Иорданский Владимир Петрович

Дедушка иногда рассказывал мне о моем прапрадеде, но большую часть информации я узнала уже в зрелом возрасте своими силами:

Иорданский Владимир Петрович родился в Санкт-Петербурге в семье бухгалтера Крестьянского поземельного банка Иорданского Петра Николаевича (из семьи потомственных православных священников) и его жены Марии-Жозефины (урожд. Шамбахер, лютеранского вероисповедания). 

В 1910 г. окончил Вторую Санкт-Петербургскую гимназию и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета. Во время учебы в университете занимался лыжным спортом.

Был призван в армию 1916 г., но по освидетельствованию признан "совершенно неспособным" к воинской службе.

С декабря 1916 г. служил помощником столоначальника в Лесном департаменте Главного управления землеустройства и земледелия. При устройстве в Лесной департамент о нем делали запрос Градоначальнику, и им ответили, что “Неблагоприятных в нравственном и политическом отношениях сведений в делах управления Градоначальника не имеется".

При каких именно обстоятельствах и по какой причине в 1917 г. он один уехал в г. Рыбинск - до сих пор неизвестно. Некоторое время работал на Рыбинской железной дороге. 

Вероятно, в это время познакомился с Анной Николаевной Смирновой, а в 1918 г. они поженились. В 1919 г. у них родился сын, мой прадедушка Николай Владимирович Иорданский. Когда ему было 2 года, Анна Николаевна заболела и умерла. Владимир Петрович тяжело переживал утрату, и решил жениться на ее сестре, которая потеряла жениха в Первой мировой войне. В 1925 г. у них родился сын - Александр Владимирович Иорданский.

В это же время прапрадедушка начал работать учителем химии в школе №3 - лучшей школе города. По воспоминаниям учеников, его уроки химии были одними из самых любимых и даже самые озорные ребята сидели на уроках "тише воды, ниже травы". Владимир Петрович учил детей упорно разбираться в "химической поэзии" и использовал достаточно нестандартные для того времени педагогические приемы. В семейном архиве есть большой альбом, подготовленный выпускниками школы с фотографиями и добрыми словами, я часто его пересматриваю. 

Осенью 1923 г. создал уголок живой природы при 9-летней школе им. Луначарского, на базе которого был основан кружок юных натуралистов, а затем, в начале 30-х годов - агробиостанция юных натуралистов (АБЮН), более известная как городская станция юннатов. У агробиостанции был свой устав и совет юннатов из числа наиболее активных участников. Агробиостанция занимала двухэтажное здание во дворе бывшей школы №13 - на первом этаже располагался музей с аквариумами и террариумами, где жили рыбы, ящерицы, черепахи, лягушки, хомяки, крысы, мыши, рептилии и даже насекомые, а на втором этаже был мир орнитологов с большим вольером мелких птиц - как местных, так и тропических. Сейчас на этом месте гаражи. Во дворе школы им. Луначарского на месте свалки были разбиты делянки, где выращивались сельскохозяйственные растения и цветы. Там же был организован мини-сад, где в специальных вольерах жили хищные птицы, филины, совы, а также белки, еноты, хори, лисицы и даже два медвежонка. Рядом за спортплощадкой располагался курятник со своим инкубатором и крольчатник, а также голубятник. Городская станция юннатов помогала колхозам, снабжая их цыплятами и кроликами. Агробиостанции была удостоена премии ВДНХ. 

По воспоминаниям своего сына, моего прадеда Николая Владимировича Иорданского, отец отдавал своему детищу все свободное время, не имея ни выходных, ни отпусков. Организовывал походы по Ярославской области: зимой - на лыжах, летом - пешие к рекам Черемуха, Инопаш, Колокша, к зарастающим озерам и кварцевым пескам у села Глебово. Умел найти подход к каждому трудному подростку, учил самостоятельности, логическому мышлению, прививал любовь к природе. Из бывших юннатов агробиостанции вышло несколько кандидатов биологических наук и других специалистов в области естествознания.

Утром 14 марта 1938 г. прапрадедушку забрали прямо из школы. По воспоминаниям учеников удалось частично реконструировать день ареста. Прозвенел звонок на урок, но учитель в классе так и не появился. Через некоторое время ребята пошли в учительскую, где схватившись за голову сидел директор школы. Всем сказали вернуться в классы и на перемене выстроиться в зале. Прозвенел звонок, вся школа выстроилась в зале, на сцене были директор и лейтенант НКВД. Лейтенант сказал, что враги народа якобы срывают все задачи, поставленные перед народом, а кроме того, враги народа проникли и в учреждения образования. Назвал арестованных учителей из школ города. Занятий в школе не было, всех отпустили домой.

Владимира Петровича обвиняли в активном участии в деятельности группы эсеров-террористов во главе с Ф.А. Образцовым. В заключении по делу лейтенант Кокуркин писал: "(В.П. Иорданский) среди отдельных рабочих, служащих, колхозников, учащихся школы проводил контрреволюционную повстанческую пропаганду. Участвовал в контрреволюционных сборищах, где принимал активное участие в обсуждении вопросов борьбы с Советской властью и совершении террора против партийно-советского актива." Следователь утверждал, что вся группа готовится в случае начала войны вести подрывную и диверсионную деятельность. Описанный в деле "сценарий" под копирку был отпечатан в виде протоколов допросов всех членов "группы" с небольшими вариациями. 

В семье хранится несколько писем жене от прапрадедушки со времени ареста. 

Отрывки из письма от 1 октября 1938 г.: "Дорогая моя Нинушка! Пишу тебе с нового места жительства, Ярославля. Приходится тебя побеспокоить вот каким делом: следователь Кокуркин разрешил мне передачу...Что прислать: 1) ботинки, потому что эти начинают разваливаться, 2) полушубок, и если найдутся, то какие-нибудь плохинькие 3) брюки, ибо эти также разваливаются. Как будто ты говорила, что у меня есть 4) валенки, то неплохо бы и их, а также и 5) портянки холщовые и одно 6) полотенце...Из продуктов пришли немного ситного, сухарей белых, жиров и сахару. Но много не трать, а лучше, если есть возможность, то передай немного денег, но не больше 50 рублей. Здесь можно кое-что покупать два раза в месяц... Не стремись ехать сама, ибо свидания до суда не будет... После суда возможно свидание. Я уже неоднократно писал тебе, что самое тяжелое, что лежит у меня на сердце, - это то, что я в своей жизни тебя не видел и не мог дать тебе того, что должен был дать. Когда увидимся вновь и если я тебе буду еще нужен, то моя жизнь будет уже целиком принадлежать тебе. Плохое утешение, но, увы, больше ничего не сделаешь, прошлого не поправишь..." 

"Ожидаю в ближайшем будущем суд, результат которого тебе сообщу и до конца буду хлопотать о свидании с тобой. В прошлом письме я просил тебя собрать папки и реликвии о моей работе на станции и в школе. Если будет возможность - собери их или сними с них копии. Этот материал будет интересен для меня в дальнейшем и явится утешением и воспоминанием о периоде моей творческой деятельности, к которой уже вернуться мне не удастся... Еще раз умоляю тебя - живи веселее, бери от жизни больше, не упускай ее красивых минут... Целую тебя крепко, крепко, целую мать и всех, кого можно целовать. Твой Владимир".

Через 3 дня прапрадедушку приговорили к расстрелу.

4 октября 1938 г. состоялось закрытое судебное заседание выездной сессии Военной Коллегии Верховного Суда СССР. На каждого человека суд потратил 10 минут, включая составление протокола и оглашение приговора о высшей мере наказания. На суде Владимир Петрович и другие участники дела (Розов, Вишняков) заявили, что не признают себя виновными, что дали ложные показания под нажимом следствия (прабабушка говорила, что у прапрадедушки были выбиты все зубы). Членов выездной сессии (председателя военюриста Митулевича, военюристов Сушина, Сельдина, Костюшко) не смутило, что все обвиняемые на первом допросе отрицали свою вину, спустя небольшое время полностью признавались в самых невероятных делах, а на суде от показаний категорически отказались. Расхождение в показаниях, принятых за основу обвинительного заключения, также никого не удивило. Не насторожило судей и то, что в деле не было ни одного протокола, написанного от руки, ни одного черновика. В тот же день в селе Селифонтово под Ярославлем учителей расстреляли. 

Жена и двое сыновей ничего не знали о его судьбе более 10 лет. Неизвестны были ни причины ареста, ни мера наказания. На все обращения и письма о Владимире Петровиче не было ответа, а в 1946 г. на запрос начальнику лагеря они получили ответ, что он жив и вернется по отбытии заключения в 1948 г. - в то время как Владимира Петровича уже 8 лет не было в живых. Официально о смерти отца прадедушка узнал в только 1956 г. 

*** 

В 1955 г. УКГБ по Ярославской области проводило дополнительное расследование, в ходе которого было установлено, что в действительности указанной контрреволюционной организации не существовало. Определением военной коллегии Верховного суда СССР от 26.05.1956 г. приговор 1938 г. в отношении Иорданского Владимира Петровича отменен и уголовное дело прекращено.