
Хородчинский Виктор Федорович

- Фотокартотека
- От родных
- Дополнительная информация
Если Вы располагаете дополнительными сведениями о данном человеке, сообщите нам. Мы рады будем дополнить данную страницу. Также Вы можете взять администрирование страницы и помочь нам в общем деле. Заранее спасибо.
Виктор Цедербаум родился в 1913 году в семье политического эмигранта Федора Исайевича Цедербаума. По возвращении в Россию в 1917 году отец решил записать сына под фамилией его матери, Иды Ефимовны Хородчинской. Виктор учился в девятом классе обычной ленинградской школы, когда был арестован за выпуск рукописной листовки, в которой призывал «смело вскрывать все ошибки партийного аппарата». Ввиду возраста первый срок у него вышел небольшим – давали три года, но на Соловках, куда он был сослан вместе с остальными подростками, арестованными по этому же делу, провел всего два года. За это время в Ленинграде был арестован и осужден на 10 лет его отец.
Вернувшись из заключения, юноша поступил в металлургический институт, но все свободное время уделял политическим стихам и встречам с единомышленниками. В итоге в 1932 году он был арестован повторно, на этот раз уже как «организатор» и «идеолог» молодежной контрреволюционной организации. На Соловках его поселили отдельно от всех – из опасений, что молодой «контрреволюционер» мог заразить своими идеями других заключенных.
Работать Виктор отказывался – устраивал забастовку за забастовкой и писал стихи:
И меня расстреляют… Печален, спокоен,
Я пройду сквозь тюремную серую муть,
Перед взводом поставят, и точен, и строен
Ряд винтовок поднимется, целя мне в грудь.
Мимолетно припомню судьбу Гумилева,
Лица милых расстрелянных где-то друзей,
На солдат посмотрю, — будут странно суровы
И угрюмо бездумны глаза палачей…
И спешащий вдогонку годам отгремевшим
Будет страшен секунд утомительный бег…
Залпа я не услышу… Лицом побелевшим
Вдруг уткнусь в окровавленный колющий снег
Стихи оказались пророческими – за свидание с ним будет повторно арестован и расстрелян в 1937 году его отец. Вскоре особым решением будет приговорен к высшей мере наказания и сам Виктор.
ТИФ
Недаром я судьбы оскал
Встречаю, трепетом объятый.
В ее улыбке холод скал
И соловецкие закаты.
Иду с горячей головой,
Бреду, шатаясь, словно пьяный,
А позади идет конвой,
Уставя в спину мне наганы.
Вокруг сосновые боры,
Деревья пляшут в лунном свете,
И душный запах камфары
Меня встречает в лазарете.
В ОДИНОЧКЕ
На штукатуренной стене
Мой друг оставил память мне —
Четыре вырезанных слова:
«Товарищ, будь всегда суровым».
Стена — кладбище.
Я хожу, словно служитель молчаливый,
И зорким взглядом нахожу
Давно забытые могилы.
Могил тут много... Вот одна уже совсем
С стеной сравнялась.
На штукатурке у окна
Лишь серое пятно осталось.
Другая у дверей видна,
Та уцелела от ненастья:
«Товарищ, верь, взойдет она,
звезда пленительного счастья».
Та жизнь, что за дверьми слышна,
Отгородилася барьером,
Здесь жизнь, как надпись у окна,
Пятном расплывшаяся серым.
Но в сердце кровь кипит, поет...
Шаг часового, звучен, четок
Нет, нет — спокойствие мое
Не сломит крепкий ряд решеток.
Стучат шаги —
Опять ко мне... —
«Встань на допрос».
И вижу снова на штукатуренной стене
Четыре вырезанных слова:
«Товарищ, будь всегда суровым».
ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 622. Л. 298–300
Север. 1990. № 9; Звенья. М., 1990. Вып. 1.
ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 1570. Л. 23–24 об.
Короткие или отрывочные сведения, а также возможные ошибки в тексте — это не проявление нашей или чьей-либо небрежности. Скорее, это обращение за помощью. Тема репрессий и масштаб жертв настолько велики, что наши ресурсы иногда не позволяют полностью соответствовать вашим ожиданиям. Мы просим вашей поддержки: если вы заметили, что какая-то история требует дополнения, не проходите мимо. Поделитесь своими знаниями или укажите источники, где встречали информацию об этом человеке. Возможно, вы захотите рассказать о ком-то другом — мы будем вам благодарны. Ваша помощь поможет нам оперативно исправить текст, дополнить материалы и привести их в порядок. Это оценят тысячи наших читателей!