. СССР.

7. 3-я стран. газеты Известия (речь Вышинского) №6188 (неразборчиво О.Н.) п/номер 6188.

8. Газета «Правда» от 24.01.-37г. № 23/6989.

9. Черновые рукописи – Агроправление (Агроправлин? – окончание слова неразборчиво О.Н.) и фактический материал по обоснованию сырьевой базы. 90 листов [возможно, это была дипломная работа, О.Н.].

10. Общая тетрадь с черновыми рукописями – 1.

11. Писем в конвертах – 2.

12. Конверт письма с адресом – 1.

13. Открыток почтовых – 2. 14. Записная книжка.

15. Отдельные листки с разными записями – 4.

16. Расписки №№2138/1 и 2335/1 на перевод денег 100 р.

17. Фотокарточек – 7 шт.

18. Билет на проезд в трамвае (20 коп) – 1»

Вот и все, что у нее было: фотографии любимых людей, конверты для будущих писем, билет на проезд в трамвае, оставшийся неиспользованным... Среди изъятого - газета «Известия» от 30 января 1937 года. В ней речь Вышинского, в которой он громил троцкистов, обвиняя в создании «подпольного Всесоюзного центра» и подготовке «террористического акта» - против Ежова. Расправа с эсерами была следующей.

Из личных вещей Ольги Шумаевой до наших дней не сохранилось ничего: ни писем, ни фотографий, ни рукописи в 90 страниц, ни немецкого словарика - все это пропало, исчезло и растворилось во времени… Остался лишь след воспоминаний. Благодаря рассказам моей мамы, которые я запомнила с детства, не оборвалась ниточка памяти о нашей родственнице. И почти восемьдесят лет спустя из поднятых архивов открылась история любви, преданности и трагической гибели Ольги Шумаевой.

Со старых фотографий на меня смотрят мои любимые бабушки и дедушки: у каждого из них были свой талант, большая любовь, жажда знаний. Страшной оказалась судьба у расстрелянных Ольги и Николая, переломанной - у сосланных Клавдии и Акима… Какой прекрасной могла быть их жизнь в иное, мирное время, как много могли они дать людям и родной земле, которую любили. Недаром Ольга Шумаева до последнего возила с собой рукопись в 90 страниц о сырьевой базе - наверное, дипломную работу агронома.

Ольга Шумаева посмертно реабилитирована. В Деле в «Заключении» написано: «Шумаева Ольга Акимовна подпадает под действие ст. 1 Указа Президента СССР от 13 августа 1990 г. «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 1920-1950-х годов». Это история семьи. Но это и скорбная история нашей страны, отразившаяся, как в капле воды, в судьбе Ольги-Люси Шумаевой.

Ольга Нефедова

Май-июль 2014 года

В приведенных в тексте протоколах из следственного дела написание и пунктуация соответствуют оригиналу.

Примечание 1. Из воспоминания Евгении Сулакшиной-Нефедовой (из семейного архива О.В. Нефедовой): «…Беда не приходит одна. Так гласит народная мудрость. Так было и в нашей семье. Еще в прошлом [1936] году после очередной ссылки в Москву прибыла Ольга Акимовна Шумаева, младшая сестра мамы [Клавдии Акимовны Шумаевой]. …

Ольга Акимовна еще во время учебы в Тимирязевской сельскохозяйственной Академии познакомилась с левым эсером Николаем Петровичем и стала его женой. Николай Петрович был очень приятный, интеллигентный и образованный человек. Но жизнь свою после революции за политические убеждения он проводил в бесконечных ссылках и тюрьмах. Эту жизнь разделяла с ним и Ольга Акимовна.

Где-то в очередной ссылке под Алма-Атой у них родилась дочь. Тетя Люся [так Ольгу Акимовну звали в семье] заболела грудницей, и молоко пропало, а молока опальным врагам народа никто не продавал, и девочка умерла от голода.

Пока Николай Петрович отбывал срок в тюрьме, тетя Люся жила в Москве и носила ему передачи. Но неожиданно ей сообщили, что ее муж умер от болезни, и отдали его одежду. Одежда была в крови, и тетя Люся поняла, что его били до смерти.

Она была в безутешном горе, а здоровье ее, и до этого подорванное, совсем ухудшилось, и начался процесс в легких. Отец с мамой взяли тетю Люсю к себе на жительство [в совхоз Яковское под Каширой], чтобы как-то ее подкормить, подлечить и подбодрить. Чтобы ей было не так тоскливо, папа оформил ее агрономом, а в отделении милиции станции Ожерелье ей выправили по недосмотру чистый паспорт без ограничений.

Сидеть бы тете Люсе тихонечко в Яковском, радуясь удаче, или в какой другой тихой заводи. Так нет же! Ей понадобилось ехать в Свердловск к «своим» [по материалам архивов – в Уфу], в самое пекло репрессий. Она уехала и сгинула, а мама через какой-то срок поехала в Москву разыскивать ее через Красный крест, как рекомендовала тетя Люся. Известий о ней не было. Она вообще не нашлась никогда.

А по весне перед выпускными экзаменами нам вдруг перестали присылать [в город, где мама и ее брат Степан учились] продукты, деньги и вести из совхоза. Нам нечего было есть, и Степа поехал на велосипеде в Яковское. Поехал и не вернулся, а в нашу квартиру ночью пришли с обыском…»

1 Примечание 2. Шумаев Николай Акимович, был мобилизован в ряды Белой армии, в нашей семье считался пропавшим без вести во время Гражданской войны. С появлением Интернета удалось по поисковой строке узнать его судьбу: расстрелян 22 ноября 1920 года в Симферополе в возрасте 24 лет. Тогда же в Крыму был расстрелян и сын известного русского писателя Ивана Шмелева, писавшего об этом: «Свидетельствую: я видел и испытал все ужасы, выжив в Крыму с ноября 1920 по февраль 1922 года. Если бы случайное чудо и властная международная комиссия могла получить право произвести следствие на местах, она собрала бы такой материал, который с избытком поглотил бы все преступления и все ужасы избиений, когда-либо бывших на земле». О трагических событиях в Крыму рассказано в книге Л.М. Абраменко «Последняя обитель. Крым, 1920-1921 годы». Автор пишет о «крымском деле» как о «вершине жестокости и произвола чекистов». «Обнаруженные архивные данные позволяют назвать имена многих тысяч погибших людей, в основном военнопленных. В нарушение Гаагской Конвенции «О законах и обычаях сухопутной войны» в Симферополе по разным делам было расстреляно по постановлениям: чрезвычайной тройки особого отдела ВЧК при РВС Южного фронта от 22 ноября 1920 г. — 27, 117, 154 и 857 человек по одному делу, т. е. целый полк пленных сразу…». В числе расстрелянных в тот день - под номером 828 Николай Акимович Шумаев.

Источники: Л.М. Абраменко «Последняя обитель. Крым, 1920-1921 годы». Опубликована на сайте Крымовед http://www.krimoved-library.ru/books/poslednyaya-obitel-krim-1920-1921-godi1.html Шмелев И.С. Душа Родины: Сб. ст. от 1924—1950 гг. Париж, 1967. Статья «Защитнику русского офицера Конради – г-ну Оберу, как материал для дела», 1927 г.

Примечание 3. Нестроев Григорий Абрамович, настоящие имя и фамилия Гирш Цыпин (1877 — ?), член Союза эсеров-максималистов (с 1906), его теоретик. Автор программной брошюры «Максимализм и большевизм» (1919). С 1924 в тюрьмах и ссылках. Источник: Интернет, Википедия.

Примечание 4. Спиридонова Мария Александровна (1884 – 1941)— российская террористка, одна из руководителей партии левых эсеров. 16 января 1906 года на вокзале Борисоглебска смертельно ранила советника тамбовского губернатора, отличившегося в подавлении революционных выступлений во время Революции 1905 года. Приговорена к смертной казни через повешение, которую заменили бессрочной каторгой. Источник: Интернет, Википедия.

Примечание 5. Измайлович Александра Адольфовна (1878 — 1941) — российская террористка, член партии социалистов-революционеров. По происхождению дворянка, родилась в семье офицера. В 1901 году вступила в партию социалистов-революционеров. Участвовала в Революции 1905—1907 годов. Источник: Интернет, Википедия.

Примечание 6. Каховская Ирина Константиновна (1887-1960) – российская революционерка, внучатая племянница декабриста Петра Каховского, представительница партии эсеров. «Воспоминания Ирины Константиновны Каховской» написаны в пятидесятые годы прошлого века. Источник: Интернет, Википедия.

Примечание 7. Леонтьев Я.В., статья «Механизм фабрикации следственных дел». «Вопросы истории». 2008. № 6. Из статьи: «Драверта продолжали допрашивать, но на допросе […] он, по необъяснимым пока причинам, неожиданно заявил: “Признаю, что я до сего времени провоцировал следствие”, и утверждал, что “в этих показаниях я оклеветал Бученкову, Шапиро, Виталина и Андреева”. Подтекст этого допроса заключался в том, что перечисленные лица являлись секретными сотрудниками органов госбезопасности» Из статьи: «…таинственным выглядит сохранение жизни Шапиро и его жене Бученковой, значившимся в расстрельном списке “Москва-центр”, подлежавших суду Военной коллегиипо 1-й категории, от 10 июля 1937 года…. Фамилии Шапиро и Бученковой вычеркнуты не были, однако и среди расстрелянных их не оказалось. Выяснить их дальнейшую судьбу пока не удалось».

Примечание 8. Морозов К.Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние. 1922-1926.М. 2005.

Примечение 9. Источник – Интернет: сайт http://socialist.memo.ru

Примечание 10. Аким и Клавдия Шумаевы после смерти Сталина были освобождены из ссылки и реабилитированы в связи с «отсутствием состава преступления».