Воронов Сергей Антонович

Воспоминания и автобиография Воронова Сергея Антоновича опубликована его сыном Мартином на сайте: http://www.sbrat19.narod.ru/

В о с п о м и н а н и я

Воронова Сергея Антоновича

Русского Крестьянина,
записанные им самим на исходе жизни

Часть 1

Я, Воронов Сергей Антонович, родился в 1874 году, отец мой русский крестьянин деревни Вороновой, Шадринского уезда Пермской губернии (теперь Каргапольский район Курганской области). Семья среднего прожитка, имела 8 десятин (1 десятина – 1,09 га.) пахотной земли и занималась сельским хозяйством.

1877 году отец помер на 21-м году жизни. Я от него остался двух лет и шести месяцев. Надел отца отошел в фонд общества, за нами остался один надел на мою душу: 4 десятины пахоты, сенокосы и лесные угодья. Землю обрабатывали мать, ее отец и брат. С этого надела и питались.

В 1883 году мать решила поучить меня грамоте. Была недалеко церковноприходская школа, но там учили попы, а наши предки попов не принимали и детей своих им в учение не отдавали. Наши предки – старообрядцы. На Урал пришли от реформ Никона. По матери из-под Каргаполя. Фамилия Каргаполовы. Село Каргаполье. По отцу – из Воронежской губ. Воронов. Деревня Воронова стала и на Урале.

Мать поехала в деревню Русакову к грамотному отставному унтер-офицеру, попросила его учить меня. Свойский дедушка Ерофей согласился. 15 сентября 1883 года она отвезла меня за 12 верст к нему. У него я учился 2 зимы. Весной, в посевную, с дядей и дедушкой по матери на своей лошади боронил. Они посеяли себе и нам, сколько потребуется.

В 1885 году мать сказала, что надо учиться еще, чтобы мог считать и писать. Пошла к дяде по бабушке. Они оба со старухой грамотные. Попросила их, чтобы меня доучили считать и писать. Они согласились, сказали: "Пущай ходит к нам". Я и ходил две зимы 1885 и 1986 годов, и учебу закончил, читать, писать и считать научился. Весной в посевную, как всегда, с дедушкой и дядей работал. Они себе посеют и нам посеют, сколько требуется, и пары вспашем.

После посевной с матерью и бабушкой одни работали для своего хозяйства: заготовляли дрова, сено для скотины. В хозяйстве держали одну лошадь, две коровы, две овцы. У овец ягнята, у коров телята всегда были. Оставляли по разному, смотря, сколько корму им заготовим. Я начал помогать ухаживать за скотиной. Подвозила дрова, сено с поля наша мать на своей лошади, а когда и с дядей подвезут сено на общих лошадях.

В конце 1886 года мать сказала: "Сейчас грамоте научился, надо работу начинать не тяжелую". В 13 лет я чувствовал в себе силу и рад был работать. Сказал ей: "Сходи к дяде, скажи, что желаю у них работать в маслене, коней гонять".

В нашей деревне Вороновой жили племянники бабушки, отцовой матери, занимались сельским хозяйством и промышленностью: имели свой небольшой завод-маслену и салотопный котел. На маслене вырабатывали масло из семян льна, конопли и горчицы, на салотопне из сырого сала внутреннего делали топленое и заливали в бочки.

Осенью 1886 года я к ним поступил на работу. Мне назначили жалованье 1 рубль 50 копеек в месяц. С другим подростком попеременно гоняли лошадей на конном приводе маслены. В холодную погоду по часу гоняли, в теплую – по два часа. Еще на печи семя мешать, чтобы не подгорело, жмыху надолбить, сколько требуется для свиней и скота, воды натаскать из колодца или снегу, по винту поднять давилку и спустить, помочь запрессовать, чтобы масло выжать дочиста. В салотопне работало два человека – мастер и рабочий для подвозки воды и уборки жиряков. В свободное время мы помогали им завалить в котел сало.

Работали в маслене всегда днем, одну смену 12 часов. Мастер и его помощники были неграмотные, учет вели устно, деньги за работу сдавали и не записывали. Так велось у них и раньше. Потом, через год, хозяин (мой дядя) и мастер спросили меня, не могу ли я записывать, что требуется по работе. Ответил им: "Могу!" Хозяин принес книгу, поучил меня, как вести приход-расход и с 1-го февраля 1887 года мы с мастером начали все записывать в книгу. По этой книге мастер и деньги сдавал и отчитывался по работе. Дяде – хозяину – понравилось.

В маслене работали всегда до посевной. Так и в этом году рабочие ушли на свои работы. Мы с матерью договорились сдать нашу лошадь  на время посевной дяде-хозяину. Он посеял и вспахал, сколько требуется и себе и нам. После сельскохозяйственных работ на своих наделах рабочие вернулись в маслену и работали до сенокоса. С 1 июля все пошли заготовлять дрова и сено, собирать урожай. Я тоже пошел помогать матери.

Закончили уборочную, я снова ухожу в маслену к тому же дяде-хозяину. Жалованье мне назначили 3 рубля в месяц. Я выполнял ту же работу и записывал в книгу учета.

Через год мне хозяин предложил быть помощником мастера. С жалованьем 5 р. в месяц. Я согласился. Мастер Митрофан Григорьевич Ивонин сказал: "Может работать". Стал я семя заготовлять с гонщиками, размалывать на жерновах и толочь пестами с приводом, мезгу заготовлять и в котел заваливать.

Сперва недопонимал, как установить жернова и ковать. Мастер подсказал. А потом сам увидел и выучил, стал размалывать без всяких задержек. Научился в котле мезгу заправлять, узнал, когда надо ее выгребать и прессовать. Когда мастер отлучался по делу, я его заменял вместе с гонщиками, не забывал и книгу учета заполнять. Мастер по ней отчитывался.

Осенью 1890 года Митрофан Григорьевич отказался работать на маслене и переехал в другую губернию по случаю неурожая. Меня хозяин пригласил к себе, говорит: "Вы всю работу изучили на практике. Где что встретится непонятное, поможем Вам, дадим более надежных рабочих и одного постарше. Будете работать старшим мастером с жалованьем 7 рублей в месяц?" Я согласился. Мне было тогда 17 лет. Дали трех рабочих: двух – лошадей гонять и одного – семя и мезгу заготовлять.

До посевной работали неплохо, кое-где с повышением выработки. Отчитался честно. И снова сев, вспашка паров в своих хозяйствах. Потом заготовка дров, сена, уборка урожая хлеба, картошки, овощей. Осенью хозяин пригласил рабочих и меня работать на маслене. Мне назначили жалованье 9 рублей в месяц.

Осенью 1893 года мы с матерью обратились к старосте, чтобы из фонда нам дали земли. Староста не отказал: "Будет сход, решим и покажем, где земля". Сход разрешил получить два надела и указали, где земля. Нам посоветовали купить лошадь. Привели лошадей из Сибири. Мы купили у них небольшую кобылицу арденской породы за 20 рублей.

Зимой работал на маслене с теми же рабочими, хозяин платил мне 10р. в месяц. Весной в посевную работал на своих лошадях самостоятельно. Посеял и вспахал на двух наделах. До июля месяца работали на маслене, а потом – сенокос, заготовка дров, уборка хлебов и пр.

Осенью дядя-хозяин пригласил меня и спросил: "Будете у нас зимой работать? - Я не отказался выполнять ту же работу. – Жалованье Вам будет 10р. в месяц, но мы Вас попросим понаблюдать и последить за топкой сала. Салотопня близко от маслены, это сделать легко – взвесить и записать в книгу. Плата за это будет отдельно". Салотопное дело мне знакомо, я согласился. Сразу выявились недостатки – слабо вытапливали жиряки, отчего много было отходов. Стали вытапливать сильнее и чаще сало снимать. Снимать стали в бочки и вторично перетапливать. Этим сэкономили около пуда сала на один завал.

Осенью 1895 года женился. Жена Евдокия Дмитриевна стала работать с моей матерью по хозяйству. Дядя заключил договор на совместное управление масленой и салотопней тремя хозяйствами. Митрофан Григорьевич Ивонин, который уезжал во время неурожая, вернулся в деревню, стал работать на другом заводе.

Я про свой завод объяснил дяде, что машины износились, давление слегой становится опасным. Надо приобрести другие жернова, песты, поставить винтовой пресс. Эти машины уже были на складах в Шадринске. Дядя и хозяева компании согласились. Летом 1895 года купили жернова, вальцы и песты и привезли в Воронову. Винтовой пресс не купили, давление слегой осталось по-старому. Установили вальцы на быстрый ход, стали размалывать семя. На лад дело не пошло. Пришлось остановить работу и переделать по-другому. Переоборудовали ход вальцов на тихий (30-40 оборотов в минуту) и прекрасно, производительно начали работать. Работа пошла быстрее, спокойнее, тише (вальцы не стучат).

С 1896 года до 1901 работал на маслене с жалованьем 12 рублей в месяц. Летом – на своем хозяйстве, зимой – на маслене. В 1898 году по наряду сельского старосты дежурил на пожарной каланче 15 суток.

1898 году хозяева купили жатвенную машину самосброску (не лобогрейку), требовалось ее собрать. С хозяйским рабочим Толшиным мы собрали, потом поехали жать на хозяйских лошадях. Сначала были остановки, потом отрегулировали, направили машину, начали жать. Выжали хозяевам и нам пшеницу. Остальное сами скосили и убрали. В 1896 году по совету со своей женой и матерью перестроили амбары и сарай в своей ограде, поставили на новые стойки и все закрыли новым тесом. В колодец заложили новый сруб (10 метров) в 1897 году. В 1899 году перестроил баню, в пригоне крыши покрыли соломой. В 1901 году от работы в маслене отказался, начали своей семьей вести хозяйство. Весна была засушливой, получился недород. Мы сняли урожай и решили подзаработать на стороне. Подрядились со своей супругой Евдокией Дмитриевной в нашей деревне к крестьянину Бабихину страдовать. Скосили, завязали в снопы 3 десятины на своем содержании, по 2 рубля за десятину. Работу сделали и деньги получили. Осенью, видит дядя наше положение и предложил мне зиму поработать в маслене. На зиму я согласился, а с весны стал работать на своем хозяйстве. Год вышел урожайный. Много наросло и огурцов, и арбузов, и хлеба. Хозяева компании предложили мне зимой работу в маслене. "Ищите кого другого, - отказался я, - трудно мне вести свое дело и работать в маслене". Они из рабочих поставили мастером. Работа продолжалась на тех же машинах, но мастера меняли часто, то за растрату, то за пьянку. Такая работа у них продолжалась до 1905 года. В 1902 году на сельском сходе предложили мне собрать с нашего общества подати деньгами. Мне дали из волости книгу, в которой указаны суммы податей с каждого хозяйства. По книге с населения деньги собрал и сдал в волостную казну заседателю. Эту работу выполнял и в 1903, 1904 годах.

Я работал в своем хозяйстве и часть на стороне на своих лошадях. Купленная в 1893 году кобылица, к 1905 году нам дала приплод 4 жеребенка. Мы их вырастили. Двух жеребенков продали и кобылицу продали. Купили кобылицу покрупнее и молодого жеребенка трех лет крупной породы на производителя. У нас стало 4 лошади. Коров было тоже четыре, подростков телят 6 штук, овец-маток 3 штуки, ягнят было по-разному. Куриц держали 15 штук. Такое хозяйство имели в 1902 году.

Нас было 5 человек – мать, бабушка, я, жена и сын Афанасий рождения 1900 года. Земли имели 3 надела пахотной (12 десятин), покосов всего 1,5 десятины, лесов тоже 1,5 десятины. Выгон для скотины был общий, огораживался жердями с каждой души, чтобы скот не шел на поля. Покосов не хватало, поэтому покупали в лесничестве казенные покосы и косили недостающее сено. Дрова тоже рубили в лесничестве, сколько не хватало. Пахотную землю тоже покупали и в казне и у крестьян лишнюю.

В конце 1904 года главный хозяин компании помер. Остались два члена – наш старый дядя и нерадетельный член, у которого была вторая маслена. Они все остатки переработали и продали, произвели расчет рабочим и весной 1905 года ликвидировали договор.

В 1904 году по совету со своей женой и матерью решили перестроить свой дом. Из кирпича сложили фундамент, сделали подруб снизу, новые окна, и наличники, и ставни, закрыли железом, трубы сделали для течи воды. Выкрасили внутри дома, крышу и окна снаружи. Дом имел цокольный этаж, окна, которого были заподлицо с землей. А второй этаж нормальный.

1 сентября мой дядя, бывший хозяин, предложил мне работать на маслене не за жалованье, а на паях по договору. Будем делить так: заработали 3 рубля, делим так: 1 рубль на амортизацию завода, 1 рубль на 1 пай, 1 рубль на второй пай, - говорит дядя. – Вам быть мастером по заводу, сколько надо подыскать рабочих, содержать их на дому и кормить, ухаживать за ними. С пая выделять три лошади на движение машин, подвозку воды и сала в салотопню. Все расходы на содержание и рабочих и лошадей будем списывать из общих заработанных доходов. Вы будете вести книгу приходорасходную всей промышленности, и по ней будем расчеты вести. По прекращении работы компании завод и салотопня остаются у хозяина. Права наследства на завод вы не будете иметь. Если желаешь работать по договору, можешь начинать ремонтировать". Я дал согласие. Через две недели взял ключи у хозяина и с рабочими осмотрели маслену, проверили в работе, необходимое подремонтировали. Все машины очень изношены. Одни вальцы поновее, но и они подработаны. Все же работать потихоньку можно. К празднику подъехало много подвод – привезли семя переработать на масло. У компании тоже было заготовлено семя. Работали тихо, часто останавливали и ремонтировали механизмы. Едва заработали на пропитание.

На салотопне сделали небольшой ремонт и работали нормально. В ноябре и декабре закупили сала, подыскал двух рабочих, рассказал им, как и что надо сделать. Работали дружно, помогали друг другу. Весь сырец перетопили в котле и в бочки залили, рассчитались с рабочими, они ушли на свои хозяйственные работы. После посевной 1906 года я стал доказывать дяде, почему плохонько поработали в маслене зимой: "На этой установке лучше работать невозможно, все подработалось. Давление слегой через винт делать опасно. Винт совсем вышел из строя, может убить человека. Мешалки и вальцы тоже подработались, частые были остановки. Если продолжать работу, надо купить два винтовых пресса, старые давилки слеги убрать, остальное подремонтировать и можно будет работать". Хозяин сказал: "Даю тебе полное право, делай как лучше".

Поехали в Шадринск, купили два винтовых пресса по 45 рублей за штуку. Привезли, давилки слеги из маслены убрали, вальцы подремонтировали, сделали насечку.

С 15 сентября начали работу в маслене. Работа пошла все живее и давление на прессах делать безопасно. Но выявилось слабоватое давление на прессах, в жмыхе остается масло. Второй раз запрессуем, нажмем еще 300-400 граммов масла. Я объяснил хозяину такое дело. За зиму мы недополучили 650 рублей. И жмых получается слабый, весной, летом может загореться. Скотина не будет есть такой жмых. Мне удалось достать прейскурант завода "Эльворти", в котором указано, какие у них имеются машины и цена. Контора в Челябинске, название ее "Дрейфус". Я предложил хозяину – дяде приобрести гидравлический пресс и заменить наши прессы и вальцы. Хозяин согласился. В конце января 1907 года мы с сыном хозяина поехали в Челябинск, в контору "Дрейфус".

 

 
Часть 2

Несколько слов о сыне хозяина – Агафоне. Сын Ферапонта Лукича работал в пимокатне – третье ремесло хозяина. В маслене Агафон по его призванию не хотел, его больше занимало пимокатное дело. Валенки они семьей (с работниками, конечно) катали до самого конца НЭПа и поставляли на рынок. Качество товара было высоким, и он пользовался большим спросом.

В Челябинске оформили документы на покупку пресса гидравлического за 900 рублей, дали задаток 300 рублей, а остальные деньги наложенным платежом. Нам дали слово, что пресс отправят с завода на станцию Мишкино. Вальцов нам не дали, но пообещали известить, когда будут. К 10 марта мы поехали и получили пресс с небольшим опозданием.

Привезли домой, затащили в маслену (вес его 90 пудов) и начали работать. Сразу почему-то не давало полного усилия давление. Оттащили пресс в сторону и до посевной отработали на старых прессах. После посевной занялся с прессом. Поставил его на твердую почву, начал накачивать и пробовать давление. Нашел причину: клапана плохо прикрывают. Я натолок стекла, просеял, смешал с маслом и притер клапана. Начал пробовать и давление получилось нормальное.

В 1907 году добавили амбаров из нового лесу, под амбарами сделали из кирпича подвал, а в погребе – яму из кирпича и закрыли новым тёсом. Под домом внизу сделали жительство.

После посевной работали на новом прессе, получили больше масла на фунт от каждого пуда семян. Жмых – как сухари, может лежать, не портится.

15 сентября 1907 года те же рабочие начали работать в маслене. Старшему жалованье 10 рублей, второму рабочему – 8, гонщикам – по 3 рубля в месяц, питание и ночлег наши. Размалывали семя на тех же вальцах и жаровнях, а выжимать масло начали новым гидравлическим прессом. Работа с прессовкой пошла в два раза быстрее, масла нажимать стали больше, и жмых получался крепкий.

В марте 1908 года получалась авария. Я куда-то отлучился, старшой не доглядел, превысил давление и насос разорвало, новый пресс из строя выбыл. Пришлось прессовать на старых винтовых прессах.

Салотопное дело работало без ремонта.

После посевной я заявил хозяину и его сыну, что по старому договору работать мне приходится много, а получаю мало, и моего на заводе нет ничего. Предложил всю промышленность оценить и разделить на два пая с наследством. "Можем прекратить компанию", - сказал хозяин. "Согласен прекратить", - сказал я. "Как будем делить машины? Накупили дорогих… Дорогая сноповязалка, дорогой пресс, а работали на них мало. Сноповязалка тоже требует ремонта", - сказал хозяин. Я в ответ предложил: "У нас две машины вышли из строя. Оценим их так: сноповязалка 200 рублей, гидравлический пресс 600 рублей. Одну – вам, другую – нам. Разницу уплатить из пая. Мне на пай причиталось 900 рублей. Я взял пресс и 300 рублей.

После расчета компании я решил построить свой новый завод. Поехал в Курган, через переселенческий склад выписал с завода "Эльворти" (английская фирма) ступу и корпус к гидравлическому прессу, вальцы большого размера, весы десятичные до 30 пудов, дал задаток и получил документ. Контора заверила, что к 1 сентября 1908 года механизмы доставят в Курган. Еще в Кургане купил железа на валы, годные шестерни, чугунные косицы на обод для привода, что имелось, и привез в Воронову.

В деревне подрядил плотника сложить на мху сруб для маслены, вставить окна и двери. Большую конюшню отремонтировали. Закрыли дранкой, вставили новые окна и двери. Окна и двери купил готовые. В августе перевезли пресс из старой маслены в новый корпус. Подрядил мастера сделать колесо, чтобы уложить косицы и сделать конный привод к маслене. Сами поехали на покос заготовлять сено: мать с бабушкой остались дома Елизавета (1902г.), Евсевий (1904г.), Евтихий (1907г.). Поработаем, приедем за хлебом, что надо плотникам добавим, и опять на покос. Между делом в маслену привезли глины, кирпича купили, сложили печь и котлы вмазали. 30 августа поехал в Курган получать заказ. Получил все, что было выписано, привез на лошади домой. Начали ставить конный привод, заправили валы в кузнице, проточили шейки валов подшипников. Шестерни и косицы куда надо приделали, вальцы к приводу присоединили, мешалки в котлы установили. Весь механизм собрали на железных валах и шестернях. На прессе заменили корпус и ступу и сразу опробовали давление. Давление дало высокое – 450 атмосфер. Убедились – работать будет. Начали достраивать заборы вокруг конного привода и крышу над приводом и пригоном для лошадей, исправили колодец.

21 сентября 1908 года завод пустили в ход. Работа пошла очень хорошо и производительно. Столько же людей, как было на старом заводе, делали на одну треть больше или на половину больше. Выход масла стал из пуда семя на три четверти фунта больше.

Затраты на постройку завода и на все механизмы и машины выявились в 1600 рублей.

Нормально работали до посевной 1909 года и после посевной один месяц июнь.

После опробования маслены я ездил на делянки в лес. У нас было куплено много осинника на дрова. Посмотрел, посчитал и увидел, что можно срубить хороший сруб на две половины. Решил построить салотопню. Приехал из лесу и подрядил работника срубить в лесу сруб. В начале октября сруб начали вывозить и за три дня вывезли. Тот же плотник сруб поставил на место и закрыл крышей. В оба отделения сделали двери. В корпусе салотопни выкопали колодец 11 метров глубиной, спустили сруб.

20 октября поехал в Шадринск подрядить мастера склепать котёл из толстого железа, чтобы диаметр поверху котла был 4 аршина. Купил железо по два пуда лист - 10 листов. Подрядил каменщика Ефрюгина сложить печь под котел. Договорились, когда будет сделан котёл, за вами приедут. Так и сделали. На котёл из деревянных плах сделали настав, чтобы в котёл помещалось до 200 пудов сала и отстойник. Все привезли. Ефрюгин начал ложить печь, Карионов начал собирать и устанавливать ларь и отстойник, Ефрюгин фундамент и топку под котел сложил, котел установили и начали кладку печи. Когда все сделали, я рассчитался и водкой угостил. 19 октября обоих отвезли в Шадринск к своим квартирам.

Приехал из Шадринска и решил начать перетопку сала. Послал в салотопню человека – рабочего, не очень опытного – накачать воды из колодца в котел и затопить печку, а норму воды, сколько качать не указал, и сам задержался с другими делами. Пришел в салотопню, а он все еще качает. Вода бежит по всем швам. Вижу, уже и в поддувало вода набежала, внизу все затопило. Я ему сказал: "Будет качать! Видишь, все затопило?" Перестал. Начали с ним все обратно вычерпывать – из поддувала, из-под пола. Всю вычерпали. Я начал проверять печку, разложил сверху кирпичи, увидел, что в середине провалились хода. Водой глину размыло, кирпичи пали. Вот такая моя ошибка получилась.

Сейчас же поехал за мастером, обсказал ему дело, попросил наладить. Мастер согласился. С ним приехали, исправили, печь затопили, воды согрели, и котел нагрелся хорошо. Мастера за работу рассчитали, отвезли обратно домой.

Печь продолжали топить, вода закипела, пошел пар, и этим паром запарили отстойник и ларь. Салотопню привели в полный порядок. 24 ноября 1909 года начали работу. Завалили сала в котел 180 пудов. Поставил более опытного рабочего и сам посматривал. Топка пошла хорошо и быстро. На другой день сало перетопили, слил в отстойник и ларь, а на другой день слили в бочки. Потом снова завалили  в котел 180 пудов, и работа пошла. Рабочий с делом ознакомился и остался за мастера. Дал ему еще человека в помощь. Работа пошла быстро. А сам стал заготовлять сало от промышленника и с базара. Семя тоже заготовлял, и крестьяне привозили со своих хозяйств. Все перерабатывали и получали с них за работу деньгами.

В декабре салотопное дело закончили, сколько было – переработали. А маслена работала до посевной 1910 года.  1 апреля рабочие получили расчет, и ушли на свои хозяйства готовиться к севу. Мы тоже стали готовить плуги, бороны. Земли мы имели 12 десятин, да еще на своих ребят получили 3 надела (12 десятин), да 8 десятин купили у крестьян. Всего стало 32 десятины (35 га). Работал со своими ребятами и одного рабочего взяли со стороны до Казанской (22 октября).

Перед заговеньем начали работу своей семьей в маслене. Переработали семя, привезенное крестьянами и свое. Праздник проводили и работу в маслене кончили. Начали пары боронить, пропалывать хлеба, распахали окучником картошку и 30 июня поехали свей семьей на покос – я, Сергей с Евдокией, сын Афанасий и один рабочий. Закончили сенокос, подоспела уборочная. Своей машины для уборки не было, косили литовкой, жали серпом. Хлеба выросли хорошие. Пришлось брать машину со стороны. Снопы сложили в стога, картофь выкопали и вывезли с поля.

В сентябре со стороны взяли молотилку и начали обмолот хлебов, потом перевеяли, с поля подобрали и засыпали зерно в амбар. Всю работу с молотьбой и уборкой закончили своей семьей, но и со стороны рабочих брали, по договору.

20 сентября 1910 года перед Покровом начали работать в маслене. Договорился с тем же мастером и другими рабочими работать на тех же условиях: питание и содержание готовое, а гонщикам коней давали в холодную погоду теплую одежду (лопотину). Своей семьей покупали семя и сало на базаре у крестьян, у скупщиков, которые скупают у крестьян и продают. На бойнях тоже покупали сало.

В старой салотопне у дяди-хозяина топка котла продолжалась50-60 часов. мы сделали сильнее тягу в топке и покруче настав и перетапливать успевали за 36 часов.

В 1910 году перестроили пригон и добавили, соломенные крыши заменили на тесовые, конюшни подняли, сделали сарай. В ограде от новых амбаров кругом сделали сарай, перебрали баню и все кругом закрыли новым тесом.

В 1911 году к посевной я арендовал 10 десятин на 12 лет. В 1913 году купили две избы и одну построили с сенями в ограду недалеко от дома. Еще поставили избу в поле для ночлега в посевную и уборочную. В обоих избах сложили печи для выпечки хлеба и закрыли тесом.

В 1914 году по совету с женой и матерью построили кладовую. Сложили под полом подвал через всю кладовую двух метров в высоту для хранения масла. Сделали накат и сверху залили известью с глиной и песком, а сверху кирпича настлали и засыпали слоем земли в 50см., закрыли железом, по углам проложили трубы для стока воды.

 

Часть 3

В 1915 году волостной сход уполномоченных выбрал меня волостным старшиной (в Каргапольской волости было 14 деревень). На этой работе находился до революции 1917 года. После революции, в 1918 году общее собрание депутатов переизбрало меня, но должность стала называться "председатель совета сельских и солдатских депутатов". На этой должности был 3 года. В 1920 году на эту должность избрали И.Ф. Мельчакова. Сын Ивана, Мельчаков Виктор Иванович, был с нами в ссылке в Курьях с 1930 года, а Иван, отец его, приехал в Курьи позднее.

Так мы работали 9 лет, с 1908 года по 1918 год.

В 1916 году наша маслена сгорела. Сгорел корпус и повредило часть механизмов. Мы с сыновьями решили построить новую. У бывшего моего хозяина-дяди купили корпус старой маслены. Начали его перестраивать по новому плану. Заготовили моху, лесу, разобрали старые стены, сруб снизу сложили на мох из нового лесу, закрыли железом. Конный привод из сгоревшей маслены, гидравлический пресс, вальцы и котлы перевезли в новый корпус и установили. Кругом привода поставили забор, закрыли железной крышей. Кирпича нового купили и старый использовали. Печь сложили и установили 4 котла. К котлам установили мешалки для вращения мезги, чтобы не пригорало в котле. Всю работу выполняли сыновья. Только плотника и кровельщика нанимали со стороны.

25 сентября 1918 года впрягли лошадей, начали пробовать. Лошадей пустили и весь механизм в маслене пошел в ход. Сначала загрузили меньше, а потом прибавили. Везут. Дали полную нагрузку. Везут легко. Убедились, можно начинать работу.

К празднику Покрова приехало много людей, привезли нам сырья. Мы со своей семьей работали нормально. 27, 28, и 29 сентября – все дни работали и даже не успевали перерабатывать. Некоторые привозили семя, продавали нам, мы перерабатывали и рассчитывались маслом и деньгами. Другие мужики все масло и жмых брали себе, за переработку рассчитывались деньгами. Кому масло не надо, мы покупали и обеспечили себя. К Покрову работу прекратили. После праздника закончили сельскохозяйственные работы дома и 10 октября начали работать в маслене своей семьей. Когда было много работы, брали на помощь рабочих со стороны. Расплачивались маслом и деньгами.

1 апреля 1919 года началась подготовка к посевной. Наделы разделили на каждую душу. Мы на свою семью из 12 человек получили 24 гектара пахотной земли, лесу и покосов 25 гектаров. После сева и вспашки паров к празднику Заговенья начали работать в маслене. Семя крестьяне навезли немало. Все переработали и для себя и на продажу. Снова заготовка дров, пары боронить, хлеба пропалывать, а с 1 июля – заготовка сена и перепашка паров на другой ряд.

К этому времени я купил жатвенную машину-самосброску. Хлеба поспели, я стал жать, а семья снопы вязать. Свозили снопы в гумно, картофь выкопали, подобрали и к Покрову начали работать в маслене. Заготовили масла себе и крестьянам. Лишнее продавали на базаре. После Покрова возили на поля навоз, ремонтировали изгороди, гряды из-под огурцов и другие работы по хозяйству сделали. 20 октября пригласили Веснина – крестьянина из нашей деревни – с молотилкой: обмолотить хлеб.

21 октября 1919 года в деревню приехали из Шадринска, из Упродкома два человека. Пришли к нам на гумно.

Воронов здесь?, - спросили.

Я буду.

Вы не пугайтесь и сильно не беспокойтесь. Мы квартиру для ночевки найдем и вечером придем к вам после работы, с вами побеседуем.

Если вам угодно, пожалуйста, у нас квартируйте.

Мы к вам приехали отбирать, и у вас же квартировать? Приятно ли будет?

Пожалуйста, я никакой неприятности не имею, квартируйте и будем делать, что требуется.

Они к нам и заехали. С лошадью управились, зашли в комнату. И мы пришли с работы. Поужинали и гостей накормили. Вечером с ними занялись.

- Нас послал Упродком взять у вас промышленный завод по акту на учет.

Предъявили мне документ Упродкома.

На другой день пошли с ними в маслену, всё промеряли и в длину, и в высоту, переписали весь инвентарь, машины, конный привод, всё до молотка. На всё написали акт, и я расписался, и они расписались. За всё, что я передал им, не было указано цены.

Пошли с ними по складу, проверили запас семя, масла и тары под масло. Все подсчитали и указали цену на семя и масло. По акту от меня приняли семя 1600 пудов и масла 20 пудов. Все расписались. Закончили сдачу и приемку всего.

Нам надо все это передать хозяину, который бы мог управлять и работать, - сказал главный. – Вы можете за это взяться, быть хозяином? Дадим вам рабочих, будут работать, а вы будете вести учет. Масло, жмых будете сдавать в Шадринск, Упродкому. Если не откажетесь, мы вам все передадим по акту, что получили от вас.

Я согласился. Сразу написали акт от 21 октября 1919 года. По акту все принял, что сдавал, начал работать заведующим этого хозяйства. Дали мне рабочих – демобилизованных солдат, не снятых с учета, два человека, знакомых с делом и свои ребята. Перед посевной 1920 года все переработанное свезли в Шадринск и сдали в Упродком. Выдали квитанции и произвели расчет. Начали готовиться к посевной.

Приехал человек с завода Морозова И.Е., мастером работал. Начал предлагать и организовывать коллективную обработку земли – сельскохозяйственную артель. Где поразъясняют, где пристращают мужиков. Согласились 40 мужиков нашей деревни и я с ними. Земли обобществили. Они были почти в 40 местах. Больше 80 голов лошадей соединили в одно место на посевную. Разделить посевы на бригады и звенья не додумались, плана не сделали. Кое-как, с большим опозданием, но посевную закончили.

После посевной в соседней коммуне началось восстание. Все из коммуны поехали отступать через нашу деревню. Мужики нашей деревни струсили, закричали: "Надо собрание! Ликвидировать артель!" Собрали собрание 15 июня 1920 года. Постановили – распустить артель. Решили: все поля переходят к свои хозяевам вместе с посевами. Работать артелью больше не стали. Поехали на покосы всяк про себя косить, так и уборочную сделали. Была засуха, и урожай получился легонький. Где можно, я машиной выжал, маленькие участки скосили литовкой. Снопы повязали и свозили в гумно.

В ноябре из упродкома спросили: "Маслена работает?" Ответил: "Не работает". Мне сказали: "Надо работать". Начали работать своей семьей с одним демобилизованным солдатом. Четыре дня в феврале 1921 года не работали т.к. накрыли банды из Сибири. (Ишимское восстание против коммунистов. В восстании были замешаны два дяди – Яков Нилович – расстрелян, и Кондратий Дмитриевич – дожил до старости на Дальнем Востоке. (прим. Воронова Мартина – сына автора) Все переработали и свезли в Шадринск. Сдали, расчет получили. Начали готовиться к посевной.

В 1920 году и этом году нашей семье дали задание нарубить 10 саженей дров для государства. Задание мы выполнили. Старший сын уже служил в армии.

Во время посевной 1921 года меня вызвали в упродком и сказали: "Получите от нас завод обратно, который сдавали по акту, и можете работать самостоятельно". Акт написали на передачу завода. Я расписался. Работа пошла, как прежде.

Урожай 1921 года был неважный, травы низкие. Засушливое лето. Зерна получили мало, не хватит на пропитание и семена. Хлеб стал дорогой очень, на деньги не купишь.

Услышали мы, что в Шадринск привозят зерно с урожая. За деньги не продают, а меняют на масло. В октябре мы с Марьей – женой старшего сына – повезли масло в Шадринск. На базаре стали в розницу производить обмен масла на зерно. За один фунт масла получали четыре фунта пшеницы, а то и пять. Торговали неделю, вернулись домой и опять работали на маслене. Лишнее масло и жмых увозили в Шадринск на обмен семян пшеницы. Так потихоньку проработали зиму. В 1922 году меня на сходе общества избрали уравнивать землю на души  (по душам) в своей деревне. В 1923 году эту работу закончили.

К посевной 1923 года заготовили семян пшеницы, овса и проса. На продовольствие зерна осталось мало, и взять негде. У нас была заготовлено жмыху конопляного и льняного, и масло тоже было. Мы стали жмых наполовину с мукой мешать и печь хлеб. Так до нового урожая прожили, не голодали. А лошадям тоже корму не хватало. С трудом посевную закончили, слова богу насеяли, сколько хотели, с небольшим опозданием вспахали пары. Очень трудная была посевная.

Летом на корпусе гидравлического пресса образовалась трещина, стал проходить воздух. Я решил корпус немного переконструировать. Сделал на бумаге чертеж и по чертежу попросил сделать модель. Литейщик Давыдов  посоветовал отлить медный. "Чугунное литье, - сказал, - твердое, может треснуть". Я согласился, закупил красной меди два пуда, один пуд желтой и десять фунтов олова. Из такого материала сделал в одном насосе два давления через один клапан и по одному каналу. Против старого уменьшили один канал и два клапана. Проточили клапана и гайки и пустили в ход. Работать начал хорошо. На нем и работали.

Урожай в этом году был хороший. Всего наросло много.

В сентябре 1922 года мне предложили взять патент в финотделе на право переработки семя в маслене и получить облигаций на 165 рублей. Мне объявили: "Можешь закупать семя на рынках и на дому, сколько можешь перерабатывать. Масло можешь продавать как сумеешь и где угодно. Можешь обеспечивать работой свое семейство или нанимать рабочих со стороны. Перепродавать семя нельзя. Если обнаружим – наложим штраф. Можешь заключать договора на переработку семя с организациями". Получил патент и за облигации уплатил деньги, приехал из Шадринска.

В 1922 году купили хозяйство в нашей деревне у Кетовой П.Е. за 15000 рублей и заверили у нотариуса. За бумагу уплатили 1500 рублей, и хлеба 600 пудов пшеницы, и дров 120 кубометров. Перешли жить в новый дом.

Работа шла своим чередом. 10 июня 1923 года коммуна предложила нам паровой двигатель 7 лошадиных сил. Посоветовался с сыновьями и решил купить. Попросили знакомого механика-машиниста Машукова посмотреть. Машина была крепко разрушена, но отремонтировать можно. Купили, привезли и начали ремонтировать с тем же механиком. Сложили фундамент и топку с поддувалом. Установили машину на фундамент и крепко закрепили. Пустили машину в ход.

После сенокоса и уборки хлебов начали в маслене устанавливать трансмиссию. Подогнали шкивы куда какие надо и ремни надели. Трансмиссию подвели к колодцу и поставили насос. Воду подавали через привод, куда сколько требуется. Все работы выполнили сыновья. 20 сентября пустили машину и трансмиссию в ход, убедились в надежности. А перед Покровом начали работать своей семьей без конного привода. И лошадей не надо! В везет легко при трех атмосферах пару. К Покрову все подвезенное семя переработали, деньги за работу получили. Масло повезли на базар, продали, купили семя на переработку.

1923 году построили новую баню и отлив через всю ограду. Закрыли железом у складов.

После праздника попросил Федора Веснина с машинной молотилкой обмолотить хлеб. Согласился: обмолотил и провеял. Я поехал в Шадринск за патентом и облигациями. Уплатил и привез домой документы. С сыновьями посоветовались и решили попросить старичка, работавшего много лет на паровой машине, чтобы практически научил работать на машине. И кузнечное дело изучить, чтобы самим ковать, если потребуется, и жестяное дело. Он от нас жил в 40 км. Максим Федорович согласился на таких условиях: каждые сутки платить три пуда пшеницы (тогда все товары шли на обмен, и мы за переработку семя получали натурой – семем, пшеницей). 27 октября привезли Максима Федоровича на маслену. Он осмотрел машину, кое-что подправил и начали работать.

С ним мы решили поставить кузницу. "Без кузницы плохо", - сказал механик. У нас был куплен мех, наковальня и молотки с клещами. Около маслены близко была хоромина. В ней варили олифу и мыло. Там сложили горн, установили наковальню и кузница готова. В ней наши ребята ковали и я, что требовалось. От Максима Федоровича стали перенимать науку по паровой машине, кузнечному делу и жестяному. Проработал у нас механик 40 дней. Сыновья крепко изучили науки. Рассчитались с механиком пшеницей, свезли в потребительскую лавку, сдали. Максим Федорович получил пимы (несколько пар) и мануфактуру. Все сложили на воз (и остаток пшеницы), впрягли пару лошадей и отвезли механика обратно к своему дому, откуда и привезли.

Во время учения, установки оборудования кузницы и езды к Максиму Федоровичу маслена не останавливалась, продолжала маслобойное дело. Все расчеты производились маслом, семем, жмыхом.

В апреле 1924 года сын Афанасий пришел из армии, и в следующем году выделился из семьи. Получил свой надел и начал жить своим хозяйством. А наша семья (2 женатых сына, две дочери – 11 и 8 лет, три сына – мальчики 12; 4 и 1,5 лет) продолжала работать в маслене и сельском хозяйстве. Я служил народным заседателем в народном суде 1925-1927 годах.

В 1926 году построили сыну Евсевию новый дом на старой нашей усадьбе, где наш старый дом и кладовая. Сделали конюшни. Пригоны и баня были сделаны раньше. До 18 февраля 1928 года работали по привычному порядку отработанному не одним десятком лет.

18 февраля 1928 года приехала комиссия исполкома. Осмотрели маслену и приказали прекратить работу. Причина: плохая побелка и низковато в помещении. Работу прекратили. Крестьяне снова погрузили мешки с семем на подводы и уехали. Мы занялись делами по хозяйству дома.

В апреле 1928 года сыновья Евсевий и Евтихий пожелали выделиться из общей семьи. Дома у них были построены, наделы земли получили и стали жить отдельными семьями, своими хозяйствами. В нашей семье осталось три сына – 16, 7, 5 лет., две дочери – 14 и 11 лет, жена и моя мать – старуха 80 лет. Посевную и уборочную провели своими отдельными хозяйствами. Сдали обязательные поставки за 1928 год зерном.

Райисполком приказал открыть маслёну весной 1929 года и работать. Закончили посевную и к Заговенью начали работать в маслёне. Мужики навезли на переработку много семя.

В нашей деревне была коммуна "Просвет". Пришли в маслёну три мужика – члены коммуны и начали у нас торговать маслёну. Я сказал, что надо посоветоваться, а потом скажем. Мужики пришли на второй день, спросили: "Что решили?" "Можем продать, - ответил я, - Сколько вы нам дадите?" "3500 в золотых рублях, но у нас наличных денег нет, а дадим вам оформленные векселя и рассрочим платеж на 5 лет". Я согласился и передал им маслёну на полном ходу. 7 июня мы работу закончили, а 8 июня 1929 года начала работу коммуна "Просвет". Тогда же в райисполкоме написали векселя на 3500 рублей с рассрочкой на 5 лет. Маслёну передали, денег ни копейки не получили. Так наша промышленность перешла в коммуну. Мы остались с сельским хозяйством.

Подготовили все к сенокосу. Накосили, изготовили кормов для своего хозяйства. Хлеб с полей убрали, обмолотили, с государством по обязательным поставкам рассчитались. Стали возить дрова, которые были заготовлены в лесу.

1927-1929 трудные годы нашей семьи. Работа была ненормальная, трудноватая.

 

Часть 4

В 1930 году зимой нас раскулачили. Хозяйство наше взяли в казну, земли в коммуну. Дом приказали освободить. Тогда мне было 55 лет, жене – 53 года, матери- 80, сыновьям – 17; 7; 5 лет, дочерям – 15 и 13 лет. Всего нас было восемь человек. Согласно приказа, дом освободили. Что нам оставили мы собрали и переехали в дом к сыну Евсевию. В феврале 1930 года меня и сына отправили на лесозаготовки. Там работали до 15 апреля. Вернулся домой, уполномоченный сельсовета сказал:" Вам дали лошадь и корову, и у сына лошадь. Вот вам план сева". Земли нам дали далеко от деревни и очень неважные, застрамлённые.  Лошадь дали из наших же, старую кобылицу. План сева выполнили, пары начали заготовлять. Моя старая кобылица заболела и пропала. Обследовали, приказали снять кожу и сдать в казну. Мясо закопали. На этом наша работа закончилась. Хозяйства своего нет, делать нечего и работать не на ком. Я решил поехать к знакомым на станцию Вирокан около Хабаровска, подыскать работу и туда переехать на жительство.

Работаю я на станции Вирокан и получаю письмо из дому. Мою жену Евдокию Дмитриевну 20 июля 1930 года выселили на рудник "Белая Глина" со всей семьей. Рудник "Белая Глина" был близ села Курьи Сухоложского района Свердловской области. Привезли их на рудник, поставили в деревню Валова к Василию Саввичу Копылову в малуху (флигель), его потом тоже выслали из Курьей, где и умер. Здесь были семьи Мельчаковых, Лутковых, Соболевых, Поспеловых и другие.

Василий Саввич Копылов с женой и сыном Иваном  были добрые, порядочные люди. Они сочувствовали и помогали своим постояльцам, чем могли. Потом их тоже выселили. Василий Саввич умер, а Иван, как и старшие мои сыновья, скрылся от ссылки и работал в Свердловске.

Здесь в Сухоложском районе выписали всем членам семьи Вороновых карточки на хлеб, здесь они стали жить и работать на руднике и в сельском хозяйстве. Вскоре поставили бараки, где стали жить переселенцы.

Получил второе письмо, в котором жена звала домой: "Будем жить вместе, и умирать вместе". Мы подряд по строительству на станции закончили и я решил поехать к семье. Приехал в марте 1931 года. Жена встретила со слезами и все дети мои. Очень трудную жизнь жена пережила без меня и никогда ни на кого не обижалась, что меня обобрали и выслали. Ничего она не жалела. Всегда говорила: "Бог дал, Бог взял. Будь имя Господне благословенно отныне и во веки". Всегда молилась и просила прощения своих грехов у Господа Бога, дабы не погубить свою душу. И я прошу прощения своих грехов у Господа Бога.

По приезде на рудник начал работать на руднике по ремонту телег, саней, каламажек. Купили корову, сделали пригон недалеко от барака. В 1932 году сделали из спецпереселенцев сельскохозяйственную артель из сорока  семей и начали работать. Я работал в сельском хозяйстве и конюхом. 1933 году комендант уполномочил меня закупать в деревнях деревянные и каменные строения для квартир, складов и мастерских с кузницей. Сперва ездили с Иваном Федоровичем Соболевым, а потом закупал один. В руднике скупил 23 хозяйства, в Брусянах – 3, в Флатовой – кладовую каменную и одно хозяйство, в Пышме – 2, в Сергуловке – 1. всего 30 хозяйств. Все вывезли на своих лошадях без машин.

В 1934 году меня избрали председателем ревкомиссии. Эту работу выполнял до 1 июня 1936 года. С 1 июня 1935 года меня уполномочили на должность кладовщика.

1936 год. На общем собрании артели избрали уполномоченным членом общества потребителей. Уполномоченным был и кладовщиком вплоть до освобождения от работы по старости в 1954 году на 81-м году жизни.

Жена ухаживала за коровами и телятами. Иван и Антонида работали на руднике, на добыче глины. Пелагея сперва училась, а потом работала в колхозе. Так наша жизнь продолжалась до 1939 года. Жену на 62-м году освободили от колхозной работы. Плеагея в 1940 году перешла работать на производство.

В 1939 году мы построили свой дом, пригон и конюшню для скота и овец, в саду посадили малину, черемуху, смородину, пчел закупили с казенной пасеки и перешли из барака.

Антонида вышла замуж и уехала работать в совхоз "Исток". Иван работал в шахте рудника. 1942 году заболел и умер, и жена его вскоре померла. У них остался один сын Василий 1941 года рождения. Его отдали на воспитание в деревню Глухову Богдановичского района Петру Михайловичу Лоскутову.

Моя родная мать раба Божия Ирина приехала к нам из Вороновой в 1931 году, работать уже не могла по старости и жила с нами. 8 мая 1941 года по старому стилю жизнь ее прекратилась на вечную жизнь на 88 году. Похоронили ее на кладбище села Курьи. Сыновья были взяты в армию – Мартин в 1941 году, Сергей в 1942 году. Сергей погиб на фронте, награжден орденом Славы, медалью "За боевые заслуги".

Евсевий выл арестован в Надеждинске (ныне город Серов) в 1937 году, как враг народа – сын кулака, вредитель и участник контрреволюционной организации, и посажен. В 1938 году к нам приехала семья Евсевья из Надеждинска. Мы семью приняли к себе. Начали работать в колхозе и им дали квартиру. Екатерина и три девочки начали жить. Младшая – четвертая, скоро померла. Мы им купили корову за 1200 рублей, сделали пригон. В 1939 году Евсевья освободили за отсутствием улик. Полтора года вели следствие, но по совету образованных людей он не подписал ни одной бумажки, так как все была ложь и клевета. А с падением Ежова таких стали освобождать, а садить стали следователей, таких, которые не добились признания. Так был арестован следователь Евсевья, а дело прикрыто, как и многие другие. А тех, кто подписал раньше свои "признания", осудили и они отбывали свой срок по 10 лет. Большинство умерли в лагерях, многие расстреляны. Он приехал к семье и начали жить своей семьей в бараке. Работать Евсевий поступил на рудник электриком.

Мужа Антониды, Леонида Лыгалова, в 1941 году взяли на фронт. Осталась Антонида с дочерью Галей, жили они в совхозе "Исток". Антонида стала проситься к нам жить. Мы не отказали и она переехала к нам. Стала работать на руднике в шахте электриком, по своей специальности. В 1943 году вернулся с фронта Леонид Лыгалов инвалидом. Мы и его приняли.

В 1945 году Евсевий стал проситься к нам на жительство с семьей, так как барак стал разрушаться, а ремонт рудник не делал. Приняли и их. Корове своей пригон сделали и стали жить три семьи вместе.

Евсевий купил лесу и хотел к дому пристроить себе хату. Я ему не посоветовал. Сказал, надо подыскивать дом на две квартиры. Дом нашли и сторговали за 6000 рублей. Я им купил, на колхозных лошадях перевезли. В 1946 году Евсевий с Леонидом сложили его на мох, сделали две квартиры. Евсевий сделал сени, но денег на крышу не было. Дал ему 1000 рублей на железо и шифер. Сделали пригоны для телят, коров и овец. Евсевий ушел от нас в 1946 году, а Леонид – 1948.

В 1948 году вернулся со службы Мартин. Мы с рабою Божией Евдокией продолжали свою жизнь. Мартин стал работать, подкопил денег и посоветовался со мной, чтобы купить мотоцикл. С Евсевием у них было 2200 рублей. Поехали в Свердловск и купили за 4000 рублей, да еще издержали на документы и бензин 200 рублей. Я своих денег добавил им в Свердловске 2000 рублей, а по приезде домой отдал Евсевию 400 рублей. Всего я выдал 2400 рублей. Мартин из Свердловска приехал на мотоцикле и начал ездить и работать на заводе и заочно учиться в институте.

В 1949 году Мартин женился, но законно не расписались. Прижили двух детей, жили с нами. В 1950 году Мартин поехал сдавать учебу в Свердловск. Сдал не полностью. Тогда Мартин переехал в Свердловск, стал работать на заводе "Эльмаш", а вечером учиться в институте. Жена с ним не поехала, осталась работать агрономом в МТС. Потом с одним сыном уехала от нас в деревню Заимку. Второй прожил у нас 2,5 года, а потом и его от нас увезла. Мы со своею старушкой, рабою Божьей Евдокией продолжали свою жизнь одни.

Дочь Пелагея работает на заводе, а дочь свою отдала в школу в Курьях учиться. Франя пришла к нам в августе жить и учиться, а потом и мать ее Пелагея пришла к нам в 1953 году. Обе с Франей стали жить у нас.

1 января 1954 года меня от колхозной работы освободили на 81 году, по старости. Стали домашнюю работу по хозяйству выполнять вместе. В 1956 году у нотариуса написал им завещание на половину нашего дома. В 1957 году решили с Паней и Франей дом сделать на две половины.  Сделали две отдельные квартиры с двумя отдельными входами. Так и стали жить – Паня с Франей в своей половине, а мы в своей. Мы с бабонькой свою квартиру хорошо устроили. Уютно, просто и тепло. Зимой одни в тепле и покое, и для молитвы был удобный уголок на восток, тут иконы и кисты. Жена мая, раба Божия Евдокия, всегда вставала утром рано на молитву и на работу. Всегда, вставая с постели, перекрестится, небольшое правило прочитает, и начинает работать. Так наша совместная жизнь шла по согласию и совету. С 1 ноября 1895 года все свои дела и работы переживали вместе, и молитвы читали. По своей воле детей рожали, ростили и воспитывали, учили их страху Божьему и знанию светской науки. Христианский учитель Василий Вяткин, живший в четвертом столетии нашей эры так пишет: "Аше кто с помощью Божией не хочет изучать светскую науку, тех надо называть глупыми невеждами". Согласно этого, мы учили детей светской науке и учили познанию истинного Бога, того, которым все сотворенное и пущено в ход: солнце, луна, звезды, земля, свет, человек и животные. И небеса нам показывают славу Божию, и все на наших глазах движется, выполняет создание своего Творца.

13 марта 1958 года по старому стилю или 27 марта по новому утром, вперед меня, моя жена встала и выполнила свое правило на молитве. Я встал. Моя жена, раба Божия Евдокия мне сказала, что внутри болит все. Пошла печь затоплять. Посмотрела, в печке кирпич выпал. Мне сказала. Я посмотрел, сказал: "Нельзя топить. Обожди, я исправлю". Она сказала: "Делай, - и легла. – я поотдохну. Болит внутри". Я исправил, бабонька встала. Печку затопил. Она начала квашню месить, хлеб стряпать, похлебку варить. Все сделали, сели обедать. Я пообедал хорошо и бабонька тоже пообедала, но меньше. Сказала: "У пупа болит". Легли отдыхать. Я воды горячей в бутылку налил, бабоньке приложил к больному месту. Я долго отдыхал, бабонька меньше. Спросил бабоньку: "Как здоровье, все боль есть?" Опять подал бутылку, она приложила. Вечером я сказал: "Надо поужинать". Бабонька говорит: "Я не хочу". Поужинал один. "Надо хоть немного поесть, а то силы не будет" – сказал ей. Она села, немного хлеба с сахаром прикусила и все.

27 марта ночевали, утром встали. "Как здоровье?" "Все болит внутри". Я печку истопил, похлебку согрел (у нее было много наварено и хлеба напечено), сел обедать. Бабоньке сказал: "Садись поешь". Встала, пришла, села, малехонько крошек с кипятком поела, сказала: "Больше не надо". Воды в бутылку налили, к телу приложили, лучше стало. Боли не стало.

День прошел. На 28 марта ночевали. Бабонька немного помолилась, мне сказала: "Это у меня грыжа". Печку я истопил, сходил часов около десяти позвал Пономареву. Она пришла, у нее брюхо поправила. Спросил: "Ну как сейчас?" – "Боли-то не стало, силы тоже нет, кое-как двигаюсь". А я еще по своему неразумию не помыслил, что ей уже близок конец жизни на этом свете. С ней такие болезни бывали нередко. Вдруг заболит, скажет: "Сегодня у меня внутри болит". Ляжет, день поотдыхает и опять работать начнет, и будем жить. Так я и сейчас по своему неразумию помыслил: поболеет и встанет, будет жить.

Прости меня Господи за такое неразумие и помышление грешного раба Божия Сергия. И раба Божия Евдокия прости меня грешного за такое неведение. Пошел, позвал врача. Пришла врач в первом часу дня, выписала лекарства. Сходил в аптеку, принес лекарства около 4-х часов вечера. Бабонька встала, подал ей порошок, она его взяла и приложила ко рту. Не знаю сколько попало в рот или нет, попросила воды. Паня /младшая дочь/ подала ей. Бабонька выпила, перекрестилась и легла. Я еще по своему безумию и неразумию подумал, что утром не была закончена молитва. Начал молиться. Бабонька тоже встанет, посидит, перекрестится и ляжет. Так повставала, перекрестилась и легла. Паня с ней была, заметила перемену, взяла руку, пощупала пульс. Пульс был слабым. Я еще три поклона положил, пришел к ней на койку, близко к ней оперся, спросил: "Что с тобой?" Бабонька ответила так непонятно: "Тчажало" или "Плохо". Увидел, что близок ее конец на сём свете. "Прости меня Христа ради, бабонька". Она немного подняла головушку и на локоток своей руки оперлась: "Бог простит тебя и благословит". Антонида и Пелагея тут же с нею простились, на этом с рабою Божией Евдокией устная речь закончилась. Повернулась и легла нормально и дышать стала тише и тише и с душою рассталась. Случилось это 15 марта по старому стилю, 28 по новому 1958 года в 8 часов вечера.

Лицо ее нисколько не изменилось, осталась, как живая. Глазки немного прикрыла и лежала, одетая в погребальную одежду, на лавочке перед иконами. Такую и положили в гроб.

Старший сын Афанасий приехал из Акмолинска, дочь Елизавета приехала из Соликамска с внучками, Ирина с мужем из Асбеста, Анна из Свердловска, сын Мартин с Леной из Свердловска. Семья Евсевия, семья Антониды, Паня с дочерью Франей из Ирбита. 31 марта в 4 часа вынесли из дому во гробе тело умершей рабы Божией Евдокии, увезли на кладбище села Курьи. Когда опускали гроб в могилу, пропели тропарь.

Могилу зарыли землей, столбик с крестом поставили, молитву прочитали, тропарем за умершую помолились. На этом погребенье закончилось. Все с умершей простились, с рабою Божией Евдокией и поехали обратно восвояси.

Жена моя, бабонька, Евдокия Дмитриевна, раба Божия, всю жизнь работала до самого последнего дня, не покладая рук. Видела и слышала хорошо: нынче зимой 1958 года сшила себе два сарафана своими руками, без машины, и рубашку. И мне, что требуется започинила. Брюки, рубахи, рукавицы двои, и поясок выткала уже в марте, мне опоясываться. Сказала: "Тебе на память. У тебя уж старый очень, поносился. Будешь этот носить". Сразу на меня надела и сказала: "Сейчас этот носи." Спаси ее господи и помилуй. Внучкам сколько могла, не переставала вязать вязки к полотенцам. Последняя ее работа – коврик, связанный из ремков Антониде. Другой начала связывать  и сшивать из ремков, но работу не доделала и сказала, что сегодня устала, завтра доделаю. А ночью заболела, и так и остался коврик недошитым. Вся ее работа и труды на этом закончились. Всего рабой Божией Евдокией на сем свете прожито 81 год 8 месяцев. Со мною вместе прожила 62 года 5 месяцев. Я еще, раб Божий Сергий, остался на свете белом в живых со многими своими грехами и прошу прощения у Господа Бога моих согрешений.

 

Раб Божий Сергей.

 

На этом записки деда заканчиваются. После смерти бабушки он прожил еще несколько лет. В доме Евсевия ему выделили комнату, где он и прожил свои последние годы, проводя время в молитвах и помогая, в меру сил своих, по хозяйству. Я очень хорошо помню и деда и бабушку. Это были очень добрые и ласковые люди. Очень набожные и совершенно незлобивые. Не помню, чтобы они хоть раз на кого-то повысили голос.  В детстве мой брат Коля жил с ними (дед писал об этом). Я жил у других деда и бабушки. Все мы жили в одном селе и потому я часто видел деда и бабушку Вороновых, бывал у них почти каждый день. Потом, когда мы стали школьниками и жили с родителями (мама второй раз вышла замуж и мы переехали в Тавду), каждое лето приезжали в гости к деду и бабушке по матери. Постоянно общались с семейством Вороновых, с двоюродными братьями и сестрами и, разумеется, с дедом и бабушкой. Мы все, в том числе и взрослые, ласково называли их "дедонько" и "бабонька". Откуда это пошло я не знаю. Вероятно, южно-уральский диалект. Последний раз деда Воронова я видел в начале 60-х годов. К сожалению, не помню точно. Это было, когда мы уезжали в конце каникул. Дед, очевидно, чувствуя, что не увидит больше нас с братом, позвал нас к себе, выставил всех из своей комнаты,  благословил нас и просил прощения по православному обычаю. В следующий наш приезд его уже не было в живых. В 1964 году умер наш второй дед и бабушка перебралась в Свердловск.  Последний раз в Курьях я был в 1970 году.