От родных
В моём детском дворе, прямо под заводским забором, с год как валялся снятый ночью с главной площади города памятник Сталину. В шинели, в полный рост. Он был распилен сварщиками на пять больших частей. Внутри он был пустой. В руке Сталина мы прятали найденные за городом гранаты, патроны, винтовочные стволы и один вроде неплохой, но нестреляющий парабеллум – линия фронта проходила аккурат через нынешние огороды. Также в Сталине прятали махорку и наши самопалы. Интересно, что головы у Сталина не было. Её, может, для отчета отправили в Москву или ещё куда. Через пару лет Сталин совсем зарос травой и кустарником. Это было нам, пацанам, на руку; появилось уютное место для времяпровождения и всевозможных разговоров - когда надоест бегать в лапту или стучать чижа; это были, так сказать, нормальные, открытые и законные игры. Ненормальными - в понимании взрослых, в нашем мире считались такие замечательные и азартные игры как «сара» - бросание с линии свинцовым кругляшом по стопке мелких монет, или ещё карты – «бура», «сека» и прочие закидоны, которые сопровождались курением махорки, ссыпанной в газетный листок. Обязательно! Я как-то непонятно ушёл от этих затяжек, но в «дурака» и теперь иной раз притнципиально выигрываю, вспоминая те годы. С девчонками – их было две, мы жеманно играли в слова. Или в города. Это были самые красивые девочки в мире, между прочим!
Отец мой равнодушно относился к лежащим частям, а вот его брат, дядя Саша, вечно нас гонял с поваленной статуи: «Идите-ка, вон, книжку лучше почитайте, лыкосы! Нашли место для баловства!» Один из нас, Вовка Назарко, даже получил пендаля за то, что мочился на обломки.
Дядя Саша попал под хрущёвское сокращение армии и в чине капитана болтался теперь без дела. Потом устроился дежурным сантехником на водоканал.
Телевизора тогда ещё не было. Зато в футбол побегать подключались и девчонки, и взрослые; инвалид войны, танкист Паша, лет сорока, без обеих - по плечи, рук, бегал лучше нас всех, проводя фантастические мячи в ворота (два камня), а мы ему завидовали.
Вот так!
Части Сталина увезли зимой, на здоровенных санях, запряженных гусеничным трактором. Опять-таки ночью - и со всеми нашими сокровищами! Отец свалил охапку дров к плите и сказал: «Ну, теперь, вроде, всё!» Дядя Саша махнул рукой: «Молчи! Плюнь да разотри! Ещё хуже будет»... Куда увезли монумент - неизвестно.
Через две недели Паша, сказали, вроде как упал головой на буржуйку, и умер. Но мы-то знали, что застрелился: зубами закрепил к железной стойке кровати карабин, а пальцем ноги нажал курок.
* * *
Только через много-много лет я узнал о том, что мой отец, его брат и сестричка попали в страшную беду, будучи малолетками: дед, Михаил Ильич (сегодня – день рождения), не избежал сталинских жерновов и был расстрелян в январе 1938 года. Его жена, Мария Александровна, дочь и два сына прошли блокаду Ленинграда и жуткую войну. Время стёрло в их памяти ночь 8 декабря 1937 года, комнату в бараке на ул. Культуры, в которой они жили впятером, нквдистов, описывающих «имущество – шкаф -1, тумбочки - 2, табуретки – 2, костюм выходной - 1, платья – 3, стол обеденный -1, кровать – 2 , занавески - 2, постельное бельё, детская одежда – 5 предметов»; арест, зима и отобрали жильё, и денег нет, и голод, и сестрёнка 12 лет у братьев на руках. Дворяне, блин! Члены семьи врага народа – вот их настоящее звание. ЧСВН - и сталинский титул на будущее, плюс путёвка в штрафбат.
Ничего, выжили!
Простите меня! Я ничего не знал об этом до 29 августа 1990 года; в этот день письмо из КГБ на мой запрос пришло. Отец умер за месяц до этой даты. Так ничего и не рассказал.
Может, оттого что я не сильно расспрашивал?
Мои родные малыши –
Сашуня, Лёшенька и Лидия!
Вас с осени не видел я
И это - рана для души.
Уж скоро Новый год, метель,
И Дед Мороз подарки свяжет,
А Сталин мне «Спасибо» скажет
За замечательных детей.
Эти стихи написаны моей бабушкой- в подарок детворе якобы от их отца. Абаринова Мария Александровна осталась после ареста мужа с тремя детьми на руках. В ночь под Новый год 31.12.1937 года деду объявили приговор, а 8 января 1938 года расстреляли. Могилу его на Левашовском кладбище в Петербурге я не нашел; да и не я один такой…
