От родных
Борис Константинович Алексин родился в 1885 году в Воронеже в дворянской семье, но свое детство и школьные годы провел в Варшаве, которая в то время входила в состав России. Отец Бориса был военным следователем. По долгу службы он посещал барак с больными матросами, заразился черной оспой и через два дня умер, оставив жену молодой вдовой с двухлетним ребенком на руках. Несмотря на дворянское происхождение, средств к существованию у семьи фактически не было. Мать Бориса учительствовала, растила сына на собственные средства. В 1910 году, видимо, на долю полученного наследства ей удалось открыть частную гимназию в Варшаве.
Борис закончил Варшавский политехнический институт императора Николая II и бельгийский университет города Гент. В Бельгии при очень скромных затратах на с большим трудом сэкономленные матерью средства Алексин проучился с 1907 по 1911 год. Сохранилась переписка матери и сына в открытках. На почтовых штемпелях – год, месяц, число, «утро» или «вечер». Тогда казалось важным и время суток, что стало удивительным анахронизмом в советское время, и снова приобрело актуальность в эру электронной почты.
Дочь Алексина Ольга пишет об отце в воспоминаниях: «Перебрала открытки, и целый мир, эпоха раскрылась передо мной, образы ожили, потеплело на душе от этих оживших строк. Папина открытка, посланная мне, тогда 8-10-летней девочке, его ласковые руки, гладившие меня по голове в те редкие вечера, когда он был дома, и я могла в уголке дивана прижаться к нему. И какие у него были усталые грустные глаза... А были они цвета незабудок. Я таких больше не видела...»
В Брюсселе Борис Константинович встретил свою будущую жену Бибьян Серкейн. Она происходила из бедной семьи, ей удалось закончить только четыре класса монастырской школы, в дальнейшем пришлось зарабатывать себе на жизнь самой. Ее отдали в ученицы к швее-портнихе, которая шила платья и шляпки для кукол. Девушка-белошвейка познакомилась со студентом Гентского университета на одной из молодежных вечеринок. Женившись по любви на бедной безродной девушке не своего круга, Борис сильно разочаровал свою мать, но в сущности повторил ее выбор молодости, когда и она предпочла выгодной партии молодого человека без средств, но с другими достоинствами. Бибьян крестилась в православие, приняв имя Евгения (Петровна), чтобы венчаться, не зная ни слова по-русски, и последовала за мужем в далекую непонятную страну, пережила с ним все послереволюционные тяготы.
Молодожены переехали в Россию в 1912 году. В тот же год в Москве родился старший сын Алексиных Ростислав, пять лет позже, в революционном 1917 году – первая дочь Кира и еще на пять лет позже – дочь Ольга. Семья жила в районе Красной Пресни, где дети были крещены, позже они жили в Сыромятниках и у Белорусского вокзала.
Лишь однажды, в 1926 году Евгения Петровна выехала на родину с детьми, чтобы повидаться с родными, но вскоре вернулась, видимо, потому что не мыслила свою жизнь без мужа, а для Бориса Алексина было немыслимо уехать навсегда из России. Где-то возможно, сыграло роль и то, что русский/советский образ жизни со свободой общения, равенства независимо от дохода и происхождения, душевность и отзывчивость даже по отношению к малознакомым людям были для Бибьян-Евгении ближе, чем строго регламентированные условности бельгийского уклада жизни.
Получив хорошее европейское техническое образование с дипломом гражданского инженера/инженера-строителя, Борис Алексин начал свою трудовую деятельность на российских железных дорогах в 1915 году, где и прослужил все 20 лет до ареста.
В годы Гражданской войны Борис Константинович активно занимался восстановлением железнодорожных путей, в том числе восстановлением мостов, в том числе моста через Волгу в городе Симбирск. Позже он работал на строительно-восстановительных работах разных железнодорожных направлений, долгое время был начальником пути Белорусско-балтийского направления. В послужном списке Алексина сохранилось и упоминание о выговоре за игнорирование приказов и самовольное решение вопроса переброски работников без согласования с учетно-распределительным бюро (учраспред). Алексин был не только неутомимым работником, высоким профессионалом своего дела, он был человеком думающим, способным принимать самостоятельные решения.
В 1934 году Бориса Константиновича назначили начальником службы пути Пермской железной дороги, и семья с двумя дочерьми переехала в Свердловск (старший сын остался в Москве).
Из записей Ольги, дочери Бориса Алексина: «Когда мы ехали в Свердловск, то другой раз часами стояли на полустанках, дожидаясь встречного поезда, чтобы пропустить его. Отец был назначен начальником службы пути, и ему дали для переезда вагон-салон. Часть вагона по ходу поезда отец использовал как рабочий кабинет. На станциях все время решались вопросы, возникшие в пути. Это было долгое путешествие, вагон успел стать домом. Утром я просыпалась под стук колес, вечером под стук колес засыпала. На полустанках мы покупали молоко и ягоды, видимо, был август, потому что, я помню, была малина. С этих детских воспоминаний о жизни на колесах у меня осталась на всю жизнь любовь к поездкам на поезде.
В Свердловске все чужое: люди, нравы. Время суровое – 1935, 1936, 1937 годы. Отец весь в работе. Дорога (бывшая Екатерининская) плохая, без ремонта. Половина пути – однопутная. Зимой – бесконечные снежные заносы, на которые отец постоянно выезжает. Настороженность и тревога ощущалась во всех семьях. Участились аресты. Многие переставали общаться с семьями репрессированных, не пускали даже детей играть с их детьми».
Борис Алексин вскоре был понижен в должности и стал заместителем начальника службы пути. Его пост занял новый человек, член партии с более безупречной биографией. Но всю работу начальника продолжал выполнять Борис Константинович, новый начальник лишь подписывал бумаги. Незадолго до этого Алексин стал кандидатом в партию, но слишком много было слабых мест в его биографии: сам дворянин, жена иностранка, учился за границей. Уже одного такого «пункта» в это время было достаточно.
26 ноября 1936 года Бориса Алексина арестовали на станции Чусовская Пермской железной дороги в служебном вагоне во время объезда линии – были сильные снежные заносы. Предъявленное обвинение – принадлежность к троцкистской организации (ст. 58-9, 11 УК РСФСР).
В ночь на 27 ноября пришли в его квартиру и в присутствии жены произвели обыск, при котором «ничего не обнаружено». При этом были изъяты все его личные документы, в том числе «письма пять штук, из них четыре на французском языке».
Из воспоминаний дочери Ольги: «В два часа ночи обыск. Меня подняли в рубашке с постели, я с удивлением смотрела, как чужие люди роются под матрацем, подушкой. В столовой книжный шкаф открыт и груда книг валялась на полу. Через некоторое время мне разрешили пойти обратно в детскую и лечь. Как вчера вижу яркий свет, горящий во всех комнатах, себя, стоящую в рубашке, и развал книг. Сколько это продолжалось? Что перенесла и перечувствовала мама? Следствие еще не началось, а рано утром явился комендант дома с рабочими за казенным зеркальным шкафом. Мебели тогда в продаже почти не было, и такой шкаф являлся предметом зависти и вожделения многих. Откровенно говоря, у меня иногда возникала мысль, а не гардероб ли явился причиной ареста и гибели отца... Жизнь человека не являлась какой-либо ценностью. Квартира и должность тоже неплохие. Тогда многие старались выявлять «врагов народа». Чтобы спастись самим, доносили на других. Мы остались без квартиры, без средств к существованию, с ярлыком семьи «врагов народа». Сколько раз в моей жизни слышала я вопрос: «А вы знаете, кто был ваш отец?» Каждый раз на этот угрожающий тон, на этот с таким обвинением звучавший голос перед моим взором вставал образ пожилого утомленного человека, ласковая рука, гладившая меня по голове, его запавшие глубоко голубые глаза с сеткой морщин, разбегавшихся по уголкам глаз, которые я называла «гусиные лапки»…».
Пресловутая 58 статья, пункты 9, II УК РСФСР – 10 лет без права переписки – по сути означала расстрел с конфискацией имущества. В архивной справке сообщается, что анкета арестованного в деле отсутствует, поэтому состав семьи неизвестен, сведений о конфискации имущества нет. Еще до окончания следствия следователь посоветовал жене Алексина быстро распродать вещи и уехать с детьми как можно дальше, что она и сделала, переехав в Подмосковье к старшему сыну. Скорее всего, именно это спасло их от ареста. На реабилитации в 1960 году выяснилось, что следователь Алексеев, ведущий дело, также был вскоре арестован и расстрелян.
Из воспоминаний дочери Алексина: «10 лет без права переписки. Сколько ждала его мама? Ей все казалось, что он жив... 60 лет прошло, а у меня до сих пор звучит в ушах ее крик: «Борис!», когда мы пришли на свидание, которое нам разрешили перед отъездом. Когда отца провели мимо нас под конвоем, мама была эмоциональна и не смогла сдержать вырвавшийся у нее крик. Это был вздох, это был вопль. Отец вздрогнул, повернул на мгновение голову, но тут же сделал шаг дальше, думаю, что его одернули. Конвойных было двое. Потом в кабинете у следователя родители задали два-три стандартных вопроса, и отца увели. Помню только его скользящий взгляд, как будто это был не он... На реабилитации маме показали папку с делом отца. Прочитали, в чем он обвинялся. Больше всего ей запомнилось 40 с чем-то крушений поездов, которые он устроил...».
Первые три месяца после ареста были разрешены свидания и передачи, после этого у жены Алексина не было никаких сведений о судьбе мужа, несмотря на неоднократные обращения в органы. Только в 1960 году по запросу Генеральному Прокурору она узнала, что ее муж был расстрелян через четыре месяца после ареста - 24 марта 1937 года. Алексину был 51 год.
Текст о Борисе Константиновиче Алексине написала правнучка Юлия Детлофф.
