Краснов Иван Иванович

Мой отец, Краснов Иван Иванович, на счастье, остался жив после того, как он в 12.10.1938 г. был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Персии (58ая ст., пп. 10 и 11), содержался в заключении на Литейном пр., и в тюрьме № 1 – в Крестах. Его однодельцы – Г.Я. Мейер и А.И. Дзенес-Литовскийь (см. «Репрессированные геологи», 1999, стр. 173). При допросе на вопрос следователя, не является ли он родственником генерала Краснова, в подтверждение отсутствия такового родства, сослался на сохранившиеся могильные плиты его деда Евдокима Абрамовича, служившего егерем, затем домоуправляющим у графа Шувалова, и бабушки Марии Петровны. Мраморные могильные плиты находятся на маленьком фамильном кладбище графов Шуваловых близ церкви св. Софии в Вартимягах, в 8ми км к северу от пос. Юкки. И.И. Краснов поддерживал дух сокамерников своими лекциями о строении Земли, истории ее развития. Об этом папа сам рассказал одному нашему взрослому родственнику. Освобожден 8.06.1939 по справке в связи с прекращением дела за недоказанностью обвинения, восстановлен на работе без перерыва стажа с 13.10.1938 г. Таким образом, отец фактически не был настоящим репрессированным и в лагерь не успел быть сослан, поскольку вместо Ежова в это время был назначен Берия. Все эти замены обычно сопровождались какими-то пересмотрами дел и даже освобождением из тюрем некоторых «сидельцев». Так что можно сказать, что папе крупно повезло, что он не погиб в жерновах этой страшной мельницы перемалывания людских судеб и жизней.

8 июня 1939 года Иван вернулся и, как потом рассказывала мама, сказал: «Спасибо родителям, что я унаследовал способность спать даже в самых тяжелых условиях, это помогло мне выжить». Отец никогда не рассказывал нам, детям, об этих страшных временах, вероятно, понимая, что нам опасно знать такую информацию, поскольку времена-то оставались еще достаточно страшными, а мы были несмышлеными. Только после начала перестройки и нескольких телепередач с воспоминаниями очевидцев всего этого ужаса нашей истории, папа стал что-то понемногу вспоминать и рассказывать. Помню, как мы с ним шли по Миллионной улице, и встретили, как потом оказалось, того самого Генриха Яковлевича Мейера, из-за которого, фактически, и родилось это нелепейшее обвинение в шпионаже в пользу Персии. Дело в том, что Мейер упросил моего отца взять своего пасынка, студента холодильного института в экспедицию, а тот был сыном жены Мейера от первого брака, персидской подданной. Я долго не могла понять смысл этого обвинения, и какое-то прозрение наступило только после лекции А.Ю. Даниэля в отделении Мемориала Санкт-Петербурга. Все было очень просто: была разнарядка на страны, окружавшие Советский Союз, в частности, с юга – тоже. Вот и подвернулась тут персидская подданная жена Мейера, которая, кстати, лихо послала следователей подальше, все время говорила, что они не имеют права ее арестовывать, поскольку она – персидская подданная, т.е. иностранка. Ну и ее в конечном итоге отпустили, а загремели ее муж и мой отец. Папа даже не подозревал, что пасынок Мейера Авдей Чепрастов имел иностранный (персидский) паспорт, и взял его в экспедицию в Большеземельскую тундру на работу коллектором. В Печорском крае документов от Авдея ни разу не потребовалось предъявлять, поскольку отец, будучи начальником, спокойно пользовался своим паспортом при получении необходимого для проведения работ продовольствия. Сразу же после возвращения из экспедиции отец был арестован, а Авдей пропал из его поля зрения. Не могу понять, почему, но после этой лекции А.Ю. Даниэля мне стало спокойнее на душе: вся бессмысленность обвинения стала абсолютно очевидна, и было ясно, что план-то им, этим чекистам, выполнять надо было всенепременно, а то самим будет несдобровать!

Меня все время волновал главный вопрос: что способствовало выживанию людей в этих страшных и нечеловеческих условиях? Пример моего отца четко свидетельствовал о том, что черты характера играли очень важную роль, и в первую очередь, сохранение оптимизма, вера в то, что все может окончиться хорошо, сохранение какой-то активности, поддержка других людей, оказавшихся рядом, их взаимовыручка. Сидели они по 17 человек в камере, рассчитанной только на 6-7 персон, потому спать приходилось на полу по очереди, а одному заключенному приходилось коротать всю ночь на параше. По сигналу одного из заключенных все переворачивались на другой бок, иначе это сделать было невозможно.

Позднее, уже после кончины отца, когда показывали документальный фильм-интервью с Г.С. Жженовым, и его водили по питерскому Большому дому как по музею, то я весь этот ужас тюрьмы себе представляла уже хорошо, хотя рассказов отца было совсем немного.

Еще хочется рассказать о папином освобождении. Накануне этого события в 1939 г. сначала к маме в нашу квартиру пришел папин сокамерник кореец Ким, к тому времени уже отпущенный из тюрьмы, и принес метку от белья с вышитым вензелем, послужившего знаком доверия к нему. Он рассказал, что папа жив, и что по всей видимости он тоже скоро будет на свободе. В это же время папину сотрудницу по институту Серафиму Васильевну Яковлеву, вызвали в Большой Дом, как всегда без объяснения. Она собрала котомку с вещами первой необходимости, сухарями, думая, что ее посадят. Следователь же в Большом Доме начал ее спрашивать про И.И. Краснова, что он за человек и т.д. Она сказала, что он один из самых замечательных людей, с которыми она была знакома. После этого ее отпустили, а Ивана Ивановича вскоре освободили из заключения, сказав, чтобы он благодарил своих хороших друзей и знакомых. Потом Иван Иванович выяснил все детали этой встречи в НКВД у Серафимы Васильевны, а мама всю свою жизнь оставалась ей благодарна за добрые слова в адрес моего отца. Папа же после какой-то телепередачи, типа интервью с А.В. Антоновым-Овсеенко или Н.П. Бехтеревой, утром рассказал о своем страшном сне: будто он увидел своего следователя, который подошел к нему сзади, со стороны спины и начал его душить, сжимая руками горло. На счастье, такие воспоминания посещали отца достаточно редко. Он до конца своих дней (а ушел из жизни он в 97-летнем возрасте) сохранял интерес к жизни, ко всяким новым открытиям, к разным событиям в жизни страны, к искусству и литературе. Его любили очень многие знакомые и, конечно же родственники. В институте ВСЕГЕИ, где отец проработал более 60 лет, во Всероссийской геологической библиотеке устраиваются книжные выставки, посвященные его юбилеям (например, http://www.rosnedra.gov.ru/article/8400.html), а также его имя помещено на памятной доске в вестибюле здания института.