От родных
Я родился 4 ноября 1931 года в крестьянской семье. Родители жили в «Лиепкални» Циецерской волости Кулдигского уезда. Было у них неполных 50 гектаров земли, 12–15 коров, мелкий скот. В 1939 году отец купил трактор.
В 1941 году выслали всю семью. Приехали на машине, с собой разрешили взять лишь столько, сколько можно было унести. В то время отец исполнял трудовую повинность – строил аэродром в Эзере. Отвезли нас на станцию в Салдус, загнали в вагоны для скота. Отца сразу отделили. На станции виделись, и то только через окно. Вагоны были битком набиты, спали, тесно прижавшись друг к другу.
Сначала попали в Красноярск, потом перевезли нас на станцию, которая называлась Клюквенная, потом 30 километров на лошадях в совхоз, где выращивали свиней. В двух комнатушках поселили пять семей – всего нас было 12 человек.
Нас было четверо – мама, я и два моих старших брата. Условия были тяжелые. Мама пошла работать на свиноферму. Я ходил с ней в хлев, поросятам давали овсяный кисель, мы его тоже ели. Вначале было трудно, хлеба давали мало. Мама, сколько удавалось, меняла одежду на продукты. Летом ели крапиву. Но уже в 1942 году посадили картошку, купили козу, через год или два – корову. Сами заготавливали дрова. В Латвии я окончил только один класс, русского не знал. Через год в ссылке снова пошел в первый класс и доучился до пятого. В 1943 году старших братьев забрали в трудармию, и мы с мамой остались одни. В войну было трудно, но, вероятно, легче, чем тем, кого выслали на Север.
В 1943 году началась переписка с мужчинами, заключенными в Кировских лагерях. Условия там были ужасные – люди просто голодали. От непосильного труда и голода многие умирали. Получили от отца весточку, попытались ему кое-что послать. Он все время просил табак, хотя сам не курил. Но товар ценился, курильщики меняли свой хлеб на табак. Обессилевших, тех, кто уже не мог работать, освобождали. И отца освободили (в лагере он был зарегистрирован как умерший), и он приехал к нам. Он был небольшого роста, но выносливый – выжил. Но таких было немного. Приехал и двоюродный брат – вот он долго не прожил. А отец, как только приехал, пошел работать в совхоз.
Когда кончилась война, стали думать, как попасть домой. Я вернулся первый. В 1946 году сел в поезд и поехал. До этого я часто ездил в вагонах с углем к братьям в Красноярск, привык. В Москве попал в пассажирский поезд. Приехал в Ригу, стал смотреть, в какой стороне локомотив. Знал, что ехать надо через Даугаву – в сторону Юрмалы. Немного денег было, но на них я купил мороженое. На перрон прошмыгнул, билета ведь не было. Так и ехал на ступеньке вагона. На станциях спускался вниз. До Салдуса добрался на поезде, надо было еще 13 километров шагать до нашего дома, где жили родственники. Снова пошел в школу, в 5-й класс. В 1947 году вернулись родители и братья. Жили в своем доме, работали в колхозе. До 1950 года, когда нас снова всех взяли: отца и маму из дома, братьев из Казданги, меня из Салдуса. Привезли в Ригу, и снова нас транспортировали.
На сей раз оказались на Севере – в Туруханске. Летом все время было светло, зимой наоборот – солнца не было. Туруханск считался районным центром, здесь находилась испытательная станция, где работали латыши. Здесь нас и оставили. Нам посчастливилось – отец мог работать, и братья тоже. Я учился в 9-м классе (в России учиться надо было десять лет), мама была дома. Жили хорошо, в магазине был хлеб, сахар. Купили корову. В те времена обжитыми были только берега Енисея, в том месте, где нас поселили, река была шириной несколько километров. Вниз по течению был остров, где косили сено для скотины. Помню, везде были сетки от мошки. Во время косьбы приходилось на руки надевать и перчатки. Сено домой привозили на лодках.
Окончил среднюю школу, хотел учиться дальше. Чтобы попасть в Красноярск, нужно было разрешение. Отправил документы, а ответа все нет. Но я знал, что 1 августа начинаются экзамены, а добираться надо пять-шесть дней. Только после 15-го получил разрешение, и поехали мы все вместе, кто хотел учиться, – человек пять. Пошел в Лесной институт. На очном отделении экзамены закончились, мог поступить только на заочное. Сдавать надо четыре или пять экзаменов, я их сдал за два дня и меня приняли. А чекисты требовали справку, что я принят. Справку получил, а там было написано, что я принят, а про заочно – ничего, и обратно в Туруханск меня не отправили. Так я остался один, остальные поехали домой. Вместе с еще одним первокурсником нашли жилье. Стипендию получал, из дома присылали – как-никак трое работали. На следующий год сдал все экзамены и перевелся на очное отделение. Чтобы получить общежитие, месяц надо было отработать на его строительстве. Отработал и получил общежитие. Летом поехал в Туруханск, к родителям.
В 1956 году высланных стали освобождать, и я после 4-го курса поехал в Латвию, но в Елгавской академии не было факультета механики. Вернулся, окончил институт в Красноярске. После института меня направили в Томск, в лесосплавную контору, но я приехал в Латвию и пошел в Министерство лесной промышленности. Наврал, что у меня «свободный диплом», и получил работу в Кулдиге – два года работал механиком. Потом позвали главным механиком в Цесис, где и проработал всю свою трудовую жизнь – тридцать четыре года (до 1993-го). Когда думаю о нашей судьбе – тяжелая судьба. Один раз выслали – выдержали, вернулись домой. Начали все сначала, и второй раз поломали нам жизнь. Мало семей, в которых из ссылки вернулись бы все – дети, мать, отец. Мы вернулись.
