От родных
Войну я встретил в составе 3-го танкового полка 2-й танковой дивизии в должности радиста. Дислоцировалась дивизия на территории Латвийской ССР. Танки из нашего полка полностью были выведены для замены их новыми "Т-34", которые еще к нам не поступили.
В первый же день войны полку было приказано выдвинуться к границе. Танкистов погрузили на автомашины, выдали винтовки, а их всем не хватило. Так и двинулись. Находясь на марше, полк подвергся бомбардировке авиации противника. Часть автомашин была уничтожена, были потери и в рядах красноармейцев. Но мы продолжали двигаться навстречу врагу, то и дело подвергаясь авиационному удару. Когда дивизия вступила в непосредственное боестолкновение, силы оказались слишком неравными. Фашисты не только прорвали оборону, но совершили маневр в обход дивизии. И мы оказались в окружении: когда поступил приказ полку отступать, было уже поздно, пути отхода оказались отрезанными. В течение нескольких дней полк подвергался жестокой бомбардировке, в результате весь автотранспорт был уничтожен. Из дивизии уже никакие команды не поступали. Поэтому оставшиеся в живых красноармейцы, чтобы выйти из окружения, вынуждены были разбиться на мелкие группы и продвигаться вглубь собственной территории лесными тропами в надежде догнать линию фронта. Как оказалось, фронт уходил на восток гораздо быстрее, чем мы могли предположить.
2 июля 1941 года неподалеку показался небольшой хутор. Желая раздобыть что-нибудь съестное, мы вышли из лесного укрытия и направились к нему. И тут нас неожиданно встретила группа автоматчиков. Оказать им сопротивление было нечем. Из семи человек нашей группы я один имел наган, да и тот без боезапаса, так как патроны уже расстрелял. Пытаться бежать не имело смысла. Тут же уложили бы всех автоматными очередями. Так мы оказались в фашистском плену неподалеку от города Даугавпилса.
Через некоторое время большую группу советских военнопленных вывезли в Норвегию. Нас, примерно сорок - сорок пять человек, привезли в город Харстад, который являлся крупным портом, расположенным в северной части Норвегии на одном из крупных островов. Фашисты очень интенсивно использовали этот порт. Нас постоянно гоняли на разгрузку и погрузку судов, заготовку леса, очистку дорог от снежных завалов. В августе 1944 года всех нас привезли в лагерь для военнопленных в городе Лиллехаммер, где собрали несколько тысяч человек. Здесь началась вербовка в армию Власова. Кроме меня, в этом лагере были другие молодые солдаты-калмыки, до войны служившие в западных районах страны. Был еще один бывший политработник по фамилии Очир-Гаряев или Сан-джи-Гаряев. Он нас собрал и предупредил, чтобы мы не поддавались агитации и отказались идти служить в армию Власова, а также в лагерную охрану и т. д. При этом сказал, что война кончится победой СССР, и, если мы ничем себя не запятнаем, то бояться нечего. За то, что в безвыходном положении попали в плен, наказания не будет. А если, говорил он, даже в самом малом окажете услугу фашистам, то на Родине прощения не будет. Про себя сказал, что он партийный, политработник и не должен был сдаваться в плен, а должен был застрелиться. Но не успел, так как из-за сильной контузии потерял сознание. Несмотря на это, считал он, ему не будет никакого прощения. "Для меня один выход: мстить фашистам. Если обнаружат, то погибну от их рук. Ради этого могу идти служить я. Вам надо возвращаться к своим семьям, держитесь друг друга", - эти слова нас очень взволновали. Думаю, что на некоторых молодых ребят, которые, быть может, испытывали внутреннее смятение в тот момент, его слова очень подействовали и они приняли важное решение. Никто из наших земляков тогда не поддался фашистской агитации. Как сложилась дальнейшая судьба этого нашего спасителя, к горькому сожалению, я не знаю. Но его я всегда вспоминаю с добрым чувством.
Его предсказание по поводу нашего будущего оправдалось. В мае сорок пятого нас освободили из плена, а в июне мы уже были в СССР. Вся наша группа благополучно прошла фильтрацию, так как никто не сотрудничал с фашистами. Потом мы стали разыскивать свои семьи в областях и краях Сибири. Прибыв на соединение с семьей в Тюменскую область, я сразу же оказался во власти комендатуры. Никаких воинских документов, которые были выданы после фильтрации, мне не оставили. Комендант все отобрал. Пока жили в Сибири, я был спецпереселенец. Возвратившись на родину, не мог доказать, что служил в армии до войны, что встретил войну на границе в танковой дивизии. Требовали документы. Из архива Минобороны ответ был только один: "Сведений нет". Видимо, не только сама дивизия была разбита в окружении, но утеряны все документы личного состава.
Только в октябре 1994 года, спустя почти сорок девять с половиной лет после окончания войны, Элистинский городской военкомат вручил мне удостоверение ветерана войны.
