Воспоминания соловецких узников [Том 1 : / отв. ред.: иерей В. Умнягин ; худож.: С. Губин ; дизайн: М. Скрипкин]. – Соловки : Спасо-Преображенский Соловецкий ставропиг. мужской монастырь, 2013. – 774 с.: илл. – 2000 экз. – ISBN 978-5-91942-022-4. Агентство CIP Архангельской ОНБ
Первый том фундаментального проекта Информационно-издательского отдела Соловецкого монастыря. Издание посвящено памяти заключенных Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН). В том вошли мемуары узников, находившихся в заключении в период с 1923 по 1927 гг., а также справочные материалы по истории лагеря, его материковых и островных отделений. Издание ориентировано на самый широкий круг читателей и специалистов, интересующихся отечественной историей.
СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ
История Соловков в минувшем веке с предельной ясностью свидетельствует о том, каких страшных масштабов может достигать зло, прорывающееся в мир через людей, сердца которых отпали от Бога. И та же история доносит до нас неопровержимый факт: зло бессильно перед твердым стоянием в правде. Мужество тех, кто перед лицом мучителей и самой смерти сумел сохранить внутреннюю свободу и человеческое достоинство, выводит исторический опыт Соловков далеко за рамки национальной истории России, вписывает драгоценную страницу в летопись человеческого духа.
Наряду с добропобедными мучениками первохристианской эпохи мы почитаем новомучеников и исповедников Российских – по историческим меркам наших современников и родственников. Их подвиг дает нам силы. Он освещает евангельским светом нашу жизнь, ясно раскрывая ее подлинный смысл. Зло нередко прячется в красивые одежды, тем самым стремясь быть неузнанным. Чтобы понять его гибельную суть, его надо увидеть обнаженным и безобразным. Именно таким оно предстает в воспоминаниях людей, прошедших «красные Соловки» и другие большевистские лагеря и тюрьмы. Авторы этих воспоминаний – люди разные по возрасту, жизненному опыту, образованию, национальности, религиозности. И пишут они о своем времени по-разному. Но в их воспоминаниях открывается целостная картина добра и зла, подвига и предательства, жизни и смерти.
Книга, которую читатель держит в руках, – непростое чтение. Оно требует от ума, сердца и души большого напряжения и отклика в личном покаянии, изменения убеждений, чувств, поступков. Надеемся, что погружение в историю поможет современнику лучше понять свое время и обрести в нем спасительные евангельские пути.
Архимандрит Порфирий, наместник Спасо-Преображенского Соловецкого ставропигиального мужского монастыря
ОТ РЕДАКЦИИ
Соловецкая история насыщена событиями, она накладывает отпечаток на судьбы отдельных людей и прослеживается в глобальных общественных процессах. Известны целые эпохи, когда история страны не просто находила свое отражение на островах этого северного архипелага, но буквально зарождалась здесь, о чем свидетельствует один из лозунгов лагерной поры: «Сначала на Соловках – потом в России».
Будучи не только политическим, но и духовным средоточием Отечества, Соловки испокон веков отражали и явления Горнего мира, были прообразом Царствия Небесного на земле святых, идущих по пути добровольного уподобления Христу.
Достойно внимания то, что сонм преподобных угодников завершает имя Феодора Санаксарского. Жертва оговора, он почти 10 лет провел в монастырской тюрьме, став примером для тысяч заключенных ХХ в., которые, следуя по его стопам, прославляли Бога в подвиге мученичества и исповедничества.
Рай в глазах многих современников превратился в ад: «на месте, где пятьсот лет чувствовалось дыхание Всевышнего, теперь лилась кровь невинных,
и дьявол, ликуя, плясал свою пляску смерти... Слово “Соловки” из символа светильника веры и подвижничества стало “Самым Страшным Словом
России” – С.С.С.Р.», – писал об этой, сравнительно недавней, эпохе заключенный СЛОНа Борис Солоневич.
До сих пор остается загадкой: сколько человек прошло через соловецкое заключение, сколько людей осталось лежать в этой каменистой и болотистой земле? Но не менее важным представляется вопрос и о том, что происходило в умах и душах заключенных, что они теряли, а что приобретали, следуя своим скорбным путем? Ведь не «только страшной, зияющей ямой, полной крови и растерзанных тел…», по словам Бориса Ширяева, были Соловки в один из наиболее трагических периодов русской истории, но и местом, где «стоны родили звоны, страдание – подвиг, а временное сменилось Вечным…»
***
Изданием настоящей книги Соловецкий монастырь открывает серию «Воспоминания соловецких узников 1923–1939 гг.». В рамках этого долгосрочного проекта, нацеленного на поиск новых и углубленное изучение уже известных источников, планируется опубликовать все доступные мемуары, посвященные описанию соловецкой каторги ХХ в.
Актуальность подобного издания очевидна. Сам по себе опыт лишения свободы – одна из вечных тем, раскрытию которой посвящено немало произведений мировой культуры. И это вполне закономерно, учитывая то, что во все времена в местах лишения свободы общественные отношения не просто отражались, но, обостряясь, просматривались как бы через увеличительное стекло, давая возможность по-новому взглянуть на проявления человеческой природы в условиях, где люди в борьбе за выживание показывают свое истинное лицо. Не нуждается в особом обосновании и изучение советской тюремно-лагерной системы, где, вероятно, «в наибольшей степени выявляются механизмы тоталитарного режима, модельные для нашей истории последних десятилетий». Сказанное о ГУЛАГе в целом относится и к Соловкам, которые были прообразом «всего последующего террора и произвола» и представляют безусловный интерес при изучении новейшей истории России. Другим важным аспектом издания соловецких воспоминаний является обращение к нашей памяти. Воспоминания не дают «забывать о тех чудовищных преступлениях, которые совершались по отношению к русскому народу и к людям других национальностей». Публикация этих свидетельств внушает надежду на то, что «описание фактов из социалистического опыта будет назидательно для потомства».
Можно возразить, что мемуары каторжан полны фактологических неточностей, и тем самым оспорить историческую ценность их свидетельств. Ниже, в тематических статьях и комментариях к тексту, еще будет сказано об ошибках, встречающихся на страницах воспоминаний. Однако уже сейчас необходимо указать, что, расходясь в деталях, бывшие узники поразительно точны в общих оценках, касающихся положения дел в Советской России, в ее тюрьмах и в лагерях. И эти, возникающие на фоне частных противоречий выводы, принадлежащие очень разным и в большинстве случаев незнакомым между собой людям, приобретают исключительную достоверность.
***
Книга представляет собой антологию отдельных произведений, а также фрагментов рукописей и публикаций, среди которых наряду с хорошо известными воспоминаниями о Соловках 1920–1930-х гг. встречаются и ранее не издававшиеся в России мемуары. При их отборе и подготовке к печати учитывалось соотношение общего объема и той части, которая непосредственно посвящена описанию Соловецкого лагеря. В этой связи некоторые мемуары публикуются полностью, другие – частично. Случаи, когда содержание фрагментов выходит за рамки «соловецкого периода» жизни того или иного автора, объясняются желанием придать тексту некоторую литературную законченность, необходимостью сделать более понятными описанные в нем факты либо стремлением максимально полно раскрыть личность того или иного писателя. Последнее вообще является одной из важнейших задач издания. Не случайно все произведения предваряют вступительные статьи, повествующие об авторах и особенностях их литературного наследия. Стремясь к тому, чтобы перед читателем не только прошли судьбы отдельных людей, но и предстала общая картина генезиса Соловецкой каторги, составители сборника учитывали момент прибытия и продолжительность пребывания узников в лагере.
В результате в первый том вошли мемуары заключенных, чье пребывание на Соловках не выходит за пределы 1927 г. В этих источниках описывается быт политических заключенных, покинувших острова архипелага летом 1925 г., рассказывается о возникновении и расцвете театра, общества краеведения и лагерной периодики, повествуется о переходе к использованию труда осужденных в экономических целях, что впоследствии стало краеугольным камнем всей системы ГУЛАГа.
Стоит отметить, что часть мемуаров принадлежит людям, которые никогда не были на Большом Соловецком острове (например, узники Кемперпункта) или в стенах монастыря. Это, например, политические заключенные, один из которых – социал-демократ Борис Сапир – пишет о том, что «на Соловках мы находились в изоляции и не видели, что происходило за пределами нашего скита». Этим, т. е. изначальным отсутствием полноценной информации о некоторых аспектах лагерной жизни или порядках, царящих в других отделениях, а также отсутствием справочных материалов в момент работы над воспоминаниями, объясняются встречающиеся в них ошибки и противоречия.
В публикуемых текстах зачастую можно найти явные опечатки (это «епитрахиль митрополита Филарета (Колычева)» у Б. Ширяева вместо «Филиппа (Колычева)»), фактические ошибки, связанные с событиями общероссийской истории (у того же Б. Ширяева уже низложенный патриарх Никон посылает стрелецкое войско на осаду Соловков) или с историей Соловецкого монастыря (у А. Шауфельбергера и Б. Седерхольма насельники дореволюционной обители представлены большим числом, чем это было на самом деле).
Особенно часто на страницах мемуаров встречаются неточности в написании личных имен и географических названий. Наряду со случаями неправильного написания одной или нескольких букв (Курчинский вместо Курчевский), можно наблюдать и полное, до неузнаваемости искажение той или иной фамилии. Например, у Б. Ширяева уже упомянутый конструктор Л. В. Курчевский значится как Стрижевский. Немало аналогичных примеров можно привести и в случае с топонимами: Муксалма – Муксульма, Кондостров – Конт, Рымбак – Рембот.
Путаница встречается и при изложении статистических данных. Выше уже приводился пример с неправильным числом насельников дореволюционной обители, то же относится и к количеству заключенных в лагере или погибших на Соловках людей. Наиболее примечательным здесь является случай с описанием числа политических заключенных, которые стали жертвами расстрела 19 декабря 1923 г. в Савватьевском скиту. Так, у Мечислава Леонардовича, вместо шести погибших упоминается: «10 убитых и 16 раненых».
Страдают погрешностями и данные о структуре и организации лагеря. Типичная ошибка, встречающаяся практически во всех воспоминаниях данного периода, – размещение заключенных в Спасо-Преображенском соборе Соловецкого монастыря, тогда как они располагались в находящемся по соседству Свято-Троицком соборе обители.
Отдельно можно упомянуть об ошибках, проистекающих от незнания особенностей русской жизни, в частности жизни Русской Церкви, что особенно характерно для иностранцев («Московская епископия» вместо «епархии» у А. Клингера, или «Епископ Серафим Колпинский» вместо «Епископ Колпинский Серафим» у Б. Седерхольма и пр.)
Как уже было сказано, настоящее издание ориентировано и на популяризацию, и на дальнейшее изучение соловецкой истории. Отсюда содержание книги рассчитано как на самый широкий круг читателей, интересующихся скорее общей фабулой произведений, так и на самых взыскательных специалистов, для которых даже явные ошибки могут стать бесценным источником информации. С учетом возможных запросов потенциальной аудитории было принято решение, во-первых, насколько возможно, стремиться к сохранению аутентичности текстов; во-вторых, не перегружать сборник тяжеловесными подстраничными комментариями и давать их лишь в случаях крайней необходимости; в-третьих, снабдить издание справочным аппаратом, который поможет заинтересованному читателю разобраться в нюансах жизни и быта заключенных, в упомянутых выше ошибках и неточностях повествования.
К справочным материалам относятся: статьи, повествующие о разных периодах в истории Соловецкого монастыря и лагеря, справочники и указатели, где даются правильные написания топонимов и личных имен, а также приводятся соответствующие справки.
***
В завершение вступительной статьи члены редакционной коллегии хотят выразить благодарность всем участникам проекта и упомянуть еще одну стоящую
перед ним задачу по объединению специалистов и всех неравнодушных людей, которым дорога история России и ее величайшей святыни – Соловецкого
монастыря.
CОЛОВЕЦКИЙ МОНАСТЫРЬ В XV – НАЧАЛЕ XX В
История Соловецкого монастыря берет свое начало в то время, которое принято называть золотым веком русской святости. Эпоха, когда Русь стала подниматься на борьбу с ордынским игом, явилась отправной точкой объединения раздробленной страны вокруг Москвы; тысячи и тысячи мудрых искателей Царствия Божия потянулись в дикие леса, призываемые монашеским подвигом. Вокруг лесных отшельников постепенно собирались ученики, пустынные места осенялись небольшими храмами, а уклад жизни в новых обителях чаще всего строился на основе строгого общежитийного устава, к тому времени уже почти забытого на Руси. В монастырях-общежитиях устанавливалось полное равенство между насельниками, они вместе молились в храме, имели общий стол, разумно делили между собой хозяйственные заботы. Главное же заключалось в том, что в таких монастырях, если духовно они были выстроены без изъяна, царствовал дух братской любви – начаток настоящей любви к Богу.
Ни раньше, ни потом ничего подобного в истории Русской Церкви не было. У основ этого монашеского движения, знаменующего собой пробуждение доселе скрытых духовных сил народа, стояла величественная фигура преподобного Сергия Радонежского. Новые монастыри становились центрами духовной, а затем культурной и хозяйственной жизни целых регионов, играя важную роль в освоении обширных и прежде почти безлюдных окраин страны.
Первым монахом на Соловках стал сподвижник ученика преподобного Сергия – преподобный Савватий. Желая увенчать свою долгую монашескую жизнь суровой аскезой и решающей битвой с духами зла (которые, согласно древнему монашескому преданию, обитают в пустынных и безлюдных местах), Савватий решил поселиться отшельником на необитаемом Большом Соловецком острове, затерянном в ледяных водах Белого моря. Собирался сделать он это в столь преклонном возрасте, что опытные люди отговаривали его от подобного шага, боясь, что в первую же сумрачную зиму на Соловках старик погибнет. В 1429 г., преодолев на небольшой лодке морское пространство, Савватий и его молодой ученик Герман добрались до острова, отыскали в северной его части удобное место, поставили там крест и крохотные келейки. Соловецкий лес стал для них тем, чем для египетских первоначальников монашества III–IV вв. была пустыня. И если там отшельники принуждены были выносить зной и песчаные бури, то здесь – злые вьюги и морозы, не прекращавшиеся порой по полгода, а то и дольше. В эти зимние месяцы Соловки бывали совершенно отрезаны от материка полосой подвижных льдов.
В 1435 г., во время вынужденной отлучки своего товарища на материк, преподобный Савватий почувствовал приближение кончины. Он сумел добраться на карбасе до Большой земли и там почил, успев принять причастие из рук некоего игумена, пришедшего на берег Белого моря «посещения ради православных християн».
Вскоре преподобный Герман вернулся на Соловки с новым сопостником – монахом Зосимой, знатным уроженцем Новгородской земли, раздавшим все свое имущество нищим и возжелавшим пустыннической жизни. Именно вокруг этого человека, проведшего на Соловках более сорока лет, и сложилась монашеская община. Преподобный Зосима выбрал для монастыря то место, на котором он стоит и ныне, в средней части острова, на узком перешейке между удобной морской гаванью и полноводным озером. Со временем гавань станет называться бухтой Благополучия, а озеро – Святым. При игумене Зосиме в обители был принят общежитийный устав. Первый соловецкий храм – его появление на далеком и диком острове немало удивило тогдашнего новгородского архиепископа Иону (1458–1470) – преподобный и его ученики посвятили Преображению Господню.
Чтобы выжить на диком острове, братии приходилось много трудиться «ручным делом»: копать землю, валить лес, «сечь» дрова, вываривать из морской воды соль, ловить рыбу, ходить на небольших судах по бурному и опасному морю, молоть привезенное с материка зерно (на Соловках оно не росло), печь просфоры и хлеб. Продиктованный суровой необходимостью, этот постоянный и напряженный телесный труд со временем наряду с молитвой и постом стал восприниматься иноками как один из спасительных подвигов. Однако заботы о создании монастыря и поддержании в нем жизни не заслоняли у его насельников главной цели удаления от мира – спасения через аскезу. Они подолгу молились в своих кельях и пахнущем сосновой смолой храме. Преподобный Зосима, а вслед за ним и многие из его учеников время от времени покидали монастырь, чтобы жить в одиночестве, и сооружали для себя келии.
Удивительно, но череда соловецких лесных отшельников, начавшаяся с преподобных Савватия и Германа, не прерывалась потом на протяжении всех пяти столетий дореволюционной истории обители. Некоторые из аскетов проводили в лесу безвыходно десятки лет, другие удалялись туда на какой-то срок, чтобы потом вернуться к братии. Самые последние пустынники, скрывавшиеся в глухих местах архипелага, доживали свой век уже в то время, когда монастырь был закрыт и на островах утвердился Соловецкий лагерь особого назначения… В 1468 г., через четыре десятилетия после появления на архипелаге первых монахов, власти Великого Новгорода передали начавшему строиться монастырю все Соловецкие острова с прилегающими промысловыми угодьями в море. Еще через десятилетие, когда произошло присоединение Новгорода к Московскому государству, эти права подтвердил великий князь Иван III. У обители стали появляться и первые материковые владения, пожалованные монастырскими доброхотами.
После кончины в 1478 г. преподобного Зосимы слава о соловецких первоначальниках как усердных небесных молитвенниках о нуждах людей стала быстро распространяться среди мирян, живших по берегам Белого моря. В монастырь потянулись паломники и трудники. Время от времени соловецкие книжники записывали с их слов удивительные рассказы о чудесной помощи преподобных Зосимы и Савватия погибающим в море или неизлечимо больным. В 1547 г. преподобные были причислены Русской Церковью к лику святых.
Растущий и набирающий силу Соловецкий монастырь постепенно становится своеобразной столицей Западного Беломорья – религиозным, административным и хозяйственным центром края. Подобное превращение небольшой общины аскетов в самую влиятельную после государства силу в огромном регионе было обусловлено самим ходом истории. Расположенный на дикой окраине страны, на малоосвоенной территории и потому вызывающий алчный интерес у соседей, монастырь вынужден взять на себя много немонастырских функций. Сильнее всего его влияние на Поморский Север ощущалось с середины XVI по середину XVII столетия. Этому способствовал высокий духовный авторитет соловецкой братии среди местного населения и неуклонный рост монастырской вотчины, постепенно включившей в себя значительную часть побережья Белого моря. Воздействие монастыря на окружающие земли было многогранным и созидательным. Благодаря ему произошла окончательная христианизация края. Заслугой соловецких монахов была не только проповедь Христовой веры среди окрестных язычников, но и создание на берегах моря многочисленных храмов, вокруг которых налаживалась нормальная приходская жизнь православных христиан. Это имело для населения не только религиозное, но и важное психологическое значение. Теперь люди могли в своем собственном сельце крестить детей, исповедовать грехи, венчаться, отпевать усопших и хоронить их в освященной земле, люди приучались смотреть на здешние места не как на «чужеверную» и дикую окраину Руси, а как на часть своего, освоенного мира. А это, в свою очередь, способствовало росту населения за счет притока переселенцев из более южных уездов страны.
В такой же степени быстрому заселению берегов Белого моря служила и хозяйственная политика Соловецкого монастыря. Надо отметить, что колонизация беломорского региона русскими и карелами началась еще в XI–XII вв., однако шла она медленно и трудно. Сельское хозяйство в этих холодных краях обильных плодов не приносило, а хозяйство промысловое (рыболовство, охота на морского и лесного зверя, солеварение) нуждалось для своего успешного развития в немалых вложениях и оживленных торговых путях. Продать рыбу, мех, кожу, ворвань, соль можно было только в более населенные южные регионы страны, а оттуда приходилось везти зерно и другие товары, необходимые для выживания на Севере.
Соловецкий монастырь, развивая свое вотчинное хозяйство, как раз и поспособствовал возникновению устойчивых торговых путей, что сделало занятие промыслами выгодным делом для крестьян, тем более что монастырские власти разными способами поощряли такую инициативу, а собственное хозяйство обители – самое передовое в крае – было отличным образцом для подражания. О масштабе монастырской экономики в пору его наивысшего расцвета могут свидетельствовать хотя бы такие цифры. Ежегодно монастырь продавал более двух тысяч тонн соли (в то время очень дорогой), а его морской флот включал 23 лодьи и 13 сойм (не считая менее крупных судов). О таком мощном торговопромысловом флоте никто в России тогда не мог и мечтать. Экономические возможности обители и умножившееся население Беломорья очень пригодились, когда в последние десятилетия XVI в. на Беломорье позарилась Швеция. Особенно напряженной обстановка в регионе была во время русско-шведских войн 1570–1583, 1590–1595 и 1610–1617 гг. Вражеские корабли не раз появлялись в акватории Белого моря, отряды противника поднимались по рекам и нападали на русские поселения от Колы до Сумы, жгли храмы и другие строения, уничтожали промысловые суда, убивали мирных жителей.
Значительную часть забот по обороне края государство переложило на монастырь, и соловецкой братии пришлось взять на себя еще одно несвойственное монахам занятие. Обитель создала в юго-западном Беломорье целую оборонительную систему. В нее вошла Соловецкая крепость, возведенная в 1578 г. в дереве, а в 1582–1596 гг. перестроенная в камне, и два береговых острога – Сумской (1582–1583) и Кемский (1590-е гг.). Работы по их строительству велись на средства монастыря, он же содержал и вооружал стрельцов, набираемых в своем большинстве из монастырских крестьян. Численность объединенного гарнизона в самом начале XVII в. составляла всего около ста человек, к концу же Смутного времени (1605–1618) она выросла более чем в десять раз. Иногда на помощь соловецкому войску присылалась правительственная подмога. Стрельцам приходилось часто вступать в бой с противником, защищать береговые остроги и отгонять незваных гостей от поморских деревень. Напасть на неприступную Соловецкую крепость шведы так и не решились.
Разросшееся хозяйство, а потом и водворение на острове военных людей нарушало дух молитвенного уединения, которым так дорожили настоящие монахи. Среди монашеской братии даже стали появляться случайные люди, неготовые к многотрудной иноческой жизни. Тем не менее Соловецкий монастырь и в новых исторических условиях оставался твердыней веры. Паломники, во множестве добиравшиеся до Соловков, видели уставную строгость монастырской жизни. Соловецкие храмы поражали их своими размерами и красотой, а библиотека – обширностью имеющихся в ней книг и рукописей (соловецкие монахи не только хранили и переписывали книги, но и сами нередко брались за перо). Но главное было в том, что соловчане вновь и вновь представляли миру настоящих подвижников. Именно таких молитвенников, отмеченных «добрым житием», братия часто избирали себе в игумены, обнаруживая тем самым и свой собственный духовный настрой. Некоторые из этих игуменов со временем прославились как святые: Филипп, Иаков, Антоний, Иринарх, Маркелл. Умножалось и число отшельников. Соловецкие монахи основывали новые обители: преподобный Иов Ущельский – на Мезени, преподобный Дамиан Юрьегорский – на Илексе, преподобный Елеазар Анзерский – на соседнем с Большим Соловецким о-ве Анзер.
Среди подвижников той эпохи наиболее примечательна фигура святого Филиппа, возглавлявшего обитель с 1543 по 1566 г. Будущий игумен был выходцем из знатнейшей боярской семьи Колычевых (другая ветвь этого рода со временем даст начало царской династии Романовых). В возрасте тридцати лет он неожиданно для окружающих оставил столичную карьеру и тайно ушел на Соловки. Хотя молодой человек никому не рассказывал о своем происхождении, островные братия понимали, что новоначальный инок воспитывался не в крестьянской семье, и удивлялись, с какой готовностью он брался за самые тяжелые, явно непривычные для него работы. Успехи Филиппа в монашеском деле были столь очевидны, что он получил благословение на уход в лесную келью, где провел в одиночестве несколько лет в строгом посте и непрестанной молитве. Уединяться в своей пустыни он не прекратил и после того, как братия избрали его настоятелем и он развил энергичную деятельность, преобразившую монастырь. В его игуменство остров впервые украсился каменными храмами, его далекие концы были соединены с монастырем дорогами, а десятки соловецких озер – каналами, обеспечивавшими братию почти неиссякаемым запасом гидроэнергии. Вырос монастырский флот, были созданы портовые сооружения, появились скотные дворы и собственное производство одежды и обуви, заработали скрипторий и иконописная мастерская и пр. При этом хозяйственные хлопоты отнюдь не были для игумена приоритетными перед собственно монашеской жизнью. Убежденный сторонник общежитийного устава, он требовал от братии строгого исполнения обетов и сам показывал ей пример, бывая, по словам автора жития, «на всяк день собеседник Богу».
В 1566 г. соловецкий игумен был вызван в Москву на церковный Собор и избран главой Русской Церкви – Митрополитом Московским и всея России. Не желая покидать Соловки и понимая, сколь тяжелый крест он возлагает на свои плечи, Филипп несколько раз отказывался от избрания. Страна переживала тогда не лучший период своей истории. За полтора года до избрания Филиппа царь Иван IV Грозный начал проводить кровавую политику «опричнины». Ни одобрить ее, чего государь втайне ждал от нового владыки, ни остаться к ней равнодушным Филипп не смог. Он стал заступаться за невинных, пытался вразумлять царя с глазу на глаз, убеждая его отказаться от беззакония, но тот упорствовал, и колесо казней раскручивалось все быстрее. И тогда митрополит решился на публичное выступление, решился один. Ни у кого не хватило смелости поддержать его. Прилюдно, при большом стечении народа святой дважды обличил злодеяния царя и напомнил ему о каре Господней, которая не минует его, если он не прекратит совершать преступления и не раскается в них. Бывший соловецкий игумен, закаливший свою душу в северной пустыни, осознавал, что смертельно рискует. Но понимал он и другое: промолчав, безучастно оставив свою паству погибать, он рискнет большим – своей бессмертной душой, ради спасения которой он однажды ушел из мира… После суда, учиненного Иваном Грозным, Филипп был сведен с кафедры и отправлен под надзор в тверской Отроч монастырь. В 1569 г. по приказу царя его убил там Малюта Скуратов. Очень скоро на Соловках, а затем и по всей стране началось почитание святителя как мученика. В XVII в. святитель Филипп был официально канонизирован.
С середины XVII в. Соловецкий монастырь вступил в полосу серьезных потрясений. Первым из них стала церковная реформа 1650-х гг., вошедшая в историю с именем патриарха Никона, но совершенная по воле царя Алексея Михайловича. Реформой оказались затронуты лишь отдельные аспекты богослужебного обычая Русской Церкви, однако ее противники увидели в ней отход от истинного благочестия и даже заподозрили авторов нововведений в сознательном стремлении «испортить веру». На дворе был «бунташный» XVII в. – век перемен, порождавший немало страхов, беспокойств и искушений. Многие думали, что на земле вот-вот явится антихрист и следом за тем начнется конец света. Через призму этой страшной перспективы они и предлагали взглянуть на патриаршьи нововведения.
В числе противников реформы оказалась и большая часть соловецкой братии, поддержанная крестьянами из поморских деревень. Непокорность соловецких старцев, на которую сначала в Москве почти не обратили внимания, постепенно начала вызывать у царя все больший гнев. В 1667–1668 гг. он повелел отобрать у монастыря все его вотчины и послал против него войско. Началась осада – знаменитое Соловецкое сидение. В первые годы царские стрельцы действовали не очень активно. Все изменилось, когда в 1674 г. командиром стрельцов был поставлен стольник И. А. Мещеринов, получивший более жесткие инструкции. Он начал осаду обители по всем правилам войны – с артиллерийскими обстрелами, штурмами, подкопами. Защитники монастыря стали активно обороняться. Кровь, и немалая, пролилась с обеих сторон и в первый раз обагрила соловецкую землю. Взять монастырь стрельцам удалось только с помощью перебежчика, указавшего тайный ход в стене. Случилось это в 1676 г.
Трагические события 1668–1676 гг. нанесли островному монастырю страшный урон. После «сидения» почти полностью обновились братия, а значит, и ослабло живое духовное преемство, связывавшее соловчан со святыми основателями обители. Хотя обители было возвращено конфискованное во время восстания имущество, монастырское хозяйство пришло в сильное расстройство. Изменилось и отношение к монастырю жителей некоторых северных деревень – тех, где нашли приют старообрядцы. Конечно, они не перестали почитать соловецких преподобных и даже верили, что сонм соловецких угодников Божиих пополнился страдальцами, умученными лютейшим Мещериновым. Однако монастырь стал теперь для них чужим – никонианским. Вторую волну испытаний обители принес XVIII век, когда русские монархи начиная с Петра I стали проводить по отношению к монастырям жесткий ограничительный курс. Монастырские доходы были поставлены под контроль государства, которое значительную их часть забирало себе. Центральные власти постоянно вмешивались во внутреннюю монастырскую жизнь, подвергая чиновничьей регламентации даже всегда находившиеся в ведении монастырского священноначалия стороны, управлявшиеся «с духовным рассуждением».
Отшельничество и «скитки пустынные» были запрещены. По новым правилам настоятели монастырей не могли даже сами решать, достоин ли человек принять монашеский постриг, и были обязаны вести по этому поводу длительную переписку с начальством. Своими установлениями Петр резко ограничил круг возможных претендентов на монашескую мантию и в какой-то момент попытался оставить это право только за военными, отправленными в отставку по старости или из-за увечья. По указу императрицы Анны нарушителей подобных указов расстригали и подвергали телесному наказанию, а настоятель, совершивший незаконный постриг, осуждался на пожизненную ссылку. Если бы преподобный Зосима или святитель Филипп жили в ту эпоху, путь в монашество им был бы закрыт. Лишь через полтора десятилетия после смерти Петра такого рода ограничения были частично сняты, что, впрочем, не означало принципиального изменения государственного курса, ведущего к людскому, материальному, а нередко и духовному оскудению многих православных обителей. Реформы неблагоприятно сказались и на Соловецком монастыре.
Венцом данной политики явилась секуляризация церковных владений в начале царствования Екатерины II. В 1764 г. государство присвоило себе (конфисковало) все земли и хозяйственные заведения Церкви, собиравшиеся и создававшиеся ею на протяжении столетий. Взамен обители получали от государства скромное содержание. Но не все. Большинство русских монастырей, особенно некрупных, Екатерина распорядилась попросту закрыть. В черный список попали сотни иноческих общин. Число монашествующих в стране сократилось в результате реформы более чем вдвое. В одночасье лишился своих материковых вотчин и Соловецкий монастырь (за которым, правда, все же оставили одноименные острова). Интересно, что это привело к новому кризису не только в хозяйстве самой обители, но и в хозяйственной жизни теперь уже бывших соловецких крестьян, лишившихся монастырского покровительства. Обеим сторонам предстояло научиться жить по-новому.
Лишь в последние десятилетия XVIII в. в некоторых русских монастырях началось постепенное возрождение древних аскетических традиций. Большую роль в возникновении этого процесса сыграл преподобный Паисий Величковский, живший долгое время на Афоне и затем возглавивший две большие монашеские общины в Молдавии. Ученики и собеседники великого подвижника разошлись по многим русским обителям, неся с собой полузабытый идеал «высокого жития» и способствуя восстановлению строгих общежительных уставов. Появились они и на Соловках. С 1793 по 1796 г. соловецкую братию возглавлял архимандрит Герасим (Ионин), постриженник преподобного Паисия, приложивший немало усилий для возобновления в монастыре киновии (общежития). Тем инокам, которые не желали подражать святым основателям монастыря и подчиняться заведенному ими уставу, он даже предлагал поискать для себя новую обитель.
Еще раньше на острове появился другой ученик Паисия, монах Феофан, прославившийся своим долгим отшельничеством в окрестностях г. Кеми и сподобившийся на склоне лет дара прозорливости. Последние годы Феофан доживал на о-ве Анзер, куда к нему за духовной беседой и мудрыми наставлениями приходили соловецкие монахи и миряне. И, надо сказать, старец Феофан был не единственным соловецким иноком в XIX в., прославившимся своей святой жизнью.
Паломники, побывавшие на островах в предреволюционные десятилетия, в своих записках хвалят крепость веры соловецких монахов, их «серьезный вид», преданность преподобным, «строгую простоту и благолепие ни для кого не сокращаемой службы». Один из богомольцев, посетивший острова в самом конце XIX в., настолько проникся монастырским духом Соловков, что назвал их «самым целомудренным местом на святой Руси». В XIX – начале XX в. на Соловки приезжали тысячи паломников, причем поток их постоянно возрастал. Особенно увеличился он после того, как в 1854 г. английские военные корабли во время Крымской войны попытались силой захватить Соловецкую крепость (тогда уже давно разоруженную), но вынуждены были бесславно уйти прочь. Многие увидели в этом явный знак Божия благоволения к святому месту, свидетельство неиссякающей молитвенной силы преподобных основателей монастыря. В век распространившегося нигилизма подобные свидетельства воспринимались верующими очень горячо.
Посещение островов паломниками было возможно только в теплое время года, но и за эти месяцы они успевали ощутимо поддержать монастырь своими пожертвованиями. При этом, как и в старину, богомолье на Соловки мог совершить практически каждый: в течение трех дней заботу о ночлеге и трапезе гостей монастырь полностью брал на себя. Бедному паломнику билет на монастырское судно давали за полцены или вообще бесплатно, а самых немощных при отъезде из обители снабжали еще и одеждой из монастырских запасов.
Привычка и любовь к телесному труду, неизменно сохранявшиеся среди соловецкой братии с незапамятных времен, помогли ей после секуляризации 1764 г. сравнительно быстро перестроить монастырскую экономику. За несколько десятилетий на островах архипелага было создано множество новых производств и служб, обеспечивавших монастырь почти всем необходимым и достигших своего наибольшего развития к началу XX в. В это время монастырь обладал налаженным аграрным хозяйством с фермой, конюшнями, пастбищами, сенокосами, огородами, теплицами и даже ботаническим садом. В соловецких тонях (прибрежных становищах) ловили рыбу и охотились на морского зверя, а монастырские суда отправлялись на промысел в другие районы моря, достигая далекого Мурмана.
Обитель занималась судостроением, братия сами ремонтировали и обслуживали свой флот, используя для этого прославившийся на все Белое море уникальный водоналивной док, заложенный в конце XVIII в. В 60-е гг. XIX в. на Соловках появились собственные пароходы для перевозки паломников. Действовали при монастыре и разнообразные производства – свечное, гончарное, кирпичное, лесопильное, кузнечное, каменотесное, кожевенное, смолокуренное, салотопенное, а также имелись мастерские – иконописная, кресторезная, переплетная, серебряных дел, литейная, слесарная, малярная, столярная, корзинная, бондарная, санная, колесная, сетная, сапожная, портняжная и др. Кроме того, между озерами Большого Соловецкого острова были проложены судоходные каналы, а незадолго до революции у самых стен обители появилась гидроэлектростанция. В 1897 г. монастырю был передан необитаемый Кондостров в Онежской губе Белого моря, где в течение нескольких лет тоже образовалось цветущее и посоловецки рациональное скитское хозяйство. В 1908 г. на Кондострове освящен большой деревянный храм во имя святителя Николая Мирликийского.
В монастырской экономике были заняты как сами монашествующие (включая старшую братию), так и приезжавшие на Соловки миряне. Причем наемные работники, которым монастырь выплачивал жалованье, составляли среди них меньшинство. Как и в прежние времена, преобладали трудники, захотевшие поработать «на преподобных» безденежно. Обычно трудник жил на Соловках год, но мог оставаться и дольше. Монастырь давал ему кров, одевал, кормил, разрешал пользоваться библиотекой. Специально для трудников в монастыре было создано несколько ремесленных школ (включая живописную), а для мальчиковтрудников – их число обычно не превышало сто-двести человек в год – еще и особое детское училище, открытое в 1859 г. По свидетельству современников, отношение к трудникам со стороны братии было очень дружелюбным, даже братским. Эти братские чувства подпитывались и тем, что и среди монашествующих, и среди трудников большинство составляли крестьяне северных губерний России. Перед революцией Соловецкий монастырь был «мужицкой обителью», или, как говорили сами монахи, «крестьянским царством».
Вряд ли кто из трудников или паломников, побывавших на Соловках в самом начале XX в., мог предположить, что дни прославленной обители уже сочтены. Между тем и монастырь, и страну, для которой он сделал так много хо- рошего, уже ожидали страшные испытания. Первые раскаты грома прогремели на Соловках еще за несколько лет до революции 1917 г., когда гибельный дух разделения и вражды, все более подчинявший себе Россию, проник за крепкие стены монастырской ограды и породил волну нестроений в среде монашеской братии, волну взаимных обид, подозрений и даже жалоб столичному начальству.
Соловецкое «царство» пережило царство Российское всего на три года. В 1920 г. в Архангельске установилась советская власть, которая к этому времени уже показала свое истинное лицо: в стране шли гонения на верующих и инакомыслящих. Одним из первых деяний новой власти на Севере стало закрытие Соловецкого монастыря. На острова прибыла комиссия Губревкома, приступившая к «изъятию» монастырских ценностей, запасов продовольствия и прочего имущества. Настоятель монастыря архимандрит Вениамин (Кононов), пытавшийся сдерживать грабителей, и иеромонах Никифор (Кучин) были арестованы. На свободу они вышли только в 1922 г., потом несколько лет прожили в Архангельске, а летом 1926 г. решили искать полного уединения вдали от людей. По примеру соловецких пустынников они поселились в лесу, на берегу глухого Волкозера в шестидесяти километрах от города. Однако их отшельничество оказалось недолгим. Двое местных парней отыскали лесную келью. Надеясь присвоить будто бы укрытое настоятелем «монастырское золото», они напали на отшельников и заживо сожгли их. Случилось это в 1928 г.
После официального закрытия монастыря в 1920 г. часть братии ушли на материк, но несколько десятков монахов и послушников, приблизительно двести человек, не захотели бросить святое место. Устроившись вольнонаемными работниками в различные организации, созданные новой властью на Соловках, они продолжали вести монашескую жизнь, собирались для общей молитвы и даже принимали в свою среду новых братьев, совершая над ними постриг. Этот тайный монастырь существовал еще около десяти лет, не исчезнув до конца и тогда, когда архипелаг был окончательно передан в ведение специальных органов, создавших на нем концлагерь. И лишь в начале 1930-х гг. последних монахов выдворили с Соловков.
История Соловецкого монастыря – одного из главных духовных центров России – остановилась ровно через пять столетий после того, как первые монахи ступили на эту святую землю.
СОЛОВЕЦКИЙ ЛАГЕРЬ ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ
Соловецкий лагерь, действовавший на территории бывшего монастыря с начала 1920-х до конца 1930-х гг., занимает особое место в истории ХХ века. Соловки – не только символ, известный далеко за пределами России, но и место, где сформировалась система принудительного труда, впоследствии распространившаяся на всю страну.
Уже на следующий день после прихода к власти партии большевиков для управления судебной системой нового государства декретом «Об учреждении Совета Народных Комиссаров» (СНК) был создан Народный комиссариат юстиции (НКЮ). Спустя полтора месяца, 20 декабря 1917 г. для защиты Советской власти СНК образовал Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). Вместе с революционными трибуналами и военно-революционными комитетами комиссия стала основным органом внесудебных расправ. Помимо прочего, в 1918 г. ВЧК было предоставлено право организовывать концентрационные лагеря для изоляции в них классовых врагов, которые отправлялись в места заключения без суда и следствия. Таким образом в России возникли две параллельные системы формирования мест лишения свободы и контроля над ними: общая, находившаяся в ведении НКЮ, и чрезвычайная, подведомственная ВЧК. К этому можно добавить, что в годы Гражданской войны карательную политику Советского государства, помимо упомянутых структур, осуществляло еще и Главное управление принудительных работ (ГУПР) при Народном комиссариате внутренних дел (НКВД) РСФСР.
В 1922 г. тюремные учреждения НКЮ были переданы Главному управлению мест заключения (ГУМЗ) при НКВД РСФСР. В том же году в связи с упразднением ВЧК было создано Государственное политическое управление (ГПУ) при СНК РСФСР, реорганизованное 15 ноября 1923 г. в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при СНК СССР, в недрах которого со временем было сформировано известное на весь мир Государственное управление исправительно-трудовых лагерей (ГУЛАГ). Само это название появилось осенью 1930 г., когда созданное весной того же года Управление исправительно-трудовых лагерей (УЛАГ) при ОГПУ СССР получило статус Главного управления. Его появлению, равно как и появлению самой централизованной системы управления лагерями, предшествовало Постановление СНК СССР от 11 июля 1929 г. об использовании труда заключенных. Согласно документу в стране появились два вида исправительно-трудовых учреждений: исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) при ОГПУ СССР, предназначенные для осужденных на срок лишения свободы, превышающий три года, и исправительно-трудовые колонии (ИТК) при республиканских НКВД, для осужденных на срок до трех лет.
***
Переходя непосредственно к истории Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН), необходимо вспомнить о событиях первых послереволюционных лет, когда на севере России существовало демократическое правительство Северной области, которому оказывали помощь правительства стран Антанты. В рамках этой поддержки на архипелаге до 1920 г. дислоцировались английские военные моряки, солдаты сербского отдельного корпуса и финские белогвардейцы. Монастырь при этом продолжал действовать, его посещали паломники.
В феврале 1920 г. войска Рабоче-Крестьянской красной армии (РККА) заняли Архангельск, а 29 апреля на Соловки, где на тот момент проживал 571 насельник, прибыла Особая комиссия в составе М.С. Кедрова, С.К. Попова и М. Морозова. Представители Советской власти объявили братии о национализации земель и зданий обители. Желающих покинуть монастырь с началом навигации вывезли на материк.
В мае 1920 г. монастырь закрыли, посещение островов архипелага было запрещено. 20 мая того же года в целях изоляции белогвардейцев и лиц, осужденных на принудительные работы, был организован Соловецкий лагерь, возглавлять который назначили сотрудника Архангельской губернской ЧК С. А. Абакумова. Охрана лагеря состояла из 20–40 красноармейцев; узники, которых было немногим более 300 человек, занимались строительством и ремонтом дорог, осушали болота. В пользование лагеря были переданы также кожевенный и лесопильный заводы, но начальство не смогло эффективно организовать труд заключенных. Зимой 1920 г. ежедневно оставались без работы до 80 человек.
14 июля 1920 г. Архангельский губисполком принял решение о введении на Соловках режима особого управления и в связи с этим об организации Управления Соловецкими островами – коллегиального органа под председательством Уполномоченного Архангельского губисполкома А. В. Варганова. Богослужения в храмах и часовнях монастыря были запрещены. Братии оставили для служб кладбищенскую Онуфриевскую церковь. Одновременно с созданием лагеря, в мае 1920 г., на островах архипелага был организован совхоз «Соловки», которому передали все хозяйство монастыря. Изначально предполагалось, что работники будут вербоваться из членов коммун и артелей, созданных на территории Архангельской губернии, а также из граждан, изъявивших желание трудиться на Соловках. Допускалось принимать на работу в совхоз и насельников Соловецкой обители при условии их добросовестной работы. На деле именно из них комплектовался основной штат хозяйства, при этом среди работников числились и другие сотрудники (даже женщины с детьми), а также заключенные.
В связи с постепенным развалом советскими органами управления монастырского хозяйства, а также с сокращением численности братии уменьшалась и продукция совхоза, в результате чего периодически вставал вопрос о ликвидации хозяйства. Согласно Постановлению СНК СССР от 13 октября 1923 г., по другим данным от 27 или 23 октября 1923 г., был организован СЛОН, куда в начале лета перевели заключенных из Северных лагерей принудительных работ – Архангельского, Холмогорского и Пертоминского.
Ярким событием этого периода стал пожар 1923 г., который начался в ночь с 25 на 26 мая, продолжался трое суток и повредил практически все постройки, расположенные на территории центрального монастырского дворика. Официально причины и виновников возгорания установить не удалось. Однако предположение некоторых мемуаристов о причастности к этому событию представителей советской власти, возможно, стремящихся к сокрытию следов хищений, не лишены оснований.
В первые годы администрацию Соловецкого лагеря возглавляли штатные сотрудники ОГПУ. Самыми известными из них были А. П. Ногтев и Ф. И. Эйхманс.
Охрана Соловецкого архипелага, доставка заключенных и их конвоирование на работу, а также поиск бежавших из лагеря были возложены на 95-й особый дивизион. Военное подразделение было сформировано в Петрограде в июле 1923 г. и спустя месяц в составе 679 бойцов прибыло на Соловки12. В 1926–1928 гг., уже как Соловецкий особый полк (СОП) ОГПУ Ленинградского округа, а затем как 4-й особый полк, эта военная часть входила в состав Отдельной дивизии особого назначения им. Ф. Э. Дзержинского при Коллегии ОГПУ.
Внутренняя охрана (надзиратели, старосты, дежурные по отделениям, ротам и командировкам) осуществлялась командой «Надзора», формировавшейся из осужденных членов партии, чекистов, красноармейцев и уголовников. Эти люди получали спецпаек и небольшую зарплату, а при положительной характеристике могли рассчитывать на досрочное освобождение. Многие из них отличались особой жестокостью по отношению к заключенным. В 1928 г., после вывода СОПа за пределы архипелага, охрана лагеря была возложена на военизированную охрану (ВОХР), которая в основном набиралась из числа осужденных.
До 1929 г. главные административные подразделения СЛОНа находились непосредственно на островах архипелага, где базировалось пять отделений лагеря: I – Кремлевское, II – Савватьевское, III – Муксалмское (с 1927 г. командировка кремлевского отделения), IV – Секирное (штрафное), VI – Анзерское. Кроме того, до 1929 г. существовало V отделение на Кондострове, а также Кемский пересыльно-распределительный пункт (Кемперпункт), откуда в период навигации заключенных пароходами отправляли на Соловки, и аналогичный пункт в Архангельске, который был закрыт в середине 1920-х гг.
В 1920-х гг. в состав I отделения входила территория Соловецкого монастыря, который в лагерное время называли Кремль, и окружающего его поселка. Здесь содержалось до половины всех заключенных, а также находились управление лагеря и его административные подразделения, военный городок с казармами для солдат, домами для командиров и подсобными службами. В I отделении было 15 рот, отличавшихся по составу заключенных и видам выполняемых ими работ. Самые ценные специалисты и сотрудники администрации из числа заключенных проживали в трех первых ротах, находившихся в Южном дворике монастыря, в Новобратском и Прачечном корпусах. 4, 5 и 7-я роты базировались в Благовещенском корпусе. В них жили музыканты, артисты и подсобный персонал театра, пожарники, сотрудники лазарета, банщики, парикмахеры, дезинфекторы, т. е. заключенные, которые занимались внутренними работами – обслуживали других арестантов и администрацию лагеря. 6-я рота называлась «сторожевой» и размещалась в Святительском корпусе. В основном в ней проживало духовенство. В Казначейском корпусе находились 8-я и 9-я роты. 8-я рота (общих хозяйственных работ) состояла из уголовников, осужденных за бытовые преступления. В 9-й роте содержались заключенные, занимавшие посты в тех подразделениях лагерного управления, в которые контрреволюционеры не допускались. Здесь преобладали хозяйственные и партийные работники, осужденные за служебные преступления.
В Наместническом корпусе располагалась 10-я (счетно-канцелярская) рота. В ней содержались в основном представители интеллигенции и дворяне, из которых набирались канцелярские работники, специалисты и медицинский персонал. В Успенской церкви, Трапезной и Келарской палатах размещались 11-я и 12-я роты, состоявшие преимущественно из «шпаны» и рецидивистов. 12-я рота была ротой заключенных, которые выполняли общие работы, а 11-я называлась «ротой отрицательного элемента» (РОЭ): из нее заключенных обычно отправляли в штрафной изолятор на Секирной горе.
13-я, «карантинная» рота до 1930 г. находилась в Троицком соборе, 14-я – («рота запретников») в Южном дворике монастыря, где содержались узники, которым по разным причинам запрещалось общаться с другими заключенными. Самой многочисленной была 15-я (сводная) рота. Половина ее состава проживала в разных ротах внутри Кремля, а другая половина в 1927 г. была размещена в стандартных рубленых бараках, построенных к югу от монастырских стен. В этой роте содержались рабочие заводов и мастерских, действовавших в I отделении.
В Савватьеве до лета 1925 г. существовал политизолятор для членов социалистических партий; здесь находились правые и левые социалисты-революционеры, меньшевики и анархисты. Впоследствии Савватьевский скит стал центром лесозаготовок, а в 1930-х гг. там действовал один из сельхозов, который наряду с другими подобными хозяйствами специализировался на осуществлении животноводческой и сельскохозяйственной деятельности. С 1937 г. Савватьево стало подразделением Соловецкой тюрьмы. На Секирной горе, в здании Вознесенской церкви, был устроен мужской штрафной изолятор. Там же расстреливали заключенных.
В состав II отделения входило Исаково. Бывший скит являлся также центром лесозаготовок, позднее там находился сельхоз. В Филипповой пустыни действовал биосад, а позднее в 1934–1936 гг. лаборатория Йодпрома. В Макарьевской пустыни также находилось отделение биосада, в котором, как и в монастырское время, выращивались овощи и цветы, а силами сельхоза производились опыты по выращиванию различных сельскохозяйственных культур. Здесь же располагалась резиденция начальника лагеря. На территории Большого Соловецкого острова существовало до 30 командировок, где осуществлялись: лесозаготовки, торфоразработки, производство кирпича, рыбная ловля, сельхозработы, заготовка водорослей, производство йода, разведение пушного зверя. Самые значительные из командировок: Кирпичный завод, Филимоново, Старая и Новая Сосновая, Реболда, Пушхоз, Торфогородок.
На Муксалме находился основной лагерный сельхоз со скотными дворами, обширными огородами и парниками, на море велась добыча морских зверей и рыбы. С 1937 г. на Муксалме организовали отделение Соловецкой тюрьмы.
На Кондостров отправляли больных заразными (прежде всего венерическими) болезнями и так называемых «отказников» (заключенных, отказывавшихся от общих физических работ), а в 1924 г. – студентов, не желавших примкнуть к той или иной политической партии. На Анзере были собраны пожилые заключенные и доходяги. В 1928–1930 гг. на территории расположенного на Анзере Голгофо-Распятского скита находился тифозный госпиталь. На Большом Заяцком острове действовал женский штрафной изолятор. Количество узников в лагере до 1931 г. постоянно росло. Так, на 20 сентября 1923 г. число заключенных, прибывших на Соловки из Северных лагерей, составляло 3049 человек. Из них женщин было 335 человек, членов антисоветских партий – 331, в том числе анархистов – 36 человек, меньшевиков – 75, правых эсеров – 141, левых эсеров – 34, монархистов и кадетов – 4, духовенства – 40, интеллигенции – 1 человек.
В последующие годы численность заключенных по кварталам распределялась следующим образом:
1924 г.: I кв. – 3531 человек, II кв. – 3741, III кв. – 4145, IV кв. – 5044 человека;
1925 г.: I кв. – 5872 человека, II кв. – 6369, III кв. – 7093, IV кв. – 7727 человек;
1926 г.: I кв. – 8289 человек, II кв. – 8741, III кв. – 9578, IV кв. – 10 682 человека;
1927 г.: I кв. – 10 943 человека, II кв. – 11 831, III кв. – 13 326, IV кв. – 14 810 человек;
1928 г.: I кв. – 12 909, на 1 апреля – 13 366 человек. По другим сведениям, на 1 октября 1926 г. в лагере находилось 9830 человек, из них на Соловецких островах – 6753 человека, на материке – 3077 человек; на 1 октября 1927 г. – 12 896 человек, из них на островах архипелага – 7445, на материке – 5451 человек. С 1 октября 1926 г. по 1 октября 1927 г. в лагере умерло 728 заключенных.
Согласно имеющимся данным, среднегодовая численность заключенных в 1928–1929 гг. составляла 21 900 человек, в 1929–1930 гг. – 65 000 человек (вместе с материковыми командировками).
На 1 января 1930 г. эта цифра достигала 53 123 человека (вместе с материковыми командировками), на 1 марта того же года – 57 325 человек (вместе с
материковыми командировками), из них непосредственно на Соловках находилось 15 834 человека, всего же на начало лета 1930 г. в лагере числилось 63 000
осужденных (вместе с материковыми командировками), из них непосредственно на Соловках – около 10 000 человек.
Самое большое число заключенных приходилось на 1 января 1931 г. и составляло 71 800 человек (вместе с материковыми командировками), из них – 3 240
женщин. Но уже к 1 декабря 1931 г. число оставшихся на островах узников после переброски основной рабочей силы на строительство Беломорско-Балтийского
канала (ББК) снизилось до 5156 человек.
В 1932 г. среднегодовая численность заключенных составляла 15 130 человек, по другим данным – 15 800, а в 1933 г. – 19 287 (вместе с материковыми командировками). Согласно другому источнику, 1 марта 1932 г. на островах архипелага содержалось 4032 человека. Из них рабочих – 956 человек, крестьян – 2470 человек,в том числе батраков – 431 человек, бедняков – 883, середняков – 819, кулаков – 331, советских служащих – 187, кустарей – 41, членов ВКП(б) и бывших сотрудников ОГПУ – 342, нэпманов – 61, духовенства – 144, прочих – 53 человека, а также еще около 200 не вошедших в статистику заключенных.
Исходя из имеющихся на сегодняшний день статистических данных, не представляется возможным назвать точное число соловецких узников. По приблизительным подсчетам речь может идти о 80 000 заключенных. Не менее сложно определить и процент смертности заключенных. Официальные документы из государственных архивов РФ определяют число умерших на Соловках в 1923–1933 гг. в 7500 человек. Иные цифры приводятся в воспоминаниях соловчан. Так, М. М. Розанов писал о том, что на Соловках погибло не менее 43 000 человек.
Большинство людей умирали от болезней. Особенно много жизней унесли цинга и тиф. Остальные заключенные ушли в общие могилы от последствий непосильной работы и всей лагерной обстановки: обморожений, самоувечий, побоев, отсутствия нормального питания и отопления. Тысячи были расстреляны или просто пристрелены конвоирами.
Подневольное население Соловков состояло из разных социальных, национальных и возрастных групп. Сохранившиеся документы не дают возможности проследить изменение сословного, партийного и этноконфессионального состава заключенных за все время существования Соловецкого лагеря. Известно, что на 1 октября 1927 г. среди 12 896 осужденных (7445 человек находились на островах, 5451 – на материке) было 11 700 мужчин и 1196 женщин, в первую очередь крестьян – 8711 человек, затем мещан – 2504, рабочих – 629, дворян – 372, казаков – 344, почетных граждан – 213, лиц духовного звания – 119 человек и др. Абсолютное большинство заключенных составляли русские – 9364, затем шли евреи – 739, далее белорусы – 502, поляки 353 (самая представительная группа иностранцев) и украинцы – 229 человек. Всего в лагере находились лица 48 национальностей. Основную массу соловчан составляли молодые люди от 20 до 30 лет, их насчитывалось 5692 человека, причем значительное число узников (2040 человек) не достигли 20-летнего возраста.
Более 90 % заключенных являлись беспартийными – 11 906 человек, к бывшим членам ВКП(б) относился 591 человек, ВЛКСМ – 319. Среди осужденных находилось и 485 бывших сотрудников органов ВЧК и ОГПУ. По сроку наказания заключенные распределялись следующим образом: до 3 лет – 10 183 человек, 3–5 лет – 1101, 5–7 лет – 88, 7–10 лет – 1292 человека. Больше всего осужденных попало на Соловки за принадлежность к социально вредным и опасным элементам – 5805 человек, контрреволюционную деятельность – 1586, бандитизм – 1441, шпионаж – 1015, фальшивомонетничество – 840, преступления против порядка управления – 75435.
Осужденные делились на несколько больших групп: «политики» (члены социалистических партий и анархисты); контрреволюционеры, или каэры, в том числе представители духовенства, аристократии, казаки, осужденные внесудебным порядком по целому ряду контрреволюционных статей (58–73) УК РФ 1922 г. и ст. 58 УК РФ редакции 1926 г.; уголовники. Представители политических партий были первыми заключенными, прибывшими на Соловки в июне 1923 г. Всего на острова привезли до 400 «политиков», половина которых была доставлена из Пертоминского лагеря. Они содержались в «политскитах» на островах Большая Муксалма и Анзер, но больше половины (около 250 человек) находились в Савватьеве. «Политики» имели особые привилегии: не работали, свободно общались друг с другом, имели свой орган управления (старостат), получали помощь от международных организаций. В конце 1923 г. ОГПУ попыталось ужесточить режим их содержания. 19 декабря 1923 г. на прогулке в Савватьеве были убиты шестеро и ранены трое эсеров и анархистов. Этот расстрел, описанный зачастую со значительными искажениями во многих мемуарах, получил широкую огласку в мировой печати.
В конце сентября – начале октября 1924 г. на Соловки приехала комиссия в составе прокурора Верховного суда СССР П. А. Красикова, его помощника Р. А. Катаняна и члена коллегии ОГПУ Г. И. Бокия. Комиссия посетила Савватьевский скит, где вела длительные переговоры со старостатом, который представлял меньшевик Б. О. Богданов. Одной из реакций на эти события стала также отмечающаяся во многих воспоминаниях голодовка политзаключенных. Акция протеста началась в ночь со 2 на 3 октября и закончилась в ночь на 18 октября 1924 г. В голодовке принимали участие эсеры и анархисты, содержавшиеся в Савватьеве, на островах Анзер и Большая Муксалма – всего 165 человек.
17 июня 1925 г. все «политики» были вывезены в Верхнеуральский, Челябинский и Тобольский политизоляторы или распределены по материковым ссылкам. Этому событию предшествовало Постановление СНК СССР «О прекращении содержания в Соловецком концлагере особого назначения осужденных за политические преступления членов антисоветских партий и о переводе их не позднее 1 августа в места лишения свободы на материке», которое по разным сведениям датируется либо 10, либо 25 июня 1925 г.
Остается невыясненной и численность православного духовенства на Соловках. Цифры из разных источников отличаются друг от друга. Известны имена более 80 православных архиереев, около 400 православных священников, а также большого числа мирян, пострадавших за веру на Соловках и прославленных Русской Православной Церковью (РПЦ) в лике святых. В Онуфриевском храме ежедневно совершались богослужения. Доступ в него до 1925 г. был разрешен только соловецким монахам, но затем служить в кладбищенской церкви разрешили всему православному духовенству. Храм посещали и миряне, сосланные на Соловки по церковным делам, а также другие заключенные по разовым пропускам, подписанным начальником лагеря. Особенно торжественными были пасхальные богослужения 1926 и 1927 гг., участвовать в которых позволили всем желающим.
В 1929 г. духовенство лишилось многих привилегий: под предлогом борьбы с тифом всех священников остригли и переодели в казенное обмундирование, многих отправили на о-в Анзер. В 1930 г. доступ в церковь всем заключенным был запрещен. Выше уже говорилось о том, что оставшиеся на островах монахи были вынуждены наниматься работниками в совхоз, а впоследствии и в лагерь. При этом точная численность оставшихся на Соловках иноков неизвестна. По разным данным, в 1926–1927 гг. продовольственные пайки выписывались на 116 монахов. Список братии на 1929 г., составленный иеромонахом Мартианом, включает 58 имен. Соловецкие иноки работали своими артелями (рыболовная, зверобойная) или трудились на лагерных предприятиях (гончарный, механический, кирпичный заводы) вместе с заключенными, но жили по монастырскому уставу с правом совершать богослужения в кладбищенской церкви. Видимо, последние монахи были вывезены на материк в 1931 г., так как после этого года сведений о них не встречается ни в официальных документах, ни в воспоминаниях бывших узников.
В заключении на Соловках находились представители Русской католической церкви восточного обряда во главе с экзархом Леонидом Федоровым, большая группа католических священников из немецких колоний Поволжья. Они служили в двух километрах от Кремля в Германовской часовне, но в 1929 г. их службы были запрещены, многих католических священников отправили на о-в Анзер. Помимо них в лагере «содержались и магометанские муллы, и бурятские ламы, и польские ксендзы, и еврейские раввины, не говоря уже об украинском автокефальном духовенстве, но, – продолжает М.М. Розанов, – сколько было таких, летописцы не сообщают».
Как сказано выше, среди заключенных всегда были женщины. Их число обычно не превышало 10 % от общего количества осужденных. Большую часть среди женщин-заключенных составляли уголовницы и проститутки, около 30 % приходилось на каэрок. Сначала почти все женщины жили в женском бараке (кроме осужденных за членство в политических партиях) – двухэтажной деревянной монастырской Архангельской гостинице. Лишь часть оштрафованных женщин находилась на островах Анзер и Большой Заяцкий. Летом 1925 г., после вывоза «политиков», часть женщин перевели в Савватьево, на о-ва Муксалму и Анзер, где их труд использовали на сельхозработах.
Еще одной многочисленной группой заключенных на Соловках являлись подростки. В 1929 г. была организована Центральная трудовая колония для молодежи численностью до 160 человек. Молодых людей возрастом до 22 лет, которые раньше содержались в лагере на общих условиях, поселили в бараках, построенных за южной стеной монастыря, и перевели на четырехчасовой рабочий день. Каждому выделили топчан с постельным бельем, выдали бушлат, обувь, для них были придуманы шапки особого фасона. Подростки получали усиленное питание, положенное им по закону (стакан молока и кусок мяса в дополнение к обычной пайке), они должны были посещать школу. Кроме Центральной трудовой колонии, подобные ей колонии для молодежи были организованы на островах Муксалма и Анзер, но все они просуществовали недолго: в 1930 г. подростков перевели на материк, в лагерное отделение Надвоицы, где они вновь стали содержаться вместе со взрослыми. В первое время существования Соловецкого лагеря (1923–1925 гг.) воплощалась в жизнь идея изоляции заключенных на пустынных островах на основе принудительного труда и самообслуживания. К концу 1920-х гг. на первый план выдвинулось «перевоспитание заключенных трудом и культурным отдыхом». Решение этой задачи было возложено на Культурно-воспитательную часть (КВЧ).
По инициативе заключенных была создана комиссия по изучению природы Соловков. На ее базе в 1925 г. было организовано Соловецкое отделение Архангельского общества краеведения (СОАОК), позднее преобразованное в Соловецкое общество краеведения (СОК). Оно состояло из нескольких секций – историко-археологической, естественно-исторической и криминологической, которые в свою очередь делились на отделы. При СОКе также действовали вспомогательные учреждения: химическая лаборатория, биосад, агрономический и криминологический кабинеты, дендрологический питомник. Общество выполняло важную работу по спасению историко-культурных и природных ценностей Соловков. Было издано 23 научных сборника и 3 отдельных монографии его сотрудников. Из наиболее заметных ученых этого периода можно отметить: заведующего лагерного музея – Н. Н. Виноградова, реставратора и искусствоведа А.И. Анисимова, зоолога М. И. Некрасова, орнитолога Г. И. Полякова, гидробиолога А. А. Захваткина. В начале 1930-х гг., когда краеведение в СССР было разгромлено, СОК закрыли.
В июле 1925 г. состоялось торжественное открытие музея, для которого выделили Благовещенскую церковь. Заповедниками были объявлены Спасо-Преображенский собор и Андреевская церковь на Большом Заяцком острове, которые также находились в ведении музея. Основой фондов стали коллекции, собранные заключенными во время научных экспедиций по островам архипелага. Вплоть до закрытия лагеря в 1939 г. в алтаре Благовещенской церкви хранились мощи преподобных Зосимы, Савватия и Германа, другие святыни монастыря. Для заключенных, солдат местного гарнизона, команд судов, заходивших на Соловки, сотрудники музея проводили экскурсии. Как и другие подразделения КВЧ, музей закрыли в 1937 г., когда лагерь был реорганизован в тюрьму.
В СЛОНе действовала общедоступная библиотека, фонды которой насчитывали 30 000 книг и несколько тысяч журналов по всем отраслям знаний. При библиотеке работал читальный зал, где организовывались доклады на литературные и научные темы. На Соловках существовали школы по ликвидации неграмотности (в 1927 г. безграмотные и малограмотные составляли 83 % от общего числа заключенных), до 1930 г. действовал профтехникум, готовивший рабочих высокой квалификации. При техникуме были профессионально-технические курсы.
23 сентября 1923 г. был создан Центральный театр СЛОНа. В первые годы существования его возглавляли профессиональные актеры И. А. Арманов и М.С. Борин. В 1923–1925 гг. театр устраивал представления в монастырской ризнице. Затем на втором этаже Поваренного корпуса, в помещении общей трапезной, был устроен театральный зал на 800 мест. Со временем некоторые актеры освобождались от общих работ; к театру прикрепили портного, парикмахера, плотников. В других отделениях лагеря (в Савватьеве, на о-вах Анзер и Муксалма) существовало несколько театральных сцен, и Центральный театр давал там свои представления, а иногда организовывал выезды и на дальние командировки.
Авангардистски настроенные литераторы и музыканты организовали свою театральную труппу, которая называлась Художники, литераторы, актеры, музыканты (ХЛАМ). С 1935 г. Центральным театром руководил украинский режиссер Лесь Курбас. Сохранились афиши 1936 г., анонсирующие его постановки непосредственно на Соловках. К концу 30-х гг. театр перевели в Кемь, а затем в Медвежьегорск, где он превратился в Центральный театр ББК. На Соловках до 1937 г. оставались драмкружок и агитбригада.
В 1920-х гг. в лагере издавались литературно-краеведческий журнал, газета с несколькими приложениями, отдельные выпуски специальных изданий. Первый номер журнала «СЛОН» вышел в марте 1924 г. тиражом 15 экземпляров, напечатанных на «Ундервуде». Номера 9–10 были напечатаны уже на «Американке» тиражом 200 экземпляров. С 1925 г. журнал стал называться «Соловецкие острова» и с 1926 г. по подписке распространялся по всей стране. В 1927 г. он слился с журналом «Карело-Мурманский край», но с августа 1929 по 1932 г. стал выходить снова. Кроме литературного отдела, в нем были экономический и краеведческий, где публиковались статьи сотрудников СОКа. С января 1925 г. издавалась газета «Новые Соловки», которая «обросла» непериодическими приложениями. Когда прекращалась навигация на Белом море, для публикации новостей с материка издавалась небольшая газета «РадиоСоловки». В целях антирелигиозной пропаганды печатался листок под названием «Соловецкий безбожник». Третье приложение – сатирическая газета «Соловецкий крокодил» увидела свет лишь однажды – в сентябре 1925 г., но «в силу нездорового уклона, который имеет тюремный юмор» выпуск был прекращен. Последний номер «Новых Соловков» вышел летом 1930 г.
На Соловках существовало объединенное спортивное общество «Динамо», членами которого были чекисты и красноармейцы из числа охраны. Общество организовывало спортивные соревнования. Для сотрудников администрации на берегу Святого озера действовала спортивная станция, зимой здесь устраивали каток и лыжную базу, а летом выдавали напрокат лодки. Силами заключенных был также построен тир с двигающимися мишенями. Б. Л. Солоневич, прибывший на Соловки в 1926 г., написал в лагере книгу «Физическая культура как метод пенитенциарии».
В 1923–1925 гг. большинство заключенных были заняты в традиционных монастырских производствах: в сельском хозяйстве, на монастырских заводах и в мастерских. В Савватьеве и Исаково, а также на о-ве Большая Муксалма действовали четыре сельхоза и опытная сортоиспытательная станция, на которой велись работы по акклиматизации огородных и цветочных культур, ставились опыты по выращиванию зерновых в северных условиях. Полученная в результате сельскохозяйственной и животноводческой деятельности продукция частично вывозилась на материк, но в основном использовалась для нужд вольнонаемных сотрудников и лагерного начальства. Сельхозы просуществовали до закрытия Соловецкого лагеря. Работавшие в Рыбзверпроме занимались зверобойным и рыболовным промыслами; гончарный завод выпускал розетки и ролики для электропроводки, посуду, грузила для неводов и сетей, аптечные банки; на механическом заводе ремонтировали транспорт и оборудование для лагерных предприятий. Заключенные также трудились на кожевенном, известково-алебастровом, лесопильном, салотопенном, дрожжевом заводах и в мастерских. Осенью 1925 г., после первых удачных опытов по разведению пушных зверей на Соловках, на островах Долгой губы был организован Пушхоз. Его заведующим стал заключенный К. Г. Туомайнен, оставшийся работать на Соловках и после освобождения. В Пушхозе разводили серебристо-черных лис, песцов, соболей. К 1931 г. основным направлением зверохозяйства стало кролиководство, в озера на Большом Соловецком острове была выпущена ондатра. Небольшое зверохозяйство оставалось на Соловках вплоть до закрытия лагеря.
Решающие изменения в жизни каторги произошли в 1925–1926 гг., когда заключенный Н. А. Френкель, возглавивший к тому времени Экономическую часть, предложил использовать труд заключенных на таких работах, доходы от которых превышали бы расходы на их содержание. Самыми важными в этом отношении работами стала заготовка леса на экспорт. Усиленная вырубка леса на Соловках началась с зимы 1926 г. Центрами лесозаготовок стали командировки Исаково, Савватьево, Новая Сосновка, Амбарчик. Численность осужденных, занятых в лесу, доходила до 38 % от их общего числа. Заключенные называли лесоповал «сухим расстрелом». За зиму погибала четверть работавших там людей, столько же покидали лесные командировки инвалидами. Зимой 1926 г. был издан приказ, дающий право начальникам лесозаготовок расстреливать отказников на месте без суда. В 1929–1930 гг. масштабные лесозаготовки на Соловках прекратились как из-за тифозной эпидемии, так и в связи с истреблением лесного массива. Еще в середине 1920-х гг. в целях экономии запасов древесины было решено перейти к использованию торфа в качестве основного вида топлива для местных предприятий, но торфоразработки оказались неэффективными. По сравнению с дровами цена добытого торфа оказалась слишком высокой, а качество – сомнительным. К 1932 г. объем добычи торфа значительно уменьшился и его продолжали добывать лишь на отдельных командировках (Филимоново, Куликово болото).
Зимой 1924–1925 гг. было восстановлено кирпичное производство, на котором были заняты женщины и заключенные карантинной роты. Если старый кирпич отличался очень высокой прочностью, то теперь его качество значительно снизилось, что, видимо, объяснялось нарушениями технологического процесса, в частности плохим обжигом. После 1932 г. кирпичный завод прекратил свое существование.
Масштабные работы, осуществлявшиеся на Большом Соловецком острове, требовали создания надежных путей сообщения, по которым можно было транспортировать большие объемы грузов. В 1923 г. для этого построили рельсовую колею протяженностью 4,5 версты, по которой вагонетки перемещались руками или с помощью автомобиля. В 1924 г. на узкоколейке начали использовать паровозы. В последующие годы были построены железнодорожные ветки до Перт-озера и на кирпичный завод. В 1929 г. пустили последнюю ветку Кремль– Филимоново, которая вела на торфоразработки. Железная дорога обслуживала предприятия лагеря, по ней перевозились грузы и заключенные на работы. Последний раз она упоминается в официальных документах в конце 1931 г. По-видимому, ее тогда же разобрали и с началом навигации 1932 г. вывезли с Соловков на строительство ББК.
Категории трудоспособности заключенным назначала медицинская комиссия, когда они находились в карантине. Существовало три категории трудоспособности. Заключенные 1-й категории («лошадиной», как ее называли осужденные) использовались на общих физических работах; осужденные 2-й категории, имевшие ограниченную трудоспособность, привлекались к внутренним работам по обслуживанию лагерных подразделений; 3-ю категорию ввели для больных и пожилых, которые считались «ненаряженными» и к работам не привлекались. Условия жизни и питание заключенных разных категорий значительно различались между собой.
Нечеловеческие условия, в которых содержалось большинство осужденных, приводили к мысли о бегстве. Побеги из лагеря, особенно из его материковых командировок, не были редкостью. В основном бежали уголовники, каэрам неудача обходилась слишком дорого, тем не менее бежали и они. Только в 1926– 1927 гг. 188 человек бежали (в том числе благополучно) из Кеми. 12 человек бежали непосредственно с островов, но остается неизвестным, был ли хоть один побег удачным. Заключенные отправлялись в море на утлых лодчонках или самодельных плотах, тогда как у администрации были быстроходные катера, гидросамолеты, постоянная радиосвязь с материком. Участившиеся побеги, а также реакция мировой общественности на опубликованные за границей воспоминания соловецких узников спровоцировали международный скандал, визит М. Горького, написавшего несколько статей, посвященных оправданию лагерного режима, а также ряд ответных действий со стороны лагерной администрации. В 1929 г. на Соловках было сфабриковано «дело о кремлевском заговоре». В обвинительном заключении говорилось, что Информационно-следственная часть (ИСЧ) лагеря получила сведения о готовящемся побеге. Считалось, что большая группа заключенных собиралась разоружить охрану и, захватив лагерные корабли, бежать в Финляндию. Коллегия ОГПУ приговорила 36 заключенных к расстрелу. 29 октября 1929 г. приговор был приведен в исполнение в полукилометре к югу от монастыря.
Весной 1930 г. на Соловках работала Особая комиссия ОГПУ под руководством А. М. Шанина, которая, практически во всем подтверждая факты, приведенные в воспоминаниях соловецких узников, выявила многочисленные случаи убийств, издевательств над заключенными, пьянства, взяточничества, вымогательства со стороны администрации и охраны. В результате несколько десятков человек были расстреляны, рабочий день заключенных сокращен, появились выходные. Больше всего от этой лагерной «оттепели» выиграли уголовники, увеличилось число отказов от работы, краж и побегов. Осенью 1930 г. наступила реакция с последующим ужесточением режима. Кроме расстрелов, важную роль в системе устрашения и наказания заключенных играли карцеры и штрафные изоляторы, главным из которых был мужской штрафизолятор на Секирной горе.
С 1925 г. Соловецкий лагерь начал постепенно расширяться за счет территорий Карелии и Кольского полуострова. Там организовывались лагерные отделения и возникали новые производства. К концу 1920-х гг. лагерь буквально «оккупировал» весь север России, вплоть до акватории Карского моря. Заключенные прокладывали дороги, валили продаваемый за границу лес, искали и разрабатывали месторождения полезных ископаемых. Наиболее значительным проектом того времени, в конце концов поглотившим и сам Соловецкий лагерь, стало строительство ББК. Руководителем всех работ на нем был назначен Н. А. Френкель, а начальником северного участка строительства – начальник УСЛОНа Д. В. Успенский, отбывшие на «стройку века» в 1931 г. вместе с большинством соловецких заключенных. К 1933 г. продукция соловецких производств перестала вывозиться на материк и использовалась в лагере для собственного потребления. Монастырское хозяйство, значительно расширенное в 1920-х гг., прекратило свое существование из-за истощения природных ресурсов, дороговизны морской доставки сырья и вывоза готовой продукции, а также топливного кризиса и разворачивания масштабных лагерных производств на материке.
Весной 1937 г. Соловецкое отделение ББК было передано 10-му отделу ГУГБ НКВД и реорганизовано в Соловецкую тюрьму. В ней содержались «социально опасные» преступники и заключенные материковых лагерных пунктов из числа беглецов и нарушителей трудовой дисциплины. Для заключенных тюрьмы были установлены особо строгие условия содержания.
В 1937 г. вышел секретный приказ наркома внутренних дел Н. И. Ежова об уничтожении находившихся в лагерях и тюрьмах активных контрреволюционных элементов и членов антисоветских партий (троцкистов, эсеров и др.). Осенью 1937 г. особая тройка Управления НКВД по Ленинградской области постановила расстрелять 1818 заключенных Соловецкой тюрьмы, что было осуществлено в три этапа: 1111 человек расстреляли 30 октября – 4 ноября 1937 г. под Медвежьегорском, в песчаном урочище Сандармох; 507 заключенных уничтожили под Ленинградом в декабре 1937 г.; последнюю группу из 200 человек расстреляли на Соловках в феврале 1938 г.
На 1 марта 1939 г. в заключении на Соловках находился 3321 человек (из них 1678 человек на тюремном режиме и 1643 – на лагерном). К осени 1939 г. на территории Кирпичного завода был построен трехэтажный тюремный корпус, который так и не принял ни одного заключенного. Приказом НКВД СССР от 2 ноября 1939 г. и Постановлением СНК СССР от 1 декабря 1939 г. тюрьма была закрыта, а Соловецкие острова со всеми постройками и имеющимся подсобным хозяйством были переданы Северному флоту. Узников тюрьмы перевели во Владимирский и Орловский централы, а тех, кто отбывал срок заключения на лагерном режиме, по Северному морскому пути отправили в Норильск. Главной причиной упразднения Соловецкой тюрьмы стало выгодное стратегическое положение архипелага, возросшее с началом Второй мировой войны. Острова были удобны для размещения опорного пункта военно-морского флота, так как здесь были бухты, рейды, гавань, водоналивной док, множество жилых и складских помещений. В 1940 г. на Соловках начал действовать учебный отряд Северного флота.