Наша рубрика #оважном возвращается. В этот раз наш герой – студент Артем Сахаров из Барнаула. Его задержали 18 февраля в момент, когда он хотел почтить память погибшего Алексея Навального у памятника жертвам политических репрессий. И арестовали на 30 суток.
— Есть ли в вашей семье репрессированные?
— Да, но информации мало. Репрессирован был брат моей бабушки, но она не особо любила про это говорить. Хотя знала и делилась.
— Когда вы начали интересоваться этой темой?
— Тогда же, когда начал интересоваться историей, смотреть блогеров по теме, когда прочитал в восьмом классе «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. И, естественно, потом об этом говорили в школе, университете и просто между собой с друзьями. У нас это была частая тема для обсуждений.
— Вы, собственно, сами подверглись репрессиям. Расскажите, как это было в последний раз?
— Это было в день смерти Алексея Навального. У меня это вызывало кучу эмоций, будто я тогда потерял кого-то близкого. Я решил, что нужно отдать дань памяти человеку, который много значил для меня и для многих в России. И призвал людей в своем телеграм-канале прийти в одно время в воскресенье к памятнику жертвам политических репрессий и возложить цветы. Но мне не дали даже дойти до площади, задержали и отвезли в отдел полиции. Вечером был суд, дали тридцать суток и отправили в спецприемник.
В спецприемнике ко мне было более-менее лояльное отношение со стороны сотрудников. Все были в шоке, что человек сидит тридцать суток за цветы. Никто там столько не сидит, тем более за такое. Я видел у этих людей сочувствие. Кто-то извинялся, говорили: «Просто работа такая» или «Не грусти, когда-нибудь что-то поменяется». Я думаю, люди все-таки более человечные.
Сокамерники тоже были в шоке. Говорили: «Парень бросай это дело, тебя сожрет эта система». У всех мнение было разное, мы много дискутировали, но ярых путинистов не было. Мы просто как-то общались.
— Вы говорите о лояльности. А полицейские, которые вас задерживали, как-то давили на вас?
— Сейчас уже нет, мы с ним не в первый раз встречаемся. Просто: «О, здравствуй, Артем». Они уже поняли, что любое давление на меня не имеет эффекта. Мое задержание было шоком для всех. Понятно, что у нас в России на данный на момент невозможно выбрать форму любого активизма, любого выражения, в которой было бы полностью безопасно. Всегда остается шанс, что тебя задержат. Но даже в этом случае мы думали: “Ну хорошо, что будет штраф”. Это ошарашило и моих родных, и друзей, близких, и даже сотрудников, которые меня сопровождали на суде.
— Сейчас есть официальный закон о сохранении памяти жертв репрессий, но в то же время в стране уничтожены десятки памятников и мемориалов, а многие исследователи темы подвергаются преследованию. Как вы считаете, почему так происходит?
— Я думаю, что в России замалчивание нарастает по мере закручивания гаек. Если есть подавление инакомыслия, то, естественно, память о тех, кто был несправедливо осужден, им невыгодна. В прошлом году восстановили памятник Дзержинскому, что очень показательно, так как ставят памятники не прошлому, а настоящему. Поэтому они начинают перенимать репрессивные элементы советской системы. Конечно, пока не в таких масштабах, хотя на данный момент есть уже десятки тысяч человек, которых осудили, задержали, отчислили, уволили за политическую деятельность, слова и мнения.
— С каким периодом вы сравнили настоящее в России?
— Скорее, брежневское время-застой. При Хрущеве гайки раскрутили, многих реабилитировали. Но затем приходит человек, который начинает бояться конкуренции, чего-то нового, пытается все законсервировать.
— Как думаете, есть ли у России шанс?
— Я уверен, что да. Это произойдет на наших глазах. Прогресс все равно идет вперед. Сейчас нельзя забрать человека просто так, нужно провести его через суды. И какие-то институты есть – они вынуждены хотя бы формально соблюдать законы. Есть подобие суда. Любой народ проходит через кризисы и однажды разрывает этот порочный круг насилия. Уже выращено поколение, которое считает, что людей затыкать нельзя, оно будет больше участвовать, больше говорить, больше действовать. И это уже не изменить. Даже советские люди понимали это – поколение, которое не видело воронков, снесло памятник Дзержинскому.
— Как думаете, с какого возраста надо говорить о репрессиях?
— Я думаю, с класса восьмого, человек в этом возрасте уже восприимчив. Нужно на уровне разговоров о важном, которые идут в школах, говорить о репрессиях. Может быть, на уроках литературы уделить время не Шолохову, а Мандельштаму, Солженицыну и Бродскому.
Сегодня детям не рассказывают о репрессиях, зато о тех, кто эти репрессии устраивал тогда и устраивает сейчас - пожалуйста. Такая практика крайне деструктивна и нацелена на то, чтобы и следующие поколения россиян воспринимали государственные расправы над несогласными как норму.
Интервью записала Лидия Кузьменко.