От родных
Вацлав Янович ДВОРЖЕЦКИЙ
(1910-1993)
Можно без всякого преувеличения сказать, что Вацлав Дворжецкий был достопримечательностью города Горького. Им гордились. Еще бы - Дворжецкий снимался в кино, сыграл несколько десятков ролей и был известен на всю страну. Как бы сейчас сказали - звезда! Такая кинокарьера, прямо скажем, была (да и сейчас остается) редкостью для артиста из провинциального города. И хотя артист приехал в Горький уже зрелым - прочти пятидесятилетним - человеком, горьковчане сразу признали его за своего земляка, настоящего волжанина. Город любил его за яркие, интересные работы в театре. Голос Вацлава Яновича слышали по местному радио. Дворжецкий играл и в телевизионных спектаклях, снимался во многих телесериалах. В общем, в городе он был всегда на виду. Дворжецкий был видным человеком.
Вацлав Янович приехал в Горький в 1958 году по приглашению театра драмы. Приехал он уже сложившимся мастером, поскольку прежде много лет работал в драматических театрах Омска и Саратова. В Горьком Дворжецкий очень скоро обрел популярность. «На Дворжецкого» стали ходить специально.
Он удивлял зрителей и коллег-актеров огромным диапазоном своих возможностей, разнообразием ролей и невероятной способностью к перевоплощениям - как внутренним, так и внешним. Вацлав Янович, в отличие от многих своих коллег, очень любил создавать, «лепить» сценический образ с помощью сложного, порой причудливого, выразительного грима.
Но главным для него всегда было все-таки внутреннее перевоплощение. У Дворжецкого была необычайно пластичная артистическая натура. Он мог быть бесконечно разным - и на сцене, и в жизни. Но при этом в нем был некий стержень, некая человеческая и профессиональная константа, вокруг которой и объединялось все разнообразие его натуры.
Люди, знавшие его (а нужно заметить, что он был дружен или просто знаком с невероятным количеством самых разных людей), поражались широте его интересов и увлечений. Охота, рыбалка, сад, пчелы, собака, автомобиль, фотография, путешествия. Когда только появились любительские кинокамеры, Дворжецкий тут же начал снимать кино. Любил подводное плавание. По нынешним меркам акваланг и прочее снаряжение были у Вацлава Яновича весьма примитивными. Но дайвером он слыл отчаянным.
Он жил с удовольствием, азартом, интересом. У многих складывалось ощущение, что Дворжецкий идет по жизни играючи, что ему все дается легко и без проблем.
И лишь немногие люди знали, что в судьбе Вацлава Яновича есть тайна, что в его прошлом было немало трагических событий, тяжелых испытаний, что он был репрессирован, прошел через лагеря и тюрьмы.
Впрочем, сам Дворжецкий не делал из своего прошлого тайны. Если спрашивали, рассказывал отдельные факты, вспоминал какие-то детали. А однажды по областному радио он прочитал главы из своей книги «Пути больших этапов». Так о его судьбе узнали все. Тогда, в восьмидесятые и девяностые годы, о сталинских репрессиях стало известно очень многое. На головы людей вылилось море информации о недавнем прошлом страны. Казалось бы, после всего этого, после «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына наступил болевой предел - сильнее и глубже потрясти душу уже невозможно.
Но даже в этом длинном ряду художественных и документальных разоблачений книга Вацлава Дворжецкого взволновала многих. Это была искренняя, эмоциональная исповедь о пережитом, горькая повесть бесконечных страданий и унижений. Но при этом -ироничная, даже веселая, жизнелюбивая, оптимистичная - одним словом, светлая книга.
В.Я. Дворжецкий родился в 1910 году в Киеве. Социальное происхождение - дворянин. Национальность - поляк. Учился в кадетском корпусе, в гимназии, затем - в трудовой школе. В 1926 году стал студентом политехнического института. Параллельно закончил полный курс театральной студии при польском театре. В 1930 году был арестован и осужден «особым совещанием» ОГПУ по ст.58 УК за участие в студенческой организации «Группа освобождения личности» («ГОЛ»).
Несколько месяцев шло следствие. Камера-одиночка, изнурительные допросы, издевательства. Девятнадцатилетний Вацлав даже не сразу понял, за что его арестовали. А когда понял, что следователей интересует «ГОЛ», написал весьма своеобразное признание-объяснение:
«Да - личность! Человек! Его талант, призвание, его ум, красота, все - индивидуально! Нельзя всех стричь под одну гребенку. Долой «прокрустово ложе»! Только свобода личности - путь к максимальному раскрытию человеческих способностей с наибольшей пользой для общества! Вот идея «ГОЛ».
Все, все подробно писал. Цель была - не скрывать свои идеи и проповедовать Свободу. И декабристов вспомнил, и французскую революцию, и революционеров-демократов, и победу Октября. А рассказывать что-либо о соучастниках, о своих единомышленниках и не намерен.»
Вацлав Дворжецкий был осужден на 10 лет лагерей. Начиналась новая жизнь, пересылки, этапы. Он строил железную дорогу и Беломорканал, работал на свинцовых и цинковых рудниках, рубил таежный лес. За эти годы ему довелось пройти через разные лагеря ГУЛАГа - Котлас, Пинега, остров Вайгач, Соловки, Медвежьегорск.
«Пятьдесят лет прошло, а все помнится! Закроешь глаза - вот оно все! И запахи. Запахи остались до сих пор. Запах этапа - всей длинной серой колонны - это запах пота, смешанный с запахом серы, навсегда пропитавшим одежду в жарилке, в вошебойке. Запах костра на стоянке, сохнувших портянок, подгоревших валенок. Запах хлеба. Того хлеба! Самый чудесный запах! Этот кусок черной глины жуешь, нюхаешь, вдыхаешь с наслаждением и не торопясь, чтобы полностью впитать этот источник жизни. Вот ощущение, которое запомнилось!»
За эти годы сотни, тысячи людей прошли перед его глазами. Интеллигенция и уголовники, охранники, начальники и работяги. Огромный бурлящий человеческий котел под названием лагерь. К нему нужно приспособиться, притерпеться, чтобы выжить. Но с лагерем нельзя смириться:
«Не дай бог впасть в состояние безнадежности: «Все равно гибель.каторга. отсюда не выйти. все пропало. бесполезно сопротивляться.. .ничего уже не поможет. конец. И действительно, наступает конец. Человек не умывается, не раздевается, вши его заедают, он избегает работы, чахнет от тоски, ничему не сопротивляется, тихо гибнет, превращается в доходягу. Это, к сожалению, судьба и участь большинства интеллигенции».
Вацлав был из тех, кто не смирялся. Что помогало ему выстоять? Его профессия.
«Я - актер. Всегда, везде и во всем - актер. И где бы я ни был, чем бы ни занимался, все окружающее я воспринимал по-особому. На все происходящее со мной я смотрел как бы со стороны. Было страшное любопытство: зачем все это? Что дальше? Имеет ли это какой-то смысл?... Я испытывал жадное удовольствие и даже наслаждение от возможности участия в этой жизни, от познания окружающей действительности. Конечно, я прекрасно знал и помнил, что нахожусь в заключении, но не это было главным! Удивительно: я в то время не стремился на свободу. Свобода всегда была внутри меня. Я мог внушать себе чувство независимости и свободы».
На острове Вайгач Дворжецкий работал в шахте. Но в первые же дни увидел клуб. И, конечно, тут же зашел. Хор разучивал «Смело, товарищи, в ногу». Через месяц Дворжецкий организовал целую концертную программу - «Живгазету».
«И - пошло! «Парады», «оратории», «концовки», «хоровая декламация», песни, танцы. Восемь часов я, как ненормальный, провожу в клубе. Тексты пишем сами, репетируем новые материалы на местные темы. Наконец, ставим спектакли. Вскоре наш клуб-театр становится подлинным культурным центром, а выступления «Живгазеты» и спектакли исключительно популярными. Их посещали все лагерники без исключения. Другого ведь ничего не было»
Еще в те годы проявилась его способность всегда и во всем находить радость. В каторжных условиях сурового северного острова Вайгач Дворжецкий с упоением занимался геологией. Поскольку с острова не убежишь, охрана там была не столь строгой, как на материке. Дворжецкий уходил с геологами на разведку, собирал образцы породы, составлял топографические карты. Возле одной из безымянных речек он открыл месторождение флюорита (плавикового шпата). И когда сделали общую топографическую карту, эту маленькую речку назвали «речка Дворж». Кстати, именно так - Дворж - его называли позднее коллеги в театре.
Когда Вацлава переводили в другой лагерь, он искренне горевал и прощался с островом Вайгач, как с родным. Но впереди Дворжецкого ждал подарок - «крепостной театр эпохи принудительного труда». С 1933 года Дворжецкому предстояло отбывать срок в карельском городе Медвежьегорске, где был настоящий театр.
«Великолепно оборудована сцена, зал, фойе. И труппа настоящая, профессиональная: директор, главный режиссер, актеры, певцы, музыканты, художники - все заключенные. И зрители все - заключенные. Хороший был зритель - непосредственный, жадный, голодный до зрелищ, разнообразный и ненасытный. Надо было видеть это «вавилонское столпотворение»! Многие вообще впервые в театре. Все советские республики. Все возрасты. Все статьи Уголовного кодекса».
Казалось бы, артисты имели некоторые послабления. Иногда их освобождали от тяжелых работ на лесоповале или в каменоломнях. Но они тоже работали в неволе, в тюрьме. Их наказывали, сажали в карцер, унижали, убивали.. В сущности, им было ничуть не легче, чем всем остальным.
«Заполярье. К зиме уже перебрались в барак и клуб был готов, но холодно было ужасно. Зрители сидят в бушлатах, в шапках, топают ногами - греются. Слабые лампочки светят робко, как в бане. Давали водевиль. Актриса в открытом платье отморозила соски (нарывы потом были). Температура на сцене до 20 градусов мороза (на улице минус 35 и вьюга). А завтра на работу, в котлован, скалу ковырять, тачки возить».
В 1937 году Вацлава Дворжецкого освободили - но с пометкой «минус 100». Это означало, что он не имеет права жить в крупных городах, уж не говоря о столице. Дворжецкий взял карту Сибири, закрыл глаза, ткнул пальцем и.оказался в Омске. Там он женился на балерине Таисии Рэй. В 1939 году у них родился сын Владислав - будущий известный киноартист. За 5 лет свободной жизни Дворжецкий очень многое успел сделать, сыграть большое количество ролей в театрах Харькова, Таганрога и Омска.
«В Омске ко мне хорошо относились, но. Дружить со мной было непохвально, что ли, не особенно престижно и небезопасно. Про меня все знали. Я не афишировал ничего, но и не скрывал. В анкетах писал правду: «Соц.происхождение - дворянин. Судимость - Особое совещание ОГПУ, статья 58, срок 10 лет. Это тебе не Герой Соц.Труда, не орденоносец, а «недострелянный классовый враг».
В 1941 году Дворжецкого снова арестовали и осудили на 5 лет лагерей - просто за то, что сидел раньше. Он отбывал свой срок в Омском лагере. Работал землекопом, чертежником в мастерской авиаконструктора Туполева. И само собой - стал руководителем «центральной культбригады».
«Острые критические выступления с эстрады (а шутам и комедиантам все дозволено) помогали улучшить питание, облегчить режим и прочее. Я начисто отключил себя от сознания, что нахожусь в лагере, что я без всякой вины, несправедливо оторван от семьи, лишен свободы, театра. Я жил! Я занимался любимым делом. Я верил, я видел, что мы помогаем преодолевать чувство безнадежности. Мы воодушевляли людей и сами обрели чувство свободы...В культбригаде не было плохих людей...Бывший редактор «Омской правды» (фамилию не помню, обнаружил я его в очередном этапе, больного, опухшего, почти слепого - очки потерял, зубы выбиты, грязный, заросший - кошмар!) - три месяца мы его откармливали, отмывали, лечили, одевали. Отличный журналист!»
Как хотелось бы в этом сборнике процитировать книгу Дворжецкого от первой до последней строчки! Но пришлось ограничиться лишь отдельными фрагментами. К сожалению, сам автор не увидел свою книгу напечатанной. Она была опубликована уже после смерти Вацлава Яновича. Но и сегодня она о многом заставляет задуматься.
«Кончились мои «пути больших этапов». Но я продолжал ощущать нашу жизнь как большой Лагерь, размером со всю нашу страну.И лагерный жаргон, и взаимное недоверие, и нравственный принцип: «Бери все, что плохо лежит» и «Настучи на другого, пока он не успел на тебя настучать». И еще - скотское иждивенчество: «Скажут, что надо; пошлют, куда надо; решат, как надо. Молчи!... В то время, как каждый человек - личность!»
Его освободили в 1946 году - и снова с пометкой «минус 100». Дворжецкий начал работать в Омском драматическом театре, позднее - в Саратовском. В 1956 году с него сняли судимость по второму сроку (кстати, судимость по первому сроку была снята с артиста только в 1992 году).
А в конце 50-х годов Вацлав Янович с женой - режиссером Ривой Яковлевной Левите - перебрался в Горький. Здесь родился их сын Евгений, в будущем - еще один известный и талантливый актер в артистической династии Дворжецких.
Горький стал для артиста родным городом. И хотя с конца 60-х годов и до самой смерти в 1993 году Вацлав Янович часто уезжал на киносъемки в столицу, у него никогда не возникало мысли перебраться туда на постоянное жительство. В 1970 году режиссер Галина Волчек пригласила Вацлава Яновича сыграть
роль в спектакле «НЛО» театра «Современник». Лестное предложение, но из-за него Дворжецкому приходилось постоянно ездить в Москву, совмещать график съемок в кино с театром. Так продолжалось три сезона. Затем он с облегчением отказался от этой удачной, как все говорили, роли в «Современнике» и занялся своими любимыми делами - рыбалкой, садом. Он и от работы в Горьковском академическом драмтеатре отказался. Ушел на пенсию из театра ровно в 60 лет - как отрезал. И только один раз вернулся в театр, чтобы сыграть в спектакле «Марат-Сад». А вот от кино отказываться не хотел. Продолжал сниматься активно и очень много.
У этого талантливого актера не было никаких наград и званий. И лишь в конце жизни он получил звание народного артиста - сразу, минуя звание заслуженного. Впрочем, Дворжецкий к наградам относился иронически. Когда в Москве в ЦДРИ праздновали присвоение ему звания «Народный артист», Дворжецкий вышел на сцену в костюме Луки из пьесы Горького. Костюм представлял собой живописные лохмотья с нашитыми, и особенно густо - ниже спины, многочисленными почетными грамотами. И хотя Вацлава Яновича не баловали официальными наградами и званиями, у него было главное - звание любимого зрителями артиста.
Его любили не только за талант, эту божью искру, которая вела его по жизни. Любили и за чувство собственного достоинства. За крепкий характер. В последние годы он практически ослеп. Сказались годы в лагерях. Но так же прямо держал спину. Никому не показывал слабости. Не жаловался. До самой старости, до последних дней жизни он был красивым, статным, видным мужчиной. Таким он и остался в памяти у многих горьковчан-нижегородцев.
