От родных
Л. И. Чуковская о М. П. Бронштейне
Физик-теоретик, астрофизик; старший сотрудник Физико-Технического Института в Ленинграде; доцент Ленинградского Университета; сотрудник Пулковской Обсерватории.
Доктор физико-математических наук.
Автор многих научных работ, печатавшихся в Советском Союзе и за границей.
Автор многих научно-популярных статей для широкой публики и трёх научно-художественных книг для подростков.
С ордером на его арест к нам, в Ленинграде, по адресу: Загородный проспект, д. 11/40 – агенты НКВД явились в ночь с 31 июля на 1 августа 1937 года. Бронштейна они не застали: он в это время гостил у родителей в Киеве.
Арестовали его в Киеве в ночь с 5-го на 6 августа 1937-го. Привезли в Ленинград 14 августа; поместили в Дом Предварительного Заключения на ул. Воинова, 25 (Шпалерная).
Приговор к расстрелу был вынесен 18 февраля 1938 года выездной сессией Военной коллегии Верховного Суда СССР под председательством т. Матулевича и приведён в исполнение через несколько минут.
Приходили на Загородный с ордером на арест, но я вовремя убежала.
Присутствовать при конфискации был приглашён мой отец. Вывезли всё, вплоть до игрушек моей дочери. М. П. Бронштейн был реабилитирован „за отсутствием состава преступления“ в 1957 году.
Подробнее об М. П. Бронштейне см.: Г. Е. Горелик и В. Я. Френкель. Матвей Петрович Бронштейн. М.: Наука, 1990, а также: Gennady E. Gorelik, Victor Ya. Frenkel. Matvei Petrovich Bronstein and Soviet Theoretical Physics in the Thirties. Basel-Boston-Berlin: Birkhauser Verlag, 1994.
(В обеих книгах, кроме рассказа о творческом и жизненном пути Матвея Петровича, приводятся письма в разные органы власти и Сталину в защиту Бронштейна - письма видных учёных и литераторов.)
Л. Чуковская,
Москва, 15 апреля 1995 г.
Матвей Петрович Бронштейн родился в 1906 году Виннице в семье врачей. У него был брат-близнец Исидор и сестра Михалина. Когда началась Первая мировая война, отца мобилизовали в армию, а семье пришлось переехать к родственникам в Киев. Здесь в 1924 году Матвей начал посещать кружок любителей физики при Киевском университете, увлекся квантовой физикой и астрономией и даже опубликовал несколько научных статей.
В 1926 году руководитель кружка профессор П. С. Тартаковский переехал в Ленинград, и вскоре за ним отправился и Матвей. Он поступил на физический факультет Ленинградского университета, который успешно окончил в 1930 году. В 1933 году Матвей Петрович женился на Лидии Чуковской, дочери писателя Корнея Чуковского.
К 1937 году 31-летний Матвей Петрович Бронштейн уже был доктором наук, исполнял обязанности профессора Ленинградского университета, был профессором Физико-технического и Педагогического институтов.
“Он занят был сложнейшими проблемами теоретической физики, да и преподавать студентам умел. Высоко ценили в природоведческих популярных журналах и Бронштейна-«популяризатора». В журнале «Человек и природа» или «Социалистическая реконструкция и наука» статьи его о последних достижениях современной физики или о ее первых шагах публиковались чуть не в каждом номере – случалось, и на самом почетном месте: номер журнала открывался статьей Бронштейна. Его популярные статьи пользовались успехом среди редакторов, рецензентов, среди коллег-ученых и, как он надеялся, среди читателей. Параллельно с чисто научными и научно-популярными статьями написал он и две научно-популярные книги: «Атомы, электроны, ядра» и «Строение вещества»”, – писала в мемуарах Лидия Чуковская.
В отдельную квартиру на Загородном, 11 Матвей Бронштейн, Лидия Чуковская и ее дочь от первого брака Люша (Елена) Чуковская (1931-2015) переехали в сентябре 1935 года.
Вот как описывает квартиру Лидия Чуковская:
“Общее наше жилье – у Пяти Углов. Адрес: Загородный, дом 11, квартира 4. Окна на улицу Рубинштейна (бывшую Троицкую), подъезд – на Загородный, прямиком на трамвайную остановку. От нашего крыльца трамваем № 9 – пятьдесят минут до Физико-технического института. Между мною и Митей – Люшина комната, самая большая в квартире: у меня 14, у Мити 16, у Люши 18 метров. В два окна. В новой квартире окна высокие, с цельными стеклами, от пола до потолка. Весело нам было вместе заказывать шторы для этих необычных, кверху округлых окон. Когда мы съехались, Митя заказал столяру книжные полки на обе стены новой комнаты, а заодно и лестничку, чтобы доставать томы из-под потолка. Было их у него тысячи три. Митя купил себе огромный, со многими ящиками, стол, а мне в день переезда подарил старинное, XVIII века, бюро, купленное у хозяйки на Скороходовой. Оно осталось для меня навсегда надгробьем над его неизвестной могилой, памятником его короткой жизни и – и нашей совместной работы”.
Совместной работой Лидии Чуковской и Матвея Бронштейна стали научно-художественные книги, выпущенные в Ленинградском Детиздате, где Лидия Корнеевна работала редактором.
“Содружество Мити с Маршаком дало свои плоды: «Солнечное вещество», «Лучи Икс», «Изобретатели радиотелеграфа». Научно-художественные книги М. Бронштейна. Но – не дало ли оно еще один плод? Не плодом ли сближения Матвея Петровича с «ленинградской редакцией», разгромленной в тридцать седьмом, явилась и Митина гибель? Не познакомь я Митю с Самуилом Яковлевичем, не сведи его так тесно с редакцией, научно-художественные его книги, быть может, остались бы ненаписанными, но сам он остался бы жив? И совершил бы те открытия в науке, которых от него с такою уверенностью ожидали люди науки: наставники, коллеги, аспиранты? Вопрос праздный. Работа в науке не в большей степени защищала человека от гибели, чем работа в литературе. Или в здравоохранении. Или в промышленности. Или на почте. Или где угодно. Или нигде. В 1937-м опасности подвергалась каждая человеческая жизнь – вне зависимости от профессии, возраста, пола, социальной, национальной или политической принадлежности. Опасно было – жить”.
Ночью с 31 июля на 1 августа 1937 года в квартире на Загородном произошел обыск. Матвея Петровича не было дома, он гостил у родителей в Киеве. “Налетчики работали очень своеобразно. Они выдвигали ящики письменного стола, вытаскивали оттуда бумаги и, не читая, рвали их в мелкие клочья. Сейчас, в 1980–1983 годах, молодые физики нередко спрашивают: сохранился ли у меня в полном, подлинном виде, экземпляр докторской диссертации Матвея Петровича? У меня – нет. Быть может, в ВАКе? В Митиной комнате по ней ходили сапогами”.
Бронштейн был арестован в Киеве 6 августа 1937 года. В телеграмме из Киева Лидии Чуковской родители писали: «Митя задержался на неопределенное время тчк Выясняйте обстоятельства. Бронштейны». Из воспоминания Чуковской: “Позади уже ночь с 31 июля на 1 августа, когда за Митей пришли в Ленинграде; позади – мои неудачные попытки предупредить его; позади ночь с 5-о на 6-е в Киеве, когда его увели; позади – мои ночи и дни в очередях; позади – мои поездки в Москву; тщетные обращения Корнея Ивановича, Самуила Яковлевича и троих академиков, и мои, и материнские к Сталину и к повелителям различных органов; позади ответ из окошечка: «выбыл»; позади – мой поход в прокуратуру к Розанову в Ленинграде и к военному прокурору в Москве; позади приговор и мое бегство в Киев, и моя поездка в Ворзель и в Крым; ожидание писем; возвращение в Ленинград; позади – первая встреча с управдомом, и с разгромленной квартирой, и с Катышевым (сотрудником Большого дома, поселившимся в комнате Бронштейна. – ред.), а потом с Корнеем Ивановичем, Идой и Люшей. Тридцать седьмой – он же тридцать восьмой – позади. Осенью 38-го в свои права вступает тридцать девятый”.
В начале 1939 года в квартиру на Загородном, 11 пришла бывшая студентка Матвея Петровича. По словам Лидии Чуковской, студентка “подарила” ей дату этапирования мужа из Киева в Ленинград: 14 августа 1937 года она увидела профессора на Витебском вокзале, перрон которого был оцеплен специально для конвоирования Бронштейна под дулами трех пистолетов. “Какою дорогой везли его в "воронке" на улицу Воинова? Наверное, мимо нашего дома по Загородному – с вокзала это самый короткий путь. Видна ли из "воронка" улица? Вряд ли. Видел ли он наш подъезд? Не думаю. Где была в эти минуты – я?”
Ты шел мимо нашего дома,
И лампа горела в окне.
Ты шел мимо нашего дома
И думал, сквозь тьму, обо мне.
Но воздух, меж нами текущий,
И лампа, и стены, и ночь,
И воздух, меж нами текущий,
Тебе не хотели помочь.
И я ничего не слыхала.
Минуты неспешно идут.
Сна нету… Но я не слыхала –
Тебя мимо дома ведут.
15-20 января 1939
Уже после смерти Сталина, а потом и после перестройки Лидия Корнеевна узнала о последних днях жизни Матвея Петровича от его сокамерников, выживших и нашедших ее через много лет:
“Мы с Матвеем Петровичем пробыли в одной камере на Шпалерной осенью и зимой 37/38-го года. В камере, назначенной для десятерых, помещалось 50 человек. Мы лежали на полу рядышком. Я студент, он профессор. Он пошучивал: «Вот, в вузах призывают профессуру быть ближе к студенчеству. Уж куда ближе!» Вечерами он читал желающим лекции. (Это, конечно, только вначале.) Темы – по требованию аудитории: физика, математика, литература, история России или любой европейской страны. Читал наизусть стихи: главным образом Блока. Мне рассказал о вас, о брате, о сестре, о своей маленькой падчерице. <...> Зимою 38-го, кажется в феврале, в Ленинград из Москвы прибыла Выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда. Она работала около недели. На каждого подсудимого тратилось три минуты. Вызвали: «Бронштейн Матвей Петрович – с вещами». Он лежал на полу, поднялся, взял полотенце – больше у него ничего и не было, – обмотал вокруг шеи и сказал: «Я готов». К нам в камеру он не вернулся. И я никогда о нем нигде ни от кого не слыхал”.
Матвей Бронштейн был расстрелян в Ленинграде 18 февраля 1938 года по обвинению в «активном участии в контрреволюционной фашистской террористической организации» (статья 58, пп.8, 11). Его имя содержится в т.н. “сталинских расстрельных списках” – перечне людей, осужденных по личной санкции Сталина и его ближайших соратников по Политбюро ЦК ВКП(б). Место его захоронения неизвестно.
В 1957 году Матвей Петрович Бронштейн был посмертно полностью реабилитирован «за отсутствием состава преступления». “В его лице советская физика потеряла одного из наиболее талантливых своих представителей, а его научно-популярные книги принадлежат к лучшим, имеющимся в мировой литературе. Я уверен, что это мнение разделяется всеми нашими физиками”, – писал в 1956 году о нем его коллега и друг, нобелевский лауреат Лев Ландау, чудом избежавший участи Матвея Петровича.
В 1995 году, за год до своей смерти, Лидия Корнеевна Чуковская установила памятник Матвею Петровичу Бронштейну на Мемориальном кладбище “Левашовская пустошь”. Одновременно с установкой памятника она передала часть полученной ею Государственной премии за “Записки об Анне Ахматовой" на благоустройство кладбища (на эти средства были вымощены дорожки).
“Почему мне еще и сейчас, в 1983 году, хочется побывать на Митиной могиле? Для чего вообще живым нужны могилы мертвых? Мертвого из земли не поднимешь. Ходи, моли его или молись Богу, плачь, приноси цветы – не ответит, не встанет. Чтобы вспоминать, помнить, общаться? Но есть ли могила, нет ли, отношения между нами и мертвыми все равно никогда не кончаются. До нашей собственной смерти.
Однако, понимая все это, я хотела и хочу увидеть плиту с надписью: «Матвей Петрович Бронштейн». Без следа, без имени не должен человек исчезать. Без дерева или камня. Без слова. Могила Бронштейна – это памятник его жизни, цветущей мыслью, и улика убийцам, оборвавшим его жизнь и мысль. Но память жива и без могилы. Посетив могилу Наталии Александровны, Герцен удивился, что не испытал счастья общения с женой. «Она не здесь, она во мне», – записал он тогда. Не в земле, во мне. Все мы – живые памятники тем, кто утрачен. Вот почему я пишу. Чтобы заразить других своей памятью”.
Gennady Gorelik
