Бояринцев Федор Иванович

Это мой отец, он учился в Новочеркасском политехническом институте, окончил его в 1935 году по специальности инженер-механик по обслуживанию авиационной техники, работал в 1935-36 году на машиностроительном заводе Молот в г.Ейск Краснодарского края по сборке, ремонту и обслуживанию гидросамолетов. Арестован осенью 1936 года по обвинению в КРА, вместе с ним арестованы еще три его товарища-молодых специалиста, по мнению отца вся из вина состояла в том, что они чересчур увлеклись рассказыванием анекдотов и один из этих четырех молодых людей донес об опасных разговорах. К сожалению для него его арестовали вместе со всеми, ни одного из своих товарищей, включая доносчика отец больше никогда не видел, исключая встречи на допросах.

Сидел в Ростове-на-Дону, знаю, что бабушка одно время возила ему передачи из Павловской, где был их дом. По мнению отца ему удивительно повезло в том, что тройка вынесла ему приговор весной-летом 1937 года - лагерь сроком на 5 лет, потому что уже с осени 37 года за КРА людей приговаривали к 10 годам без права переписки и зимой начались массовые расстрелы. Надо сказать что и мать и отец рассказывали факты своей биографии весьма скупо и как мне вспоминается уже довольно поздно, наверняка году в 58-60-м, конечно мать помнила все до конца дней своих но суровая жизнь заставила их с подозрением относиться к любому, кто мог бы услышать их рассказы и потому мы, дети мало могли услышать об их жизни при Сталине.

У меня в памяти совершенно не осталось воспоминаний о дне смерти Сталина, родители не выдавали своих эмоций, хотя как мне кажется они смирились с его существованием и успешными действиями как руководителя страны из-за войны. А вот о Берии отец несколько раз высказывался резко отрицательно, после войны все бывшие ЗК ждали новых репрессий и бед. В 1937 году отца этапитровали через порт Находка на Дальнем Востоке в Магадан с дальнейшим отбыванием наказания в лагерь пос.Оротукан на 409км Колымской трассы. Трасса в то время только строилась и транспорт ходил где-то до 300-350 км, так что отцу пришлось летом добираться километров 50 по сделанным ранее просекам-ранее проложенным временным летним дорогам. Он рассказывал как на одной из сопок он нос к носу столкнулся с медведем, питавшемся ягодами. Режим заключения в начале 37 года был по его словам вполне приемлемым - бараки лагеря уже были готовы снабжение и питание, режимы охраны и работы не вызывали особых нареканий, основной упор в 37 году был сделан на подготовку золотосодержащих песков и полигонов для добычи золота. Положение в лагерях резко обострилось в конце 37 года и длилось до конца 39 года.

Об этих годах отец вспоминал с большой неохотой, но гораздо позже он показывал мне маленький неприметный домик на склоне одной из сопок над поселком, в котором по его словам держали людей, приговоренных к расстрелам. По его словам он тоже сидел в этом доме. Расстрелы людей проводились осенью по распадкам ключей вокруг поселка, людей вывозили на тракторах в сопки и там расстреливали и хоронили. Помню что иногда еще пацаны находили человеческие кости на ключе Жарком, местные наверное еще знают этот ключ. Отец рассказывал о голоде и изнурительной работе, особенно трудно было зимой в большие морозы. Отец говорил, что в лагере царил произвол урок - уголовников, которые могли из-за ничего, из-за простой неприязни зарезать непонравившегося им человека, иногда людей проигрывали в карты. Высоко над поселком стояла огромная сопка, я и сейчас не помню как она называлась-Оротуканская да и все. Вся эта сопка да и все окружающие сопки наверное до сих пор несут следы проходивших когда-то здесь тракторов, заключенные и вольные из поселка собирали по сопкам орехи, ягоды и грибы, сухие сучья кедрового стланика, пилили лес, в основном это была лиственница. В торце сопки, в километре вверх от лагерей, мы, мальчишки, нашли вход в огромную в диаметре (как мне тогда казалось) штольню, в наше время она была конечно темной, рельсы для вагонеток, уходящие вглубь, уже перекосились и покорежились, внутри в темноте временами что-то рушилось и громыхало - шли обвалы. Здесь дробили породу и вывозили ее наружу на русло ключа для промывки.

Я видел золото - на одном из местных приисков старатель для нас, пацанов, ткнул мастерком в мох, прямо под нашими ногами и приподнял трапецию из мха - на кончиках кореньев свисала буквально гирлянда золотых зерен. Поэтому любимыми книгами мальчишек были рассказы Джека Лондона о Клондайке, про собак и про Смока Белью. Отец работал на этой шахте и можете представить себе что это была за работа, на ней за несколько месяцев полностью сменялись несколько составов рабочих команд, люди гибли десятками как в штольне от работы, так и в лагерях от голова и болезней. У меня до сих пор звучат в ушах непривычные сегодня слова "хорунжий", "дневальный" - в поселке обслуживание вольных велось отсидевшими срок в лагере, но не выпускаемых с Колымы людей, много таких людей работало и на построенном в 40-42 годах Оротуканском заводе горного обогатительного оборудования ОРЗГОО. Дефицит кадров был огромным и потому отец и несколько других наверное даже десятков политических заключенных, имевших дипломы о высшем образовании уже в 39 году были переведены с тяжелых работ по вскрытию торфов на строительство завода и ввод его в эксплуатацию. Это спасло их. Срок приговора отца истек в 1942 году и хотя он написал два рапорта о переводе в действующую армию. он был оставлен в Оротукане, стал начальником техотдела ОРЗГОО, построил первую на Колыме мартеновскую печь, несколько производственных цехов, отстроил заново в послесталинскую эпоху новый поселок, который сейчас говорят опять гибнет от бесхозности, как пропал и Горный завод. Так что молодые люди сегодняшнего золотого века цивилизации должны прекрасно понимать, что все хорошее в жизни может внезапно прекратить существование по независимым от тебя причинам, жизнь может резко измениться и только твои собственные руки голова могут помочь выжить тебе и твоим близким. Учитесь и получайте профессию, но только не профессию юриста.

Я был категорически против того, чтобы мой сын пошел на модную в начале ельцинских времен профессию юриста и как видите многие из тех, кто пошел учиться на юрфак, с течением времени превратились в типичных сталинских НКВДшников, возродивших при Путине практику борьбу с инакомыслящими. Но я отвлекся от рассказа об отце - в эти тяжелейшие годы он смог выжить только одним доступным ему способом. На ноге отца был большой шрам и он прихрамывал иногда на правую ногу, и только много позже своего освобождения он рассказал, что травму ему устроили в штольне - для того, чтобы попасть в больничку и выжить ему пришлось подставить ногу под вагонетку! В течение полугода он лечился в лазарете, а за это время советская власть на Колыме выкинула новый фортель и решила, что золота добывается мало потому, что начальство Дальстроя излишне зверствует по отношению к заключенным, в результате бывшие начальники наконец-то получили по заслугам - теперь уже их начали расстреливать пачками по распадкам, в лагерях отменили драконовские нормы, немного улучшили питание, усмирили воров и блатных. Заключенные построили в поселке много красивых построек - в здешнем клубе был огромный кинозал, биллиардная, которую любил отец, большая библиотека, книги в которой свозились со всей страны (может это было реквизированное при арестах имущество, но кто же это знал из нас), в библиотеке были и трофейные немецкие книги, и насколько я знаю несколько немцев, дожидавшихся освобождения после войны, книги в библиотеке читали. Дневальным в зданиях, которые были отведены нашим специалистам, помню был Антон Стадник с Западной Украины, чем-то этот человек запомнился мне лет с четырех-пяти.

Посредине поселка на непременной Комсомольской улице стоял памятник вольной - комсомолке Татьяне Маландиной, которую убили урки за то, что она их чем-то прогневала или уж ее проиграли, не помню сейчас за давностью лет. В 56м году или чуть позже мы с пацанами робко входили на территорию брошенных лагерей и тогда нас поразило насколько велики они были - огромные заборы с колючей проволкой и прожекторами, огромные распашные ворота, нары в три яруса. Колоссально выглядели и здания комплекса милиции - там были даже утепленные теплицы для выращивания огурцов и я не удивлюсь, если там выращивали и лимоны. Моя мама Позорова Зоя Сергеевна попала на Колыму по оргнабору, проводившегося Дальстроем во время войны. Она еще деревенской девочкой поработала на валке леса в вятских лесах и в паровозном депо, а попав в ОРЗГОО познакомилась с отцом.