«Твой Тамбов» - «Жертвы режима: чтобы не повторилось».
Донос, арест, этап и лагерь
С начала 90-х годов в Тамбове действует местное общество репрессированных граждан. 96-летний тамбовчанин Бронислав Антонович Лойко – его бессменный председатель. В руках он держит списки членов организации. Многие фамилии перечёркнуты ручкой – жертв репрессивной политики прошлого века с каждым годом становится всё меньше. Сейчас же в нашем городе проживают 385 реабилитированных жителей.
Самого Лойко арестовали 6 июля 1941 года, в первые дни войны. Бронислав Антонович родом из Белоруссии. Там он учился на курсах русского языка и литературы, потом были институт и работа учителем. В 1939 году, поступив в Житомирское военно-пехотное училище, он женился на девушке Гале.
«В училище я проучился полтора года. И вот одного курсанта мы нашим товарищеским судом судили за хулиганские поступки. Мы решили написать родителям и в колхоз письма о его поведении. Это дело поручили мне, как замполиту. Вот этот-то самый курсант и написал на меня ложный донос и оказался моим могильщиком», - говорит Бронислав Антонович. Воспоминания даются ему нелегко – голос дрожит, на глазах слёзы.
В день ареста Бронислав Антонович купался в реке. Стояли последние дни относительно спокойной жизни – все ждали отправки на фронт. Чекисты запихнули Лойко в машину, где за перегородкой уже сидел его товарищ, курсант по фамилии Кондратенко, также арестованный. Состояние шока – за что, почему? Лишь спустя четыре дня вызвали на допрос. Там-то Лойко и узнал, что его обвинили в ведении среди курсантов систематической агитации по восхвалению германо-гитлеровской армии и выказывании пораженческих настроений.
«Потом они ещё приписали, что будто бы я говорил на утренней проверке, что в Красной армии не было и не будет порядка. С ума я сошёл что ли такое говорить? Но ведь им ничего не докажешь. А в приговоре вообще значилось, что я «клеветал на Красную армию и на проводимые мероприятия по укреплению воинской дисциплины». Одно обвинение у меня и сейчас в голове не укладывается – вооружённое восстание, статья 58-2», - недоумевает Бронислав Антонович.
Приговор выносил трибунал – «военная тройка». Бронислав Лойко получил 10 лет лагерей без права переписки с последующим поражением в правах сроком на пять лет. Его товарища Степана Кондратенко расстреляли.
Сначала Лойко оказался в Москве, откуда его долгий и вынужденный путь лежал на восток. Везли в вагоне для скотины. Спали прямо на полу, мёрзли. Всю многодневную дорогу, а состав двигался медленно, то и дело останавливаясь, их почти не кормили. Дали как-то ящик селёдки на всех, каждый получил по небольшому кусочку.
«Остальную селёдку забрали блатные. Целый ящик. Меня это задело крепко, и я ночью незаметно выбросил всё его содержимое в дырку в полу. Людям поесть не дали, так пусть и им не достанется. Вообще всем руководили блатные. Они были наглые, сплочённые, не то, что мы, подавленные и убитые горем. Политические терпели от них частые побои и унижения, уголовники посылки у них отнимали. А охране ни до чего не было дела. Меня, правда, это не коснулось – я в форме был, а военных тогда они не трогали», - объясняет Лойко.
Только в вагоне он узнал, что поезд движется в Находку. Это место было своеобразным перевалочным пунктом, откуда дорога прямиком на Колыму. Одно это слово тогда вселяло ужас. Из этого проклятого места, о котором позже мир узнал из рассказов Варлама Шаламова, живым возвращался не каждый. Но бывшему курсанту Лойко повезло. Женщина-врач, проводившая медосмотр, признала в нём своего земляка. Сжалившись над доходягой, который после тюрем и пересылок весил 54 кило, она отправила его на две недели в сангородок. Так что корабль уплыл, а Бронислав Антонович остался. Потом с Колымы доставили партию инвалидов, с которыми Лойко и повезли в неизвестном ему направлении. Так он очутился в Тынде, столице пресловутого БАМа. Здесь его ожидали холод и голод, лай овчарок и мат конвойных, невыносимые работы и воспаление лёгких.
«Первые два года нас держали, как свиней»
«Рубили лес. Были очень сильные морозы, приходилось обвязывать лицо портянкой. Я вызывался на кухню дрова носить, мне за эту баланду давали покушать. Кормить должны были нас по норме, но мы норму не видели, недоедали. Один, помню, в бараке умер от заворота кишок. А вот блатным давали по две порции. Первые два года нас как свиней держали, только потом кровати появились. Я не знаю, как так можно к людям относиться! Нары, нечем накрыться, в одежде спали, вповалку. Везде вши, вокруг тараканы бегают. Я был на разных работах, в разных местах. Притом старался как-то облегчить свою жизнь и мне это часто удавалось. Даже был пять месяцев бригадиром, сам тогда не работал», - моего собеседника одолевает тяжёлый кашель – следствие лагерной жизни.
Бронислав Антонович вспоминает товарищей по несчастью. Среди осуждённых было немало представителей интеллигенции – бывших профессоров, учителей, журналистов. Правда, общались меж собой тихо, с осторожностью, воздух кишел доносами, всюду мерещились сексоты-наушники.
«Сидел с нами один еврей – корреспондент центральной газеты. Он готовил статью про земельную реформу, написал о том, что Екатерина давала землю крестьянам и что лучшие наделы доставались помещикам. Ему дали десять лет за то, что он посмел сравнить советскую эпоху со временем правления императрицы», - утверждает Лойко.
Очутившись в Тынде, он сразу пришёл к выводу, что выжить можно лишь приобретя лагерную специальность. Работал Лойко не только на лесоповале, трудился он и пекарем, и поваром, а потом, выучившись бухгалтерскому делу, стал лагерным счетоводом. Приходилось на этой ответственной должности покрывать уголовных – иначе было нельзя. После он даже был какое-то время главным бухгалтером лагеря.
Несправедливый приговор разрушил семейное счастье Галины и Бронислава. Жена, ничего не знавшая о судьбе мужа, ушла добровольцем на фронт, безуспешно искала его в местах дислокации училища и воинских частей. Знакомые, бывшие в курсе обстоятельств пропажи Бронислава Антоновича, не решались рассказать об аресте. Позже, уже после войны, сам Лойко пытался разыскать супругу. Правда, письма писал от другого лица, боялся ей навредить.
Но они так и не нашли своего адресата. Жена, прождав много лет, и решив, что Бронислава уже нет в живых, вышла замуж за другого. Женился и он. Со своей второй супругой, Александрой, Лойко познакомился ещё в заключении. Как-то отвозил бухгалтерские отчёты в областной центр, где подружился с дочкой охранника, с которой потом они и поженились. Лишь спустя 10 лет после разлуки Бронислав Антонович и его первая жена Галина случайно встретились в Минске. Но былого уже не вернёшь.
Отсидев от звонка до звонка, со второй женой он отправился в Беларусь. «Сколько я пережил трудностей, если бы вы знали. Квартиры нет, денег нет, на работу нигде не принимают, книжки трудовой нет. Я из лагеря, да ещё и политический», - сетует Лойко.
Оказавшись на воле, Бронислав Антонович стал добиваться реабилитации, писал ходатайства во всевозможные инстанции. В 1957 году с него сняли судимость, а в 1989 году полностью реабилитировали. Чтобы успешно работать и подниматься по карьерной лестнице, ему многие годы пришлось скрывать свой лагерный стаж. Его дочь Светлана узнала о том, что отец сидел при Сталине лишь в «перестройку», когда говорить об этом можно было во всеуслышание.
«Сталин – это узурпатор власти, злодей, самый гадкий человек на свете. Столько лет прошло, а мне в голову лезут мысли - за что я сидел? Мне очень обидно. Почему я не смог оправдаться? Почему суд вынес такой приговор? Но ничего на суде у меня не спрашивали, никто меня и не слушал. Им лишь бы обвинить», - говорит Бронислав Антонович.
Дальнейшая жизнь бывшего узника «Архипелага ГУЛАГ» сложилась вполне успешно. До 82 лет он работал главным бухгалтером, сейчас его окружают дети и внуки. Наверное, благодаря интеллектуальной работе Лойко и по сей день удивляет собеседников отменной памятью и здравостью суждений. Но горькая обида на режим, отобравший у него десять лет жизни и разрушивший его первую семью, останется навсегда.