88 лет назад было принято постановление ЦИК и СНК СССР «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством». Начало массовой "коллективизации", по сути своей являвшейся умышленным раскрестьяниванием всего сельского населения СССР.
Сталинская коллективизация, механизм и последствия которой до сих пор не получили должного историко-правового осмысления, стала своеобразным завершением революционного процесса 1917 г. Выдающийся русский мыслитель и правовед И.А. Ильин, размышляя о характере национальной катастрофы, постигшей Россию в ХХ столетии, справедливо заметил: «Русский человек, начавший революцию в качестве инстинктивно-индивидуализированного бунтовщика, заканчивает её в качестве инстинктивно и духовно-коллективизированного раба. Большевизм был только соблазном; настоящим замыслом был коммунизм. Надо было взбунтовать русского гражданина, чтобы превратить его в крепостного крестьянина».
Источник: ГА РФ. Ф. Р-9414. Oп.1. Д. 1944. Л. 17-25.
Ильин совершенно справедливо указал на главные отличительные признаки экономической системы советского государства, окончательно сформировавшиеся именно в период сталинской коллективизации: «С самого своего водворения в России коммунистическая власть взялась за отучение русского крестьянина (и русского человека вообще) от личной предприимчивости и частной собственности <…> Произошло невиданное в истории: государственная власть стала насаждать нищету, гасить хозяйственную инициативу народа, воспрещать личную самодеятельность, отнимать у народа веру в честный труд и искоренять в нем волю к самовложению в природу и культуру».
Однако бессмысленные и невиданные, с точки зрения мыслителя, действия власти, на самом деле, имели глубокий смысл и внутреннюю логику. Причины и характер беспрецедентной в истории ХХ века трагедии 1932–1933 гг., которую чаще всего называют «голодомором», невозможно понять без должной оценки социально-политических процессов, происходивших в Советском Союзе накануне и во время коллективизации. В 1918–1926 гг. в стране сформировался новый господствующий класс, удерживавший политическую власть и обеспечивавший свое привилегированное положение при помощи диктатуры одной партии и репрессий. Этот класс бюрократии Коммунистической партии (к 1930–1932 – примерно 150 тыс. человек), в который входили руководители (секретари) партийных организаций, работники центрального аппарата и органов управления ВКП(б), а также руководители карательных органов государственной безопасности. В результате продовольственных кризисов 1927–1928 гг. стало очевидно, что сосуществование свободного предпринимателя, в первую очередь производителя продовольствия, и номенклатуры ВКП(б) – невозможно. Свободный предприниматель всегда бы представлял угрозу для столичных большевиков своей способностью определять положение дел на продовольственном рынке, оказывая решающее влияние на снабжение городов. И.Сталину, в отличие от Н.Бухарина, в 1928 г. стало понятно: «советская власть» повисла на волоске, ее надо спасать решительно и немедленно. После 1928 г. дальнейшее удержание власти номенклатурой и ее физическое самосохранение были возможны только при условии создания такой системы производства, в основу которой был бы положен принудительный труд бесправного советского населения. Сохранение любых иных форм экономических взаимоотношений неизбежно бы укрепляло позиции и влияние в стране свободных предпринимателей. В конце концов, предприниматель бы вытеснил коммунистов из экономической и политической жизни. Номенклатура была бы отстранена от власти – с неизбежной персональной ответственностью за социалистический эксперимент и совершенные после 1917 г. преступления, с непредсказуемыми для многих активных членов Коммунистической партии последствиями.
Крестьянин, будучи материально независимым от большевиков, в силу своего своеобразного отношения к жизни не мог стать послушным «винтиком» интернационально-социалистического общества с планово-распределительной экономикой. Не стал бы он безропотно и даром трудиться в интересах сталинской номенклатуры. Следовательно, крестьянин – свободный производитель товарного хлеба и сельскохозяйственной продукции – подлежал либо превращению в прикрепленного к земле и госпредприятию батрака, либо уничтожению.При этом национальность крестьянина не играла никакой роли. Объектом репрессий во время коллективизации должна была стать не национальная, а социальная группа, независимо от географических или региональных границ. Главная причина коллективизации, в первую очередь, заключалась в стремлении высшей номенклатуры ВКП(б) во главе со Сталиным ликвидировать потенциальную опасность со стороны свободного крестьянина-производителя и создать систему государственной эксплуатации трудоспособного населения – фактически, государственного рабства – ради сохранения своего господствующего положения в России, завоеванной большевиками в годы Гражданской войны.
В СССР к 1929 г. проживали примерно 154 млн. человек, из которых не менее 130 млн. составляли крестьяне. К 1932 г. большевики загнали в коллективные хозяйства, ставшие государственными предприятиями по принудительной обработке земли и производству сельскохозяйственной продукции, 61,5 % крестьянских дворов, а к 1937 г. – 93 %. 5 января 1930 г. ЦК ВКП(б) вынес постановление, согласно которому коллективизации подлежало «огромное большинство крестьянских хозяйств». 15 января решением Политбюро была образована спецкомиссия во главе с секретарем ЦК В.Молотовым, в которую вошли около тридцати представителей номенклатуры ВКП(б), советских учреждений и центрального аппарата ОГПУ. Комиссия Молотова разработала конкретные предложения по «ликвидации кулачества», сводившиеся к следующему:
1) Отмена действия закона об аренде и применении наемного труда – тем самым у «кулаков» ликвидировалась экономическая основа их хозяйства. Они больше не могли пользоваться собственным земельным наделом («аренда») и нанимать односельчан для его обработки («наемный труд»);
2) Насильственное изъятие собственности: орудий производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельхозпродукции (мельниц и пр.), продовольственных, фуражных и семенных запасов;
3) Все «кулацкое население» разбивалось на три категории. Отнесенные ОГПУ и местным совпартактивом к I категории(«контрреволюционный актив») – этапировались в концлагеря или подлежали расстрелу; отнесённые ко II категории – депортировались в отдаленные местности СССР; отнесенные к III категории – выселялись за пределы колхоза, проводившего раскулачивание.
30 января 1930 г. предложения комиссии Молотова были оформлены секретным постановлением Политбюро ЦК ВКП(б), ставшего одним из самых важных документов по подготовке и проведению коллективизации. По 1-й категории планировалось этапировать в концлагеря или расстрелять 60 тыс. человек, по 2-й категории планировалось депортировать на север СССР, в Сибирь, на Урал, в Казахстан 245 тыс. человек. При депортации несчастным оставлялись лишь «самые необходимые предметы домашнего обихода, элементарные средства производства» (топор, лопата), «минимум продовольствия». Деньги подлежали конфискации, на каждую семью разрешалось оставить не более 500 р. (т.е. в среднем менее 100 р. на человека, меньше месячной зарплаты). Отобранная у крестьян собственность поступала в фонды колхозов, часть конфискованного получало государство в качестве «возмещения долгов от кулачества». Дома «кулаков» превращались в избы-читальни, помещения сельсоветов, деревенские клубы. На колхозы возлагалась ответственность за засев «кулацкого» земельного надела и сдачу государству соответствующего количества сельхозпродукции. Конфискации подлежали и все вклады «кулаков» в сберкассах. Политбюро приняло решения о закрытии сельских церквей и молитвенных домов, об увеличении штатов ОГПУ и войск ОГПУ, о запрете «кулакам» свободно переселяться из района проживания и распродавать свое имущество, о выделении спецэшелонов для этапирования спецпереселенцев к местам депортации. Вышеперечисленные мероприятия коснулись первоначально зерновых районов, а затем территории всей страны.
В надежде добыть пропитание крестьяне устремились в города. Но 22 января 1933 г. было издано подписанное И.Сталиным и В.Молотовым распоряжение, которое предписывало местным властям и в, частности, ОГПУ запретить «всеми возможными средствами массовое передвижение крестьянства Украины и Северного Кавказа в города. После ареста „контрреволюционных элементов“ других беглецов надлежит вернуть на прежнее жительство». В этом распоряжении ситуация объяснялась следующим образом: «Центральный комитет и Правительство имеют доказательства, что массовый исход крестьян организован врагами Советской власти, контрреволюционерами и польскими агентами с целью антиколхозной пропаганды, в частности, и против советской власти вообще». Во всех областях, пораженных голодом, продажа железнодорожных билетов была немедленно прекращена; были поставлены специальные кордоны ОГПУ, чтобы помешать крестьянам покинуть свои места. В начале марта 1933 г. в донесении ОГПУ уточнялось, что только за один месяц были задержаны 219 460 человек в ходе операций, предназначенных ограничить массовое бегство крестьян в города. 186 588 человек были возвращены на места проживания, многие арестованы и осуждены.
Докладная записка ОГПУ о высланных кулаках 2-й категории от 9 февраля 1931 года
"....За неделю была создана служба по поимке брошенных детей. По мере того, как крестьяне прибывали в город, не имея возможности выжить в деревне, здесь собирались дети, которых приводили сюда и оставляли родители, сами вынужденные возвратиться умирать у себя дома. Родители надеялись, что в городе кто-то займется их отпрысками. <…> Городские власти мобилизовали дворников в белых фартуках, которые патрулировали город и приводили в милицейские участки брошенных детей. <…> В полночь их увозили на грузовиках к товарному вокзалу на Северском Донце. Там собрали также и других детей, найденных на вокзалах, в поездах, в кочующих крестьянских семьях, сюда же привозили и пожилых крестьян, блуждающих днем по городу. Здесь находился медицинский персонал, который проводил «сортировку». Тех, кто ещё не опух от голода и мог выжить, отправляли в бараки на Голодной Горе или в амбары, где на соломе умирали ещё 8 000 душ, в основном дети. Слабых отправляли в товарных поездах за город и оставляли в пятидесяти-шестидесяти километрах от города, чтобы они умирали вдали от людей. <…> По прибытии в эти места из вагонов выгружали всех покойников в заранее выкопанные большие рвы."
Общее число прямых жертв голода 1932–1933 гг. может быть оценено в 6,5–7 млн. человек (в том числе до 4 млн.- в Украинской ССР). Эта оценка практически совпадает с оценкой убыли населения СССР за 1933 г., если мы учтем умерших от голода летом – осенью 1932 г.
В 1933 г. в частном разговоре Н. И. Бухарин вынужденно признал: «Даже 1919 год несравним с тем, что случилось между 1930 и 1932 годами. В 1919 году мы сражались за нашу жизнь. Мы казнили людей, но в это время мы рисковали и своими жизнями. В последующие периоды, однако, мы проводили массовое уничтожение абсолютно беззащитных людей вместе с их женами и детьми».
Прямые жертвы большевистской власти в результате коллективизации и как результата голода (1930–1933 гг.) примерно распределяются следующим образом:
I. Погибшие в результате подавления антиколхозных восстаний 1930–1932 и внесудебных репрессий во время коллективизации не менее 100 тыс.
II. Погибшие в результате искусственного голода 1932–1933 гг., организованного Политбюро ЦК ВКП(б) во второй половине 1932 и зимой 1933 с целью ослабления сопротивления коллективизации на Дону, Кубани, в Украине, в Казахстане, Поволжье и Западной Сибири 6,5 млн.
III. Погибшие в 1930–1940 спецпереселенцы (умершие в результате нецивилизованных условий быта и труда, созданных властью в местах спецпоселений и погибшие в побегах) 1,8–2,1 млн.
IV. Расстрелянные ОГПУ–НКВД по обвинениям в «контрреволюционных преступлениях» в 1930–1933 гг. - 35.734 чел.
ИТОГО (округленно) 8 млн. 450 тыс. человек
Встречаются и более высокие оценки. Например, известный русский экономист и деятель вологодского кооперативного движения С.С. Маслов в эмиграции демографические последствия коллективизации оценивал так. В 1929 г. в СССР существовали 25,8 млн. крестьянских дворов, а в 1935 г. – 20,9 млн. Убыль составила 4,9 млн. дворов с населением 24 млн. человек. В 1929–1935 гг. городское население увеличилось за счет миграции из деревни на 12 млн. «Куда девались еще 12 млн. человек?» – вопрошал Маслов. Речь идет о гуманитарной катастрофе вполне сравнимой с Холокостом, но имеющей социальную, а не национальную окраску. Именно поэтому, в свою очередь, власть в Российской Федерации решительно не заинтересована в объективных оценках коллективизации и голода в годы первой пятилетки, равно как и в увековечивании памяти миллионов погибших крестьян. Подобные действия сделали бы вновь актуальным вопрос о юридической и морально-нравственной оценке политических мероприятий Коммунистической партии. Признание сталинской государственной политики в 1929–1933 гг. актом стратоцида – массовым уничтожением собственного населения по социальному признаку – вступило бы в резкое противоречие с ложной исторической памятью, укорененной в российском общественном сознании, и с попытками выстроить современную российскую государственность на признании ценности и позитивного характера советского периода.