Абашев Александр Назарович

АБАШЕВ Александр Назарович, протоиерей
1880, 21 ноября — родился в д. Абашево Карсовайского р-на Удмуртии в крестьянской семье. Муж Н. Е. Абашевой. 1894 — окончил Карсовайскую
начальную земскую школу.
1898 — окончил Балезинскую второклассную школу.
1900 — выдержал испытание на звание учителя ЦПШ при Глазовском духовном училище.
1900–1907 — состоял учителем в Сардыкской школе Удмуртии.
1907, 25 марта — по выдержании экзамена на священника при Вятской духовной семинарии определён на диаконскую вакан- сию в с. Верхораменье Орловского у. Вятской губ. (ныне Халтуринский р-н Кировской обл.).
1907, 27 мая — рукоположен во диакона.
1907–1911 — окружной миссионер по 2-му округу Орловского уезда.
1907–1918 — законоучитель в школах. 1911, 14 августа — рукоположен во священника в с. Святогорье Глазовского у. Вятской губ. (ныне Красногорский р-н Удмуртии).
1912, 6 декабря – 1937 — священ- ник с. Васильевское Красногорского р-на Удмуртии. 1917 — награждён набедренником.
1921 — награждён скуфьей.
1925 — награждён камилавкой.
1925 — осуждён по обвинению «в присвоении общественной собственности».
1929 — осуждён за антиколхозную агитацию.
1930 — награждён наперсным крестом.
1931, февраль — раскулачен и вместе с семьёй выгнан из собственного дома. 
1931 — во время скитаний умерли четверо его малолетних детей.
1934–1937 — состоял духовником по 5-му округу Глазовского р-на.
1935 — возведён в сан протоиерея.
1937, 17 августа — арестован по обвинению в антисоветской агитации, заключён в тюрьму г. Глазова.
1937, 5 ноября — осуждён на 10 лет лишения свободы.
1938 — от потрясений и болезней скончалась его жена.
1939, 14 июня — освобождён из Балезинской колонии по болезни (перелом костей голени при разгрузке леса). Около 9 месяцев находился на лечении в госпитале.
1939, 15 августа – 1943, 5 ноября — работал сторожем пекарни в Гуляевском лесопункте Вавожского р-на Удмуртии.
1946 — священник в с. Каменное Заделье Балезинского р-на Удмуртии.
1946, 3 июля — назначен вторым священником в г. Можге Удмуртии.
1946, 16 декабря — назначен настоятелем в с. Полько Кизнерского р-на Удмуртии.
1947, 24 апреля — назначен настоятелем в с. Тыловыл-Пельга Вавожского р-на Удмуртии.
1947, 29 сентября — уволен за штат по прошению. Выезжал в Сибирь к брату.
1948, 8 июля — назначен настоятелем в с. Васильевское Красногорского р-на Удмуртии.
1949, 11 июня — арестован органами МГБ.
1949, 30 сентября — приговорён к 25 годам заключения. Наказание отбывал в Волголаге Ярославской обл., куда был отправлен этапом.
1954, 14 июля — срок наказания снижен до 6 лет.
1954, 20 августа — освобождён; выехал в Пензу по месту проживания дочери.
1955, 6 апреля — назначен настоятелем в с. Никольская Пестровка Иссинского р-на (не был утверждён уполномоченным).
1955, 12 июня — назначен сверхштатным священником соборной Троицкой церкви г. Ижевска Удмуртии.
1955, 19 июля — назначен настоятелем в с. Архангельское Красногорского р-на Удмуртии.
1955, 4 октября — перемещён вторым священником в с. Сям-Можга Увинского р-на Удмуртии.
1956, 2 августа — перемещён настоятелем в с. Люк Завьяловского р-на Удмуртии.
1959, 8 декабря — вышел за штат и вскоре переехал на постоянное жительство в Пензу; проживал по ул. Лескова, д. 11 в доме дочери Козловой Л. А.
1967 — по свидетельству дочери, незадолго до смерти сподобился явления Божией Матери.
1967, 28 мая — скончался в Пензе. Похоронен на Митрофановском кладбище.
Пользовался авторитетом среди пензенского духовенства, почитался верующими Ижевской епархии. Воспоминания дочери Козловой Ларисы Александровны: «Папа был человеком строго православным, сильным духом, отличался глубокими знаниями веры, даром проповедничества, рассуждения, убеждения. Он горячо любил Бога и всецело отдавался Православию. Верующие очень почитали его. Основным и самым любимым его приходом в Удмуртии было село Васильевское, где папа часто отчитывал болящих. Однажды вызвали его отчитывать бесноватую женщину. Несколько крепких мужчин держали её связанную по рукам и ногам, так что от веревок выступила кровь на руках. Папа подошел к ней, прочитал молитву и попросил развязать. Все пришли в страх и недоумение. Когда же всё-таки развязали, она замахнулась, чтобы ударить его, но рука ее обмякла и повисла, как плеть. И все дивились увиденному. Многих он отчитывал, и в храме, и на дому, всех случаев не описать.
После революции безбожие стало распространяться повсюду. Активисты стали проводить по сёлам диспуты о небытии Бога. Папа часто участвовал в этих диспутах — защищал веру. Была у него одна старинная книга, в которой толковались Ветхий Завет и Евангелие, причем на сложные для понимания места задавались предполагаемые вопросы с ответами на них. Эта книга была у него настольной, он ее тщательно изучил, а Евангелие знал наизусть, и все удивлялись его памяти. На диспутах своих оппонентов, желающих уязвить Православие, он сразу подавлял, причем мог это сделать одной фразой, одним умозаключением. Одно–два слова скажет, а тому уже и ответить нечего. Доходило до того, что агитаторы, узнав, что будет участвовать Абашев, отказывались идти на диспут. Многие неверующие, коммунисты боялись папу, избегали встречи с ним. Были и такие, которые ненавидели его за верность Богу. Власти были раздражены деятельностью сельского священника, говорили: «Пока он здесь, мы коммунизм не построим». В 1931 году, когда наша семья имела уже семь душ детей, у нас всё отобрали и выгнали из дома, а местным жителям запретили пускать нас. Стоял февраль, а я оказалась в одной рубахе. Мы брели от дома к дому, просились на ночлег. Пустили нас в одну избу, где пекли блины, я соблазнилась и один блин украла, сунула его за пазуху и сильно обожгла грудь. Потом каялась в этом. Очень тяжело тогда было. Во время скитаний умерла младшая трёхлетняя дочь Мария. Папа больше всех любил её и впоследствии много плакал о ней. Кроме Марии умерло от голода и холода еще трое детей. Но папины духовные чада и люди, просто уважавшие его, не оставляли нас. На свой страх и риск они пускали нас в пустующие дома и сараи, давали в дорогу свёртки с едой.
Среди недоброжелателей о. Александра был и один прокурор, ненавидевший и бесчеловечно обвинявший его. С его подачи в 1937 году папу арестовали. Мама недолго прожила после первого ареста, вскоре она скончалась от частых нервных потрясений и припадков. Сам же батюшка попал в местную тюрьму, условия в которой были ужасными. Он видел глубокие казематы, кишащие крысами, куда бросали обессилевших заключенных. Сколько побоев, голода и холода претерпел он здесь и однажды сказал себе: «Моя семья где-то скитается, я тоже страдаю… А не отказаться ли мне от Бога?» Подумал-подумал и решил: «Нет, не отказаться». Даже в заключении папа никогда не оставлял своей пастырской деятельности, он всё время кого-то исповедовал, успокаивал, вселял надежду и непрестанно молился. По Божьему промыслу в его камеру за взятку попал и ненавидевший его прокурор. Он был уже крайне измучен и сильно мёрз в камере, но батюшка накрыл его последней своей рубахой, согрел и успокоил. Прокурор был настолько тронут, что встал перед ним на колени и, рыдая, просил прощения. Был и такой случай. Один молодой парень был по ошибке обвинён в убийстве. Батюшка настоятельно советовал ему читать «Отче наш». Через некоторое время его отпустили на свободу как невиновного.
Однажды в камере, лежа на нарах, папа так усердно взывал к Богу, что с верхнего яруса спрыгнул один из его сокамерников и стал стучать кулаками в дверь и кричать: «Заберите меня от этого колдуна, он постоянно колдует». Так бесы не выносили его молитвы и его присутствия. Когда в 1939 году он находился в заключении, мы с братом пешком ходили к нему в лагерь. Как-то зашли на территорию, но были выгнаны охраной. В этом лагере с папой случилась беда — упавшим бревном ему сломало ногу, и после этого его освободили. Трижды папа был под расстрелом. Однажды поставили на расстрел 8 человек. Дали залп. Двое по обеим сторонам от него упали, а он остался стоять — ружьё дало осечку. Красноармеец взял ружье соседа, но и оно не выстрелило. Батюшка и говорит ему: «Дурак, сначала стрелять научись». Я спрашивала его: – Папа, ну как так может быть, что в тебя стреляли и не убили, как ружье давало осечку только на тебе? – Доченька, видимо, так тому надо быть, такова воля Божия.
В другой раз арестованных заставили в поле рыть котлован. Когда котлован был готов, заключенных поставили на краю и стали поспешно расстреливать. Раненых закапывали живьем, слышались стоны. Наконец, на краю рва осталось трое священников, среди которых был и о. Александр. Трудно сказать, как в точности обстояло дело, но, со слов папы, пули то ли не попадали в них, то ли палачи издевательски стреляли мимо… Это еще продолжалось некоторое время, но именно в этот момент прибыл гонец с депешей об амнистии на всех. Только от всех осталось трое страдальцев. Говорят батюшке: – Всё, вы свободны. – Как же? Вы всех моих братьев убили — убивайте и меня. Но и на этот раз Господь спас его. А себе папа тогда сказал: «Господи, видимо, не достоин я за тебя кровь пролить».
Я тогда была замужем за военным, и мы с мужем по его службе изъездили все окраины страны, пока его не командировали в Пензенское артиллерийское училище. Когда папа был еще в заключении, я один раз ходила к батюшке Иоанну Оленевскому. Пробыла у него недолго, но он очень хорошо со мной побеседовал. И когда собралась уходить, он сказал: «Ты только ко мне еще обязательно приди». Но я заболела, не смогла прийти, а пошла, когда он уже умер, поклонилась могилке его. Ходила к старцу и моя сестра Александра. Батюшка как-то знал, что папа подвижник и великий страдалец, и дал для него 5 рублей. И тут произошел такой разговор. – Батюшка, папе дали 25 лет. – Никаких 25 лет ему не будет, 5 и те не дойдут. – Батюшка, может ему денег отправить? – Вот отправь ему от меня 5 рублей, еще лишние останутся. Оказалось, что через пять лет папу действительно отпустили, а эти 5 рублей пошли ему на дорогу.
Папа знал, что мы живем в Пензе и, освободившись, приехал и нашел нас. Но пробыл здесь недолго, вскоре уехал служить на родину. А через некоторое время он уже насовсем переехал в Пензу, жил у нас в келейке на Лескова, 11. Бывало, встану ночью, смотрю, он все молится и часто на коленях. Владыка не раз уговаривал папу взять приход в области (с. Варежку). Он уже больной был, съездил туда, вернулся и говорит: «Нет, не хочу проклятия Божия на себя накликать — боюсь, доченька, чашу с Дарами уронить». Последние годы жизни он ходил только молиться в Митрофановскую церковь.
В Пензе папа для всех был человеком необычным. Уполномоченный удивлялся и говорил про него: «Всякие у меня были, но таких ещё не было» или «Всякие у меня были, но с этим что делать?». Когда дело касалось церковного устава, он проявлял строгость и суровость, не терпел, когда в церковной жизни что-то не так было, как святыми отцами установлено. Священников часто ругал, учил их, как и что должно быть по канонам. Особенно ругал о. Илью Поспелова. А вот о. Андрея Кортикова любил, и он часто бывал у папы. Отец Андрей, бывало, говорил: «Отче, нет у меня и капли той силы, того благочестия, что ты имеешь». Заходил к нему и о. Пётр Любимцев. Человеком папа был прямым, обличал в лоб, но потом всегда лаской, любовью окружал человека. Духовные чада из Удмуртии не забывали его, часто приезжали к нему в Пензу.
Папа был немногословным. Бывало, спросишь его что-нибудь, а он молчит. Спрашиваю его: «Папа, почему ты молчишь?». А он отвечает: «Язык, доченька, не хвост, им просто так мотать нельзя». Подумает, подумает, посмотрит в глаза и точно ответит. Людям он всегда говорил: «Живите не по-человечески, а по-Божьему». Еще говорил, что счастлив не тот, кто денег много имеет, а кто с Богом живет, и, показывая, рукой на иконы, говорил: «Вот счастье настоящее». Приводили к нему в келью одержимых. Однажды пришли, а выйти от него не могут. Тогда он благословит, переведет через порог и отпустит. Многие в избушку даже зайти не могли — грехи и враг не пускали их. Я спрашивала папу: – Папа, почему так? – А потому что, доченька, нельзя служить двум господам. О своей лагерной жизни он много не рассказывал, говорил: «Зачем вам сердце надрывать, это Господь мне дал».
Последнее время батюшка тяжело больной лежал в своей келейке. Однажды прихожу из храма, а он плачет. Спрашиваю: «Папа, какая беда случилась, почему ты плачешь?». И он ответил: «Доченька, ты не понимаешь… это другие слёзы — слёзы радости...». Приходя с работы, я боялась найти папу уже отошедшим к Богу, он был крайне больной, шёл ему уже 87-й год. В один из дней захожу к нему, а он говорит: «Лариса, знаешь ли ты, какой я счастливый. Вот здесь, где ты стоишь, я только что видел Божию Матерь. Долго она стояла и смотрела на меня такими любящими глазами, а потом говорит: «Что же, любимче мой, собирайся». Через некоторое время, 28 мая 1967 года, папа тихо отошёл к Богу. Похоронили его с лагерным Евангелием, которое он носил на груди по всем тюрьмам и лагерям». Из воспоминаний сослуживца, священника с. Люк Ижевской епархии: «Последний батюшка здесь был Абашев Александр Назарович. Я с ним дружил. Он мне рассказал такую историю. Когда началась коллективизация, то на него клевету такую сделали, как будто бы он агитирует людей, говорит с амвона, чтобы в колхоз не вступали люди. Его осудили, а эти слова подтвердил его сослужитель. Ему присудили расстрел. Когда вышли с суда, он говорит диакону: «Друг, мы вместе столько лет служили, прости меня!». Диакон молчит. Он опять, второй раз: «Прости меня!..». Он опять молчит. Он ему в ноги падает: «Прости брат, сколько же лет мы с тобой служили!» Он не прощает. Он встал, а тот пал замертво. Сразу окостенел диакон! Упал насмерть. Господь его поразил. Его повели на расстрел. Гнали этапом, расстреливали в городе Глазове. Здесь люди узнали, тогда ещё верующих много было, обежали село и около трёхсот подписей собрали. Один очень смелый человек нашёлся, сел на лошадь пустился вдогонку. Он мне сам (о. Александр) лично рассказывал. Он говорит: «Сижу в камере. Вдруг в полночь открываются двери, заходит человек из НКВД и говорит: – Кто Абашев Александр здесь? – Я. – Выходите. Я думал — всё. Руки сложил, сейчас расстреливать будут. Идём по коридору, тут дверь открывает этот нквдешник и вталкивает меня в помещение. Там сидит, в красном одетый, начальник тюрьмы: – Ты Абашев? – Я. – Вон отсюда, из тюрьмы! Выгоняет. – Господин начальник, я же присужденный к расстрелу. Вы что меня отпускаете? Что вы делаете? (Он очень смелый был). – Выходи, тебе сказали! Выходи на улицу! – Никуда я не пойду. – Почему не пойдешь?! – Потому что у меня документов нет. Я приду домой — куда я там пойду?! Как беглеца меня второй раз на расстрел?! Я никуда не пойду! Вы мне дайте документы, на каком основании вы меня освобождаете. Вот с этими документами я пойду. – Мы тебе написали, что всё это клевета. Я сам решаю, освободить тебя или не освободить! Я отменяю расстрел тебе. Выпускаю тебя на улицу. – Так дай мне документ. – Ложись вот тут у меня. Я утром приду и сделаю. – Я ложусь, – рассказывает о. Александр. – Он уходит, закрывает дверь, меня оставляет в своем кабинете. Я наваливаюсь на пол и – до утра. Утром он приходит, приносит документ, ему написали, печать приложена. – Я не такой уж молодой, как пойду? – Я тебе дам карету (тарантасы хорошие раньше были). Даёт нквдешника. Я в карету сел, и меня обратно привезли в село Васильевское. В сельсовете смотрят — батюшка Абашев Александр Назарович едет в карете…».
Личное дело; Справка УФСБ по Ярославской обл. от 3.04.2009 № 10/805; Дело № 1240 УФСБ по Удмуртии; Воспоминания дочери Козловой Ларисы Александровны.