От родных
Лагерные рассказы Алексея Марината. Журнал "Кодры" №7, 1989 г. Перевёл с молд. Б. Мариан АРМЯНИН Весной 1949 года в колонии 010, на 142-м километре от Тайшета, по трассе новой железнодорожной ветки БАМа умирал человек. Он был армянин. Все так и называли его - "Армянин", хотя в той же колонии были и другие армяне. Умирал Армянин! Он огородил себе ветвями место - всего квадратный метр - и стал посредине квадрата, приготовившись умереть стоя. Армяне, конечно, знали подробности его биографии. Мы же, все прочие, ведали только, что он родом из Греции, из города Салоники, называемого также Лариссой. Был там владельцем швейной фабрики, имел двоих сыновей - восемнадцати и двадцати лет - и жену-армянку, и была ещё у него беспредельная, горячая любовь к Родине предков. Из-за неё-то бросил он всё и репатриировался. По окончании второй мировой войны наше правительство развернуло среди зарубежных армян активную пропаганду за возвращение их в Советскую Армению. В 1945-1950 годах их приехало отовсюдо множество. Большинство прибывало через Одесский порт. Там они делали свои первые шаги по советской земле прямо в "загон", то бишь фильтрационный лагерь. А уж оттуда их и распределяли - кого в мужской, кого в женский лагерь, а детей - в детский. Сыновья Армянина попали в один из северных лагерей Заполярья, жена - на Урал, а он вот - к нам, в седьмой спецлаг, в десятую колонию. От тех же лагерных армян мы узнали, что греческие друзья Армянина, в том числе городской голова Салоник, уговаривали его повременить с отъездом, проявить терпение, потому как, говорили они, это проще, когда рядом с тобой любимая жена той же национальности и двое здоровых красавцев-сыновей, чем очутиться в чужой, неизведанной стране. Ведь родился-то он за границей. Его отец эмигрировал в Грецию ещё в начале века. Так что сыновья Армянина были греческими гражданами во втором поколении. Но таковы армяне-патриоты... Словом, оставил он Грецию, фабрику, подхватил детей и жену да и приехал... Однако до Армении так и не добрался. Даже не увидел её. О ней ему рассказали другие, советские армяне, которые отбывали срок в одном с ним лагере. Теперь он ничего больше не хотел - только умереть стоя. Он твёрдо решил это, узнав, что сыновья и жена тоже попали в лагеря. Обнёс ветками квадратный метр мёрзлой сибирской земли и заключил в него сам себя. Не захотел больше ни с кем общаться, не захотел брать ни крошки хлеба в рот. Утром после подъёма первым делом мы бросались узнавать, жив ли ещё Армянин? Столпившись, молча смотрели на него. Он тоже обязан был выйти с нами на работу. Но и бригадир, и администрация оставили его в покое, полагая, что человек свихнулся. А сумасшедшего дома здесь не было - весь лагерь представлял собой сплошной сумасшедший дом... Вечером, по возвращении с работы, мы ещё заставали живым Армянина. Но с каждым часом он как бы становился меньше,будто таял, сгорал. У его ног вырос холмик из кусочков хлеба и сахару. Он,однако, ни к чему не прикасался. Весь вечер, покуда не прозвучал сигнал отбоя, армяне стояли возле него, пытаясь всякими рассказами и проповедями втянуть его в общий разговор. Они даже устроили небольшую церковную службу по старым обычаям. Не помогало. Подошёл врач и поругал их : дескать, зачем они позволяют земляку умирать таким вот образом? Но армяне не послушались доктора: а разве лучше, чтобы он повесился?! - возражали они. раз уж человек решился умереть, никто не в силах сбить его с пути. Армянин не глядел ни на кого, он как бы ушёл в другой мир, не отрывая глаз от земли. Никогда прежде я не представлял себе, что человек способен столько времени простоять на ногах, глядя вниз, в одну точку. Под всё увеличивающимся бременем он раскачивался из стороны в сторону. Одно только сказал он своим соплеменникам : когда упадёт, не трогать, не передвигать его с места - дать умереть в этой загородке. Я спросил одного молодого армянина-студента из Еревана, почему всё-таки человек решился приговорить себя к смерти. Ведь в стране могут произойти перемены, да и в конце концов, как говорил Насреддин, со временем либо подохнет осёл, либо шах помрёт. И ереванский студент ответил,будто перед тем Армянину приснились его сыновья, которые упрекали его: "Отец, что ты снами сделал, а, отец?" Он испугался, что после этого сойдёт с ума. Однажды утром Армянин свалился. То есть, не грохнулся на землю, а тихо-тихо, по миллиметру в минуту, стал опускаться, уменьшаясь постепенно в размере, пока не растаял почти целиком и не погас, подобно пламени свечи. Он ещё был жив, но совсем не двигался. Земляки продолжали стоять подле него - дежурили по очереди, укрывая его, пытаясь напоить чаем с ложечки, пели духовные песни. Сильно опечалились армяне, хороня ещё живого человека. Ибо хоронили они частичку своего народа, земляка, который так и не увидел родины предков.Хоронили частичку собственной истории. Так и продежурили молча, пока он не скончался. Появились надзиратель, врач, санитары. Констатировали смерть. Отнесли к воротам. Все армяне провожали мертвеца до ворот, как на кладбище. У ворот предстояло ещё совершить над покойником "экспертизу" - разбить молотком череп и проткнуть штыком грудь в области сердца. Лишь после этого покойник считался истинно мёртвым... Затем привязали к правой ноге бирку - имя, статья, дата смерти - и двое санитаров под конвоем отнесли его в братскую могилу. Причём конвой, по своему обыкновению, и тут проговорил зловещую традиционную фразу : "Шаг влево, шаг вправо считается побегом - стреляю без предупреждения!" Только в этот раз магическая формула уже не относилась к Армянину...
marinat andrei
