Пичугин Сергей Сергеевич

Я родилась через 4 года после его возвращения из Краслага. Он был доктором философии и журналистом, но после лагеря потерял способность писать в журналы - подсознательно, рефлекторно боялся, что снова посадят. Поэтому с моим рождением он ушел на пенсию и занялся почти исключительно мною. Я узнала, что он отмотал 15 лет, когда мне исполнилось 16, значит, в 1975-м. Когда он рассказал, я засмеялась и сказала: "Ах вот почему ты мне все время "Мурку" и "Алеша ша" вместо колыбельных пел!" А так и было. Мы "проходили" с ним Платона и Канта, и Гегеля, но пел он "Мурку". Лет в 17 я подружилась с хорошими людьми- диссидентами, прятала в ящиках перепечатанных на машинке Бродского, Шаламова. У меня, как у Галича, "Эрика" брала 4 копии", только не "Эрика", а "Континенталь" у нас был. Отец меня как-то застал за перепечаткой, сильно ругался, порвал и копии, и, самое ужасное, оригиналы. Он никогда в жизни так на меня не орал, я гораздо позже поняла, что это был страх. Страх за меня, за то, что меня тоже посадят, я не поступлю в институт и вообще жизни у меня не будет. Страх этот так и не ушел из России, мешает думать, понимать и поступать по-своему.