Дополнительная информация
Автор: Дмитрий Дрозд
Лживая советская система даже после смерти Сталина, в период так называемой "оттепели", скрывала правду о репрессированных. Доступ к их делам для родственников стал возможен только через 50 лет, в период "перестройки". Сейчас же, более чем через 80 лет, после пика сталинских репрессий, свободный доступ к архивам спецслужб в Беларуси и России по-прежнему закрыт. Наследники "славных дел" НКВД и КГБ свято охраняют тайну преступлений своих коллег. И только благодаря архивам СБУ в Украине, мы можем узнать правду о годах, когда фабрикация уголовных дел, бессмысленные репрессии, убийства без суда и ложь были основой государственной политики. 14 июня 1937 года помощник начальника 5 отдела УГБ НКВД БССР младший лейтенант государственной безопасности Завадский с санкции заместителя военного прокурора БВО военного юриста 1 ранга подписал постановление на арест командира дислоцированной в Минске (в/г Уручье) 81-й стрелковой дивизии комбрига, члена минского горсовета Николая Ивановича Андросюка (1893 г.р., уроженец дер. Толичев Ковельского уезда, бывшей Волынской губернии (традиционно в чекистских анкетах всё, что оказалось после Рижского сговора на запад от советской границы называлось "Польша", хотя на момент рожеджния будущего комбрига, это, конечно, было не так), бывший поручик царской армии, женат на дочери купца, отец троих детей, член ВКП(б) с 1932 года), в связи с тем что «Андросюк Н.И. достаточно изобличается в том, что является участником антисоветского военного заговора».
30 октября 1937 года без вызова свидетелей, обвинителя и защитника в Минске состоялось судилище под названием «Выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР». Это трагическое театральное действие прошло под председательством корпусного военюриста Матулевича, в присутствии членов: дивизионного военюриста Миляновского и бригадного военюриста Зарянова, секретарём был военюрист 2 ранга Кудрявцев.
Эта же бригада палачей за 15 минут отправляла на тот свет не только военных. Например, именно этими же людьми были приговорены к смерти жертвы одного из самых трагических массовых расстрелов, вошедшего в историю Беларуси как «Ночь расстрелянных поэтов» — с 29 на 30 октября. Однако на самом деле члены Военной коллегии ничего не решали, а просто создавали иллюзию правосудия, так как судьба всех подсудимых была заранее решена лично Сталиным и его окружением в так называемых «Сталинских списках».
21 октября Сталин, Молотов, Каганович, Микоян и Ворошилов подписали список по БССР на расстрел 56 человек, где под номером 2 шёл Андросюк. Под №12 был начальник санитарной службы 81-й стрелковой дивизии Николай Василевич Гераськин. 19 сентября между ним и Андросюком была проведена очная ставка, где Гераськин заявил: «Свои показания я полностью подтверждаю. В антисоветский военно-фашистский заговор я был завербован Андросюком». Ранее, в таком же расстрельным списке от 15 сентября, среди 103 человек, приговоренных к смерти, был и непосредственный командир Андросюка, бывший командир 81-й СД, а на момент ареста командир 16-го стрелкового корпуса комдив Андрей Павлович Мелик-Шахназаров. Он был также расстрелян в Минске 30 октября. В своём закрытом судебном заседании, начатом в 17:30 и законченном в 17:45, Военная коллегия приговорила (или, правильнее, озвучила приговор) Андросюка Н.И.: «лишить военного звания комбрига и подвергнуть высшей мере уголовного наказания – расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и в силу постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года подлежит немедленному исполнению». В этот же день или в ночь на 31 октября комбриг Н.И. Андросюк был расстрелян в Минске.
Подписавший постановление на ареста Андросюка заместитель начальника Особого Отдела БВО Завадский В.Н. Военным Трибуналом БОВО 3-7 января 1940 года признан виновным в том, что «находясь с ноября 1937 года по сентябрь 1938 года в должности начальника 5 отдела НКВД БССР, извращал революционную законность и методы ведения следствия путём подлогов и фальсификации протоколов допроса, культивирования и огульного применения к следственно-заключенным мер физического воздействия, ориентировал подведомственные ему особые органы на поголовные аресты и избиения лиц комначсостава, уволенных из РККА, и допускал другие извращения в следственной работе…», и осуждён по ст. 69 УК БССР к ВМН – расстрелу. Приговоривший комбрига Андросюка (и не только одного его) к смерти Иван Осипович Матулевич в 1954 году выведен в резерв Главного управления кадров Министерства обороны СССР, а в августе 1955 года исключён из КПСС и лишён воинского звания генерал-лейтенант юстиции за нарушения законности. Выше всех в карьерном росте взлетел бригадный военюрист Иван Михеевич Зарянов. В 1942—1945 годах он занимал должность начальника Военно-юридической академии Красной армии. В 1943 году получил чин генерал-майора юстиции. В 1946-48 годах был судьей на Токийском процессе над японскими военными преступниками. С 1951 года — член Верховного суда СССР. Зарянов в июне 1955 года был исключён из партии «за допущение и грубое нарушение социалистической законности во время работы в Военной коллегии Верховного суда СССР», лишён генеральского звания и исключён из КПСС. А вот Бронислава Владимировича Миляновского подвело национальное происхождение – поляк. Он был арестован 31 августа 1938 г. и по обвинению в антисоветской деятельности. И той же Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к 8 годам лишения свободы. Наказание отбывал в Красноярском лагере (Нижне-Пойменское отделение). Постановлением пленума Верховного суда СССР от 6 марта 1941 г. дело за недоказанностью обвинения было прекращено. Однако Миляновский не дождался освобождения и умер в лагере 6 декабря 1940 г. Посмертно реабилитирован. 11 апреля 1956 года, так ничего и не узнав о судьбе мужа, умерла вдова комбрига Любовь Ивановна Андросюк. 20 октября того же года Военная коллегия Верховного суда СССР определила: «Приговор ВК ВС СССР от 30 октября 1937 года в отношении Андросюка Николая Ивановича по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело на него за отсутствием состава преступления прекратить».
Через 20 лет после расстрела, 22 апреля 1957 года, дочь комбрига Маргарита Николаевна Киселёва обратилась к начальнику Особого отдела КГБ при Совете Министров по Белорусскому военному округу с просьбой «сообщить точно, когда умер мой отец Андросюк Николай Иванович и где», так как она «получила свидетельство о смерти, где написано, что он умер 20 мая 1941 г…».
7 мая 1957 год заместитель начальника Особого Отдела КГБ при СМ СССР по БВО полковник Качаев подтвердил, что «выданное Вам свидетельство о смерти Андросюк Н.И. соответствует действительности».
Это была обычная практика для насквозь лживой советской системы. Сначала человека на основании лживых обвинений приговаривали к смерти. Потом его родным лгали о том, что их близкий получил "10 лет без права переписки". Потом, уже после смерти Сталина выдавали лживые справки о том, что расстрелянный в 1937-38 годах человек якобы умер в лагере от болезни. И подобная лживая практика сохранялась до самого краха коммунистической системы. Киселевой удалось получить денежную компенсацию за вещи, которые были изъяты при аресте у отца: «Ручные часы металлические; 2. Ножик; 3. Охотничье ружьё 2-х ствольное; 4. Полевая сумка; 5. Кинжал кавказский». За всё это добро Киселевой было начислено 682 рубля. Однако это была только ничтожная часть всего конфискованного у семьи комбрига. 20 июня дочь комбрига написала новое заявление, в котором сообщила: «С Минского финотдела я получила справку, а так же от Вас, что стоимость имущества 670 руб., т.е. это то, что изъяли у отца. Меня интересует, куда делась домашнее имущество, которое осталось в квартире и которое нам не позволили брать. Не считая белья и одежды, которая не вошла в два чемодана, дома осталась обстановка: 1) пианино (подарок отца на мое день рождения), 2) зеркальный шкаф, 3) три никелированные кровати с матрацами, 4) диван, 5) трюмо со столиком, 6) кабинетный стол, 7) стол большой (из красного дерева), три ковра, 9) буфет, 10) комод, 11) дачная плетеная мебель. Прошу выплатить мне стоимость этого имущества, т.к. это имущество не должно пропасть, оно куплено за кровные деньги отца и привезено еще со Смоленска».
24 сентября 1958 года Киселева получила ответ от того же Качаева: «…Указанная в Вашем заявлении от 20 июля 1957 года мебель изъятой по делу Вашего отца не значится. Просмотром всех имеющихся архивных финансовых и имущественных документов бывших органов НКВД за тот период никаких сведений об изъятии у Вашего отца при аресте мебели и реализации ее в доход государства не обнаружено…».
Тщетно дочь комбрига пыталась добиться справедливости, утверждая, что только «одна моя пианина стоила 5.000, не считая мебели». Тщетно просила: «не отказать мне в просьбе т.к. я буду добиваться полной оплаты, ведь я тогда осталась без крова и голая, т.к. даже белье не было возможности взять с собой». Это имущество так и не удалось найти. Скорее всего, добротные вещи комбрига Андросюка осели на квартирах работников НКВД или партийных шишек. Полная правда о судьбах репрессированных стала известна только через 50 лет после Большого террора, во время перестройки. Однако свободного доступа к делам репрессированным, а также другим делам спецслужб уже скоро как 30 лет несуществующего государства, хранящимся в архивах КГБ в Беларуси и ФСБ в России, по-прежнему нет. Настоящая революция произошла только в Украине. Благодаря свободному доступу и бескорыстной помощи сотрудников архива СБУ, и стало возможно узнать правду о судьбе расстрелянного в Минске комбрига Николая Андросюка.
АНДРОСЮК Николай Иванович. Комбриг (1935). Украинец. Член ВКП(б) с 1932 г. Родился в декабре 1893 г. в селе Туличев Ковельского уезда Волынской губернии в крестьянской семье. Окончив Ковельское городское училище в 1910 г., работал служащим в различных учреждениях. В октябре 1914 г. призван в армию. В 1915 г. окончил учебную команду 1-го Сумского гусарского полка, а в январе 1916 г. — 4-ю Московскую школу прапорщиков. Участник Первой мировой войны. Воевал на Западном фронте в составе 3-го гренадерского полка. Последние чин и должность в старой армии — поручик, командир роты 18-го Карского гренадерского полка. После демобилизации из старой армии — член уголовно-следственной комиссии в г. Рославле Смоленской губернии.
В Красной армии по мобилизации с октября 1918 г. Участник Гражданской войны. Воевал на Западном фронте в составе 15-й армии. В годы войны занимал должности: помощника начальника и начальника батальонной школы 1-го отдельного запасного батальона (ноябрь 1918 г. — октябрь 1919 г.), начальника полковой школы, командира батальона и помощника командира 2-го запасного полка 15-й армии (октябрь 1919 г. — февраль 1921 г.).
После Гражданской войны на ответственных должностях комсостава в войсках Западного фронта и Белорусского военного округа. С февраля 1921 г. по февраль 1922 г. — командир батальона и помощник командира учебного полка Западного фронта. В составе этого полка принимал участие в ликвидации бандитизма в Минской губернии в 1922 г. С февраля 1922 г. — командир батальона 3-й Западной военной школы. С октября 1924 г. — помощник командира 81-го стрелкового полка 27-й Омской стрелковой дивизии. С сентября 1925 г. — командир 191-го стрелкового полка 64-й стрелковой дивизии. В 1927 г. окончил Стрелково- тактические курсы усовершенствования комсостава РККА «Выстрел». С мая 1930 г. — слушатель заочного отделения Вечерней военной академии РККА. С июня 1931 г. — помощник командира 64-й стрелковой дивизии. С июня 1934 г. — командир и военный комиссар 81-й стрелковой дивизии.
Арестован 20 июня 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 30 октября 1937 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 31 октября 1937 г. Определением Военной коллегии от 20 октября 1956 г. реабилитирован.
Черушев Н.С., Черушев Ю.Н. Расстрелянная элита РККА. Комбриги и им равные. 1937-1941. М., 2014, с. 8-9.
