1. Введение
Дело “СОФИН” (Союз освобождении финских народов), инспирированное в 1931 году и продолжавшееся в различных вариациях на протяжении двадцати лет. является, с одной стороны, величайшей аферой властных государственных органов СССР, с другой — невиданной трагедией в жизни финских народов России: карелов, коми, марийцев, мордвы, удмуртов и финнов. Менялись названия карательных органов: ОГПУ стало НКВД, затем функции последнего по особо важным государственным делам перешли в ведение КГБ (Комитет Государственной Безопасности), но формулы обвинения представителей финских народов России не менялись: “Подрывная, контрреволюционная, националистическая, террористическая, антисоветская деятельность. направленная на огторжение территории финно-угорских республик от СССР и образование буржуазно-демократического государства под протекторатом Финляндии” Эта деятельность якобы осуществлялась целиком и полностью иод непосредственным руководством Финляндии, создавшей широкую сеть антисоветских организаций вереде финских народов России. "Дело “СОФИИ” в то время не получило такой широкой известности, как Шахтинское. Промпартии, Троцкистско-Зиновьевского блока и др.. хотя по масштабности и хронологическим рамкам репрессий оно было намного большим, чем вышеназванные “Дела”
Официально финно-угорские народы России, даже многострадальные ингерманландиы. прошедшие сквозь круги ада и доведенные до физического и этнического вымирания, не считаются репрессированными. Фактически же они подверглись жесточайшим репрессиям. Обвинения в национализме или создании антисоветских организаций пол протекторатом страны, официально объявленной как вражеская, — таковою стала Финляндия в 1930-е годы, — это обвинения не одного человека, даже не группы людей. Оно оборачивалось агрессией в отношении целого народа, из которого властные карательные органы сначала вырывали и казнили дилеров, затем - лучших представителей интеллигенции — элиту нации, а остальная часть народа подвергалась постоянной обработке устрашением с превентивными арестами и казнями. В результате этих актов люди сами выносили приговоры собственной этнической идентичности, в целях самозащиты стремились мимикрировать или добровольно ассимилироваться.
Дело "СОФИН" является составным звеном обшей цени репрессивного механизма командно-бюрократической системы в нашей стране, созданной еше в середине 1920-х годов. С него началось свертывание, а затем и уничтожение всего национального, интерпретации ею как националистического у малых народов. В результате приостановилось их общее развитие, они перестали быть самостоятельным субъектом истории.
Через Дело “СОФИН” мы познаем драматическую и противоречивую историю нашей страны, ешё раз убеждаемся в том, насколько сложной и трудной является проблема соотношения и сочетания демократии и национального движения малых народов в условиях большого полиэтничного, к тому же неправового, государства. И в этом смысле проблема освещения истории репрессии финских народов России приобретает особую актуальность.
Автор надеется, что раскрытие "анатомии" Дела "СОФИН" станет своеобразным предупреждением возможности подобных преступлений государственной машины против малых и коренных народов России в будущем. К сожалению, такая опасность не исчезла. В современной России существуют две мощные силы: движение к гражданскому обществу и национальное движение, стремящееся самостоятельно выбирать свое место в государственном устройстве страны, к использованию собственной государственности для обеспечения саморазвития. В это движение в последнее время включился и русский народ. Оптимального сочетания этих двух процессов пока нет. Как известно, ведущим принципом демократии в полиэтничных обществах является правовое равенство всех граждан, включающее в себя право человека любой нации как гражданина на отношение к себе со стороны другого индивида как к равному. Отсюда вытекает обязанность правителей быть подотчетными и доступными всем членам полиэтничного сообщества. Такой принцип в Российской Федерации также не установлен. Все это означает, что в России сознательно или неосознанно поддерживается тлеющий подземный огонь межнациональных конфликтов, который постоянно угрожает вырваться наружу и превратиться во всепожирающее пламя.
Несмотря на принятие Концепции Государственной национальной политики. Россия сегодня еще не имеет реалистичной национальной практики и постоянно рискует повторить старые катаклизмы или породить новые. В ней есть определенные политические силы, пытающиеся свалить вину за нынешнее кризисное состояние, за возможный в будущем развал Российской государственности на инонационалов. Все это говорит о том, что История может дать новый виток повторения прошлой трагедии. Эти обстоятельства были одним и з главных побудительных мотивов автора при выборе темы исследования.
В данной монографии, кроме исследования самого уголовного дела № 2774, анализируются два важнейших исторических процесса: борьба финских народов России за самоопределение и характер советско-финских отношений в послереволюционный период. Эти процессы волею властных органов СССР были вплетены в "Дело "СОФИН" получившее еще второе официальное название "Дело Герда" известного удмуртского литератора, ученого и общественно-политического деятеля Кузьмы Павловича Чайникова.
В перекрестье Герда, как общественно-политической личности, встретились и сплелись в один величественный и трагический узел многие факторы и объективного, и субъективного характера:
1. Усилиями ОГПУ Герд был возведен в фигуру, исполняющую особую роль в советско-финляндских отношениях: она должна была спровоцировать силовое решение тех вопросов, которые не удалось решить дипломатическими средствами.
2. Герд был избран в качестве объекта наказании тех представителей интеллигенции восточно-финских народов, которые, поверив привлекательным лозунгам советской власти, пошли за ней, но по мере осуществления этих лозунгов на деле все больше убеждались в усеченности своих прав и свобод. Они были недовольны характером государственного строительства своей автономии, ходом коренизании госаппарата, строительством литературною языка, процессом реконструкции в промышленности, осуществляемой в основном за счет крестьян, коллективизацией крестьянских масс, сопровождаемой жесточайшими репрессиями и т.д. Такая оппозиция существующей власти должна была быть, по мнению сталинского руководства, искоренена или жестоко наказана.
3. Герд был человеком совершенно неординарным, на две-три головы возвышающимся над окружающими его людьми. Своими незаурядными способностями он вызывал черную зависть у своих врагов. Как известно, в обществе всегда можно найти тех. кто готов безжалостно ломать сучья плодоносящего дерева.
Работа по сбору фактического материала о Деле "СОФИН" началась более 20-ти лет тому назад и была сопряжена с рядом трудностей как объективного, так и субъективного характера. Даже в годы демократизации архивные документы ОГПУ-НКВД-КГБ—ФСБ оказались недоступными для исследователей. Кроме того, охватить все финские регионы России одному исследователю было физически невозможно. Поэтому автор, с одной стороны, решил привлечь к изучению и публикации материалов архивов самих работников госбезопасности, с другой - создать прецедент публикации, чтобы заинтересовать этой недоступной и ранее запретной темой других исследователей.
Почти 10 лет тому назад в руки автора детективным образом попал 9-й экземпляр "Обвинительного заключении... по Делу "СОФИН". В 1990 году в книге "Удмуртская автономия. Этапы борьбы, свершений и потерь" (Ижевск: Удмуртия. 1990. 205 с.) была опубликована глава под названием "Боляк" "СОФИН" и репрессии удмуртской интеллигенции", где без ссылок на источник были опубликованы выдержки из выше названного документа. Через некоторое время КГБ Удмуртской Республики начал вести служебное расследование по поводу его пропажи из своих хранилищ. Как было сказано ведущим следствие офицером, сей документ под грифом “СС -Совершенно Секретно должен храниться в особом режиме, и виновные в его утере или хищении должны быть адекватно наказаны. Сам автор в хранилище КГБ не проникал и, несмотря на неоднократные обвинения в свой адрес одного из офицеров КГБ в том, что Куликов К.И. извлекал из архива КГБ документы и фотографии, фактически полностью с делом "СОФИН" никогда не знакомился. Этот факт, подтвержденный документально Председателем ФСБ Удмутской Республики (документ хранится в архиве автора), приходится особо подчеркивать потому, что публикации с такими обвинениями были осуществлены некоторыми нечистоплотными авторами даже за рубежом. В частности, в Венгрии была издана книга, посвященная 60-летию известного венгерского ученого профессора Петера Домокоша, в которой опубликована статья с подобными инсинуациями (1996 г.).
Последняя попытка проникнуть в архивы ФСБ Удмуртии была сделана мною в 1997 году в связи с подготовкой данной книги. Она тоже не увенчалась успехом. Обвинительное заключение объемом 132 страницы было получено автором от анонимного лица. В конце концов КГБ вернул изъятый экземпляр (копию) автору обратно, и он теперь хранится в научном архиве УИИЯЛ УрО РАН (РФ, оп.2-Н. д.№ 110).
В такой обстановке приходилось прибегать к некоторым тактическим уловкам. Так, мною к исследованию и публикации материалов "Дела "СОФИН" был привлечен офицер Госбезопасности Коми Республики Вениамин Михайлович Полешиков. В своей книге "За семью печатями. Из архива КГБ" (Сыктывкар: Коми кн. изд-во. 1995. 272 с.) он, совершенно не подозревая об уловке, пишет: "Благодаря чистой случайности, а именно беседе с директором Ижевскою института языка, литературы и истории К. Куликовым летом 1991 года, мне стало известно, что В. И. Лыткин проходит по так называемому "Делу "СОФИН". Разумеется, в КГБ люди случайно не заходят. Так было и с этим посещением. В. М. Полешикову ничего не стоило вызвать "Дело Лыткина" из Ижевска в Сыктывкар, скопировать его и опубликовать. Что он и сделал.
Впервые широкое звучание "Дело "СОФИН" получило на VI Международном конгрессе финно-угроведов в г.Сыктывкаре, где я выступил с докладом и обратился к своим коллегам - докторам исторических наук А. А. Попову (ныне представитель Президента РФ в Коми Республике), К. Н. Санукову (профессору Марийского государственного университета, главному редактору журнала "Финно-угроведение"), Н. Ф. Мокшину (профессору Саранского государственного университета) и некоторым другим ученым - с предложением объединить усилия в разработке этой темы.
В 1993 году автор также впервые ознакомил с "Делом "СОФИН" зарубежных ученых, выступив с докладом на международном конгрессе историков в г.Оулу (Финляндия). Тогда же вышла в свет монография: Куликов К. И. Национально-государственное строительство восточно-финских народов в 1917—1937 гг. (Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН. 280с.), в которой были опубликованы материалы о репрессиях финно-угорских народов России в конце 1920-х и в 1930-х годах (с. 204-249).
В результате за прошедшие годы к изучению этой темы подключился целый ряд ученых. В свою очередь, органы Комитета Госбезопасности в условиях наступившей демократии попытались сохранить лицо и начали публиковать материалы репрессий. Так, в Ижевске на удмуртском и русском языках была опубликована книга И. С. Кузнецова "Из мрака" (Ижевск: Изд-во УдГУ 1994. 496 с.). Хотя в ней совершенно не к месту и лояльно часто автор высказывает личностное отношение к прошлым событиям и ныне живущим представителям удмуртской интеллигенции, допускает выпады нетактичного характера, в том числе и к автору этих строк, в целом его книга весьма ценна и полезна, особенно фактологией. Она была в полной мере использована при создании данной монографии. Огромную работу но изучению "Дела марийских федералистов" и репрессий марийского народа в 1930-е годы провел профессор К. Н. Сануков. Он опубликовал свое исследование под названием “Финно-угорские федералисты" и “Финские шпионы" (Из истории Марий Эл 1930-х годов)" в журнале “Финно-угроведение" (1996. № 3. С. 3-36). В соавторстве с Н.Ф. Мокшиным в журнале "Финно-угроведение" (1995. № 2-3. С. 93-110) автор данной книги опубликовал статью "Вклад М. Т. Маркелова в изучение финно-угорских народов". В этом же номере журнала была опубликована моя статья "Политические взгляды Кузебая Герда" (с.72-92). А. А. Попов опубликовал статью "Дело о так называемых шпионах в СССР в 1930-е годы".
Наиболее плодотворно в изучении репрессий в 1930-е и последующие годы работают ученые Карелии под руководством заведующего отделом истории ИЯЛИ Карельского научного центра РАН В. Г Макурова. Государственный архив общественно-политических движений и формирований Республики Карелии (ГАОПДФРК) совместно с ИЯЛИ Карельского научного центра РАН выпустил книгу "Неизвестная Карелия. Документы спецорганов о жизни республики. 1921 —1940 гг." (Петрозаводск. 1997 336с.). ИЯЛИ Карельского научного центра РАН и Центральный госархив Республики Карелия выпустили сборник документов и материалов "Гулаг в Карелии. 1930—1941" (1992 г.).
Ведущим исследователем в этой области стала И.Р. Такала. Ею опубликованы статьи "Судьбы финнов в Карелии" в сборнике "Вопросы истории Европейского севера. Петрозаводск" (1991): "Дело Гюллинга - Ровно" в сборнике "Их называли КР" "Репрессии в Карелии в20—30-х гг." (1992): "Финское население советской Карелии в 1930-х гг // Карелы. Финны: проблемы этнической истории. М., 1992. С. 150-175; "В поисках Эльдорадо. Североамериканские финны в довоенной Карелии // Вопросы истории Европейского севера. Сб. научных статей. Петрозаводск. 1993. С. 91 -110; “Репрессивная политика вотношенин финнов Советской Карелии 30-х годов// Вопросы истории Европейского Севера. Сб. научных статей. Петрозаводск. 1993. С. 111-119. С этой же темой она выступала на Международном конгрессе финно-угорских историков в Оулу в 1993 голу (Такала И .Р 1996.8.511—530|.
К изучению проблемы репрессий финских народов России приступил и доктор истории, доцент Туркуского университета Алпо Юнтунен — научный редактор данной монографии.
Таким образом, эта проблема ныне разрабатывается широким кругом ученых России и Финляндии. Фактически она превратилась в международный проект. Но это не значит, что сейчас охвачены уже все ее аспекты, использованы все архивные источники. До сих пор исследователям недосту пны документы главного штаба НКВД, относящиеся к периоду деятельности Генриха Ягоды, самой зловещей фигуры в "Деле "СОФИН". По этому “Делу” имеющему огромное историческое, научно-теоретическое, а главное, политическое значение, не защищена ни одна диссертация. Белых пятен еще немало, и предлагаемая вниманию читателя книга - это всего лишь первый обобщающий труд. Был бы рад, если бы удалось расширить круг исследователей, и выражаю свою готовность помочь в этом, особенно молодежи.
Выражаю также свою искреннюю благодарность всем сотрудникам ФСБ РФ, а также коллегам-ученым, опубликовавшим материалы репрессий, принявшим непосредственное участие в поисках материалов и документов при подготовке рукописи, прежде всего своему карельскому коллеге В.Г. Макурову. Считаю своим приятным долгом выразить искреннюю признательность Комитету по делам национальностей при Правительстве Удмуртской Республики, создавшему материальные условия, и Обществу Кастрена (Финляндия), оказавшему организационную помощь при издании этой книги.
2. "Дело "СОФИН" (Союз освобождения финских народностей) или "Дело Герда"
У человеческого общества нет более действенного фактора в идеологической сфере, чем его собственная история. Вот почему на протяжении многих веков история подвергалась извращениям и деформациям.
И все же, несмотря на все ограничения и преграды, Правда вырывалась наружу, хотя это и требовало жертв. Но люди шли на них, т.к. были уверены, что нет гарантий на будущее, что кто-то опять не захочет что-то скрыть от нас, руководствуясь все теми же высокими общественными интересами, ради которых интересы отдельно взятого индивида не ставятся ни во что.
Нет и не может быть интересов выше, чем Истина. Неправда всегда обходится людям дороже. И как бы долог и труден не был путь к Истине, до нее необходимо дойти. И сегодня находится много людей, готовых заменить белые пятна истории на черные. Образцом подобного отношения было "Дело СОФИН" и последующая его официальная интерпретация. Это "Дело" наглядно доказало, что самая беззастенчивая ложь, самые невероятные фальшивки и подтасовки прикрываются видимостью реалий. Величайшая афера ОГПУ тоже опиралась на вполне жизненные факты. Создатели его продемонстрировали блестящую способность превращать совершенно безобидную деятельность людей, связанную даже с выполнением директивных указаний вышестоящих органов, в преступления. Когда поиск врагов в среде честных людей становится профессией, нечестные, оказывается, достигают фантастических высот.
Итак, на какие же реалии опиралось обвинение, оформляя столь громкое "Дело"?
§ 1. Финляндия - сосед и "противник" СССР
Возрождение Финляндии как самостоятельного государства целиком и полностью связано с борьбой финского народа за свои суверенные права, деятельностью национальной элиты за самоопределение и независимость. Нельзя игнорировать и то обстоятельство, что финскому народу немало повезло в том, что в его судьбе сыграли огромную роль два государственных деятеля России - Александр I и В.И.Ленин.
В 1807 году Наполеон встретился с Александром I в г.Тильзите и заключил одноименный мир, вернее, сговор, по которому Россия должна была начать в 1808 году войну против Швеции. В 1808 году русские войска начали так называемую финскую кампанию и осенью того года дошли до Швеции. Финские войска совершенно не оказывали сопротивления, ибо прекрасно понимали, что в силу географического положения на Финляндии лежало “проклятье” быть своеобразным зерном, перетираемым между двумя жерновами. К тому же, будучи под властью Швеции, финны терпели унижение и угнетение, а Россия подавала лучшие надежды. Александр I слыл в Европе интеллектуалом и, по мнению многих представителей финской элиты, не мог допустить, чтобы финнов держали в качестве второсортных людей, как это делали шведы.
Действительно, прислушавшись к советам М.М.Сперанского, величайшего государственника того времени, блестяще освоившего проблемы обустройства малых народов России, Александр I предоставил Финляндии особый статус — автономию с довольно высокой степенью самостоятельности. Он созвал представителей всех четырех сословий финского общества, и это собрание назвал сеймом. Сейм собрался в Порвоо (Борго) в марте 1809 года, еше до заключения Фридрихгамского мира, по которому побежденная Швеция передала во владения России свои лены в Финляндии и полосу на северо-западе.
Русская дипломатия здесь сыграла блестящую роль в завоевании симпатии у финнов, и Швеции ничего не оставалось, как признать свое полное поражение, тем более это не грозило ей потерей самостоятельности. В Порвоо все четыре сословия Финляндии присягнули на верность русскому царю.
Автономное Финляндское государство родилось в 1809 году. Царь в своей речи на Боргоском сейме подтвердил, что финский народ отныне возведен в разряд нации, вкладывая в это понятие не этнический, а государственный смысл. Через два года (1811) Александр I закрепил за Великим княжеством Финляндским Выборгскую губернию, в результате чего до русско-финляндской границы от столицы России С.-Петербурга осталось всего 32 километра. Очевидно, Александр I в то время совершенно не думал, каким яблоком раздора обернется его щедрый дар, хотя уже в то время ряд государственных деятелей предвидели будущие драматические последствия этого великодушного акта. Но пока Финляндия была в составе Российской империи, это обстоятельство существенной роли не играло.
Вхождение Финляндии в состав России в качестве автономного княжества имело историческое значение и потому, что Россия нарабатывала новый опыт во взаимоотношениях с другими народами, входящими в империю, а Финляндия обучалась жить относительно самостоятельно. Помимо того, что она имела собственную монету, почтовую службу, свой сейм, беспошлинное общение с русским рынком, у Финляндии были такие привилегии, о которых большинство народностей, прежде всего восточно-финских, могли только мечтать.
Финляндия не знала крепостного права. Она имела автономное правительство, свое войско, устанавливала налоги, пользовалась правом расходования доходов. Все это способствовало развитию социально-культурной сферы, национального самосознания и формирования финской нации. Вкусив плоды свободы, финны теперь были полны решимости отстаивать ее всеми силами. Но они понимали, что путь в будущее связан не с военными делами, а с развитием культуры нации. После присоединения к России начала бурно развиваться финская наука, литература и искусство, что давало финнам возможность проявить себя и вырабатывать чувство гордости за настоящее и прошлое своего народа. В этой связи эпос “Калевала”, записанный, обработанный и опубликованный Элиасом Леннротом в 1835 году, был негласным социальным заказом финского народа: “Дайте народу эпос, и его будущее обеспечено!”
Другим стратегическим направлением в развитии национального самосознания финского народа было строительство языка, достижение равноправия финского языка во всех сферах жизни, превращение его в язык национальной культуры. Наиболее ярко это направление выразил известный финский ученый А.И. Арвидссон: “Пока наш родной язык сохраняется, мы чувствуем себя как народ. Если же язык отцов утрачивается, то и народ исчезает. Все, кто говорит на одном и том же языке, образуют естественную, неделимую общность, их связывает внутренняя связь души и мысли, что сильнее и крепче, чем все внешние связи. Язык обретет духовную, страна - только материальную границу, но первая сильнее, так как дух значит более, чем материя”[Цит. по: Шлыгина Н.В., 1995. С.23.].
В середине XIX века Финляндия начала проявлять тенденции к укреплению своей автономии в составе Российской империи, а национальное движение стало приобретать политический характер. Особенно эта тенденция усилилась к концу XIX века, когда царь Николай II утвердил ряд документов, ограничивающих права финнов. В ответ на эти действия в Финляндии появился ряд крайне националистических группировок, проповедовавших идеи “племенного единства” финноязычных народов. В пылу политических страстей антицаристские настроения переходили в антирусские. Именно в университетских кругах, где шли поиски прародины финского этноса, появилось понятие “Великая Финляндия” Прежде всего интерес проявлялся к ближайшим соседям финнов — карелам, на территории расселения которых, как полагалось, находились древние корни финской культуры. Арвидссон считал, что древняя Биармия — страна, существовавшая на северо-востоке Европы, была государством эпохи расцвета древнефинской культуры.
Один из феноманов К.Э.Аспелунд ярко выступал в поддержку идеи объединения всех финноязычных народов, населявших Россию, утверждая, что финнам уготована провиденциальная миссия, что они, подобно древним римлянам, выйдут на мировую арену, и финская культура охватит всю Северную Россию и Сибирь вплоть до Америки.
Хотя все эти идеи и призывы были декларативными, не касались политического и государственного строя России, они давали царскому правительству удобный повод для наступления на гражданские и политические права финнов. С течением времени панфинляндские идеи были взяты на вооружение некоторыми политиками и использовались в борьбе за государственные кресла.
Что же касается ученых, они продолжали исследования в поисках своих исторических корней, создавали общества, совершали путешествия, участвовали в экспедициях. В 1831 году в Хельсинки было создано Финское литературное общество (ФЛО). Первым ученым секретарем его был Элиас Леннрот. Обществом была разработана программа сбора материалов для создания истории страны. С 1880-х годов общество начало формировать стабильную сеть добровольных корреспондентов, которым рассылалось руководство для сбора материалов. Энтузиазм финнов, нацеленных национальной интеллигенцией на создание собственной истории, был достоин восхищения и подражания. Только за 13 лет (1877 — 1890 гг.) ФЛО пол учило около 200 тысяч различных описаний. Общество учредило стипендии и премии, начало выпускать журнал "Суоми".
В 1838 году было создано Финское научное общество, которое осуществляло публикации этнографических и фольклорных материалов. В 1870 году организована “Финская ассоциация древностей” Она также начала издавать ежегодник, а с 1926 года — серийное издание “Древностей северной Европы”. В 1884 году в ФЛО было создано историческое отделение, которое на следующий год стало самостоятельным обществом, впервые в истории Финляндии издающим журнал “Исторический архив”
С 1883 года было образовано специальное Финно-угорское общество, целью которого являлось содействие сбору знаний о финно-угорских народах путем изучения их языков, археологии, древней истории и этнографии. В центре научных интересов общества было изучение языков, поиск древних родственных корней. Но в экспедициях к восточным родичам финские ученые собирали и этнографические материалы.
В годичном отчете о своей работе за 1884 год это общество писало: "Духовная деятельность — это единственная область, в которой наш народ может иметь некоторое значение в ряду остальных народов, однако для изучения нет другой отрасли, в которой скромные материальные средства сулили бы столько успехов, помимо прошлой и современной жизни финно-угорских народов". [Цит. по: Кельмаков В.К., 1991. С. 12.].
Экспедиционные работы финских ученых складывались под влиянием российской науки, т.к. некоторые ведущие деятели науки, прежде всего выдающиеся финские ученые того времени А.Й.Шёгрен, М.А.Кастрен, работали в Петербургской Академии Наук. На определенном этапе роль Петербургской Академии в развитии финляндской науки была столь велика, что она определяла все ее содержание и методологические основы. В своем доктаде, посвященном 50-летию Финно-угорского общества (1933), П.Равила сказал: “Казалось, что Петербург так и останется подлинным центром финно-угорских исследований, т.к. у него уже была традиция в создании таких имен как Шёгрен, Видеман и многих других, им была осуществлена публикация оставшихся после Кастрена собраний трудов на средства Петербургской Академии наук” [Шлыгина Н.В., 1995. С.47]. Тем не менее, несмотря на общность интересов и задач, ученые жили одной жизнью, политики - другой.
В 1917 году в России произошла Октябрьская революция, изменившая весь ход исторических процессов в XX веке. Следуя ранее провозглашенному принципу “права наций на самоопределение вплоть до отделения”, В.И. Ленин - руководитель Советского государства - решил предоставить эту полную самостоятельность прежде всего Финляндии и, очевидно, позабыв об Ахиллесовой пяте России, передал финнам Карельский перешеек. Но вскоре он понял, какой жестокой ценой придется расплачиваться за этот щедрый дар.
В мае 1918 года германские войска высадились на финском побережье и беспрепятственно продвинулись к Петрограду на расстояние 35 км. Кроме того, немцы заняли острова Суурсаари и Лавансаари в восточной части Финского залива, остров Валаам на Ладожском озере, в форте Ино установили артиллерию, радиостанцию, наблюдательный пункт, которые позволили, по выражению командира германского экспедиционного корпуса в Финляндии генерала фон дер Гольца, “держать в узде русский флот, находящийся в Кронштадте” [Цит по: Донгаров А.Г., 1990. С.29].
Таким образом, Петербург фактически оказался незащищенным ни с суши, ни с моря. Маршал Люддендорф ликующе оценивал создавшееся положение: “Мы имели теперь позиции на Нарве и Выборге, которые позволяли нам в любое время предпринять наступление на Петербург, чтобы свергнуть там большевистское господство”. Позже отряд английских военных кораблей через финские территориальные воды вышел чуть ли не на внешний рейд Петроградского порта и вел бои у Кронштадта [Донгаров А.Г., 1990. С.29].
Уже зимой 1918 года между представителями РСФСР и Финляндской революционной власти начались переговоры по конкретным вопросам, возникшим в связи с тем, что Финляндия стала независимой. Ленин дал советской делегации строжайшее указание идти навстречу финским пожеланиям, но не в вопросах военно-стратегического плана. Было предписано, что Финляндия “немедленно отчуждает в полную собственность РСФСР территорию форта Ино... и обеспечивает необходимый транзит к этому форту”. С этим финны согласились и 1 марта 1918 года подписали соглашение. Второе предписание Ленина - финляндскую границу на Карельском перешейке отодвинуть от Петрограда на 50 - 60 км и как минимум оставить за Россией всю систему ближней береговой обороны столицы — финны выполнять отказались.
После поражения красных финнов в Финляндии было установлено буржуазно-демократическое правительство. Россия возобновила переговоры. Они теперь шли в Берлине (июль 1918 г.), но были прерваны в связи с интервенцией ряда стран в отношении России. Военный путь решения разногласий с Россией не принес Финляндии желаемого успеха.
И только 14 октября 1920 года в Тарту (Юрьев) был заключен мирный договор, по которому Финляндии удалось сохранить за собой опасный для России и являвшийся источником беспокойства для самой Финляндии Карельский перешеек. Не случайно глава делегации на переговорах Ю.К.Паасикиви позднее, будучи Президентом Финляндии (1946 г.), назвал этот успех финской дипломатии “роковым” для своей страны. [Линия Паасикиви. 1958. С.72.].
В дальнейшем отношения между Финляндией и Россией начали напоминать перетягивание каната. При этом не исключались и силовые методы, провокации, пропагандистская шумиха подхлестывала чувства и была не лучшим советником для политиков. Уже в 1921 году предпринимается неудачная попытка вооруженным путем пересмотреть Юрьевский договор по отношению к Восточной Карелии, признанной исконной территорией России. В 1921 — 1923 годах Финляндское правительство апеллировало к Лиге наций и Международному суду в Гааге, пытаясь добиться отрыва этой территории от России. Но суд отклонил этот иск. Недружественная в отношении СССР политика Хельсинки порождала в массах и среди ученых, интеллигенции враждебные и воинственные настроения.
Государство как бы при этом выступало в качестве официального заказчика, но было не в состоянии сдерживать или регулировать степень развития этой кампании. В 1922 году образовано так называемое Карельское академическое общество (АКС), целью которого было создание “Суур-Суоми” (Великой Финляндии) путем аннексии ряда советских территорий. На рубеже 1920—1930 годов в Финляндии возникло и стало набирать силу Лапуасское движение, оцененное в России как финский вариант фашизма. В 1932 году это движение организовало путч в г.Мянтсяля и было официально запрещено.
Во всех этих явлениях шума было больше, чем действий. Фактически в России уверить себя в том, что Финляндия готовит агрессию в отношении СССР и намеревается отнять у него территорию, занимаемую восточными финнами вплоть до Урала, могли только наделенные богатым воображением работники ОГПУ (Отдел главного политического управления). Тем не менее в нагнетании недоверия и взаимной неприязни эти выступления играли немалую роль. В обществе всегда находятся силы, заинтересованные в ловле рыбы в мутной воде, и они прилагают неимоверные усилия, чтобы придать небольшому или малозначительному обстоятельству грандиозные масштабы, в результате чего у людей происходит головокружение, эйфорическое одурманивание или даже может возникнуть психопатическая эпидемия.
В конце 1930 - начале 1931 года происходит существенный поворот в финно-угорской этнологии СССР. Одним из первых шумных дел была реорганизация Ленинградского общества изучения культуры финно-угорских народов (ЛОИКФУН), организованного 1 февраля 1925 года. Оно объединило финно-угроведов Ленинграда, за короткий период с 1925 по 1931 выпустило 17 изданий. Создателем Общества выступил член-корреспондент Академии наук СССР Д. В. Бубрих. В связи с “усилением классовой борьбы” в конце 1930 - нач. 1931 годов проведена реорганизация общества, его председателем был избран Я.К Пальвадре., заместителем - Бубрих.
Официальные органы в деятельности ЛОИКФУНа усмотрели два вредных направления: “1) идеалистическая устремленность и 2) индивидуалистические классовые привычки, что привело общество к кастовой замкнутости и иерархическому делению, к отрыву от массы и соцстроительства и к засоренности общества чуждыми и идеологически враждебными элементами” Общественный просмотр научных трудов показал здесь “активность отрицательную, относящуюся к протаскиванию буржуазных теорий и политических идеалов” [Советская этнография, №1—2. 1931. С. 156].
“Реорганизация, проведенная в конце 1930 и в начале 1931 года, - пишется далее в отчете, - вызвала бешеное сопротивление, выразившееся в открытых выступлениях классового врага на идеологическом фронте. Общество сделало соответствующий вывод и удалило несколько членов из общества, как-то: бывших председателя общества, председателя ревкомиссии и др.”
После этой чистки было принято иное направление, т.е. направление, подсказанное официальными органами: “1) Борьба с фашистскими притязаниями Финляндии и других в отношении территориальных захватов в СССР и против антисоветских клеветнических кампаний в буржуазных республиках. 2) Борьба с буржуазными теориями в финно-угроведческих проблемах. 3) Разработка вопросов социалистического строительства у финно-угорских народностей СССР, в частности; помощь в разработке письменных и литературных языков. Разработка вопросов быта и т.д. 4) Разработка вопросов на антирелигиозном фронте” [Советская этнография, №1-2. 1931. С. 156). Этот весьма неграмотный документ - наглядное свидетельство того, что особая система уже водила рукой и владела умами некоторых ученых, и направляя их действия в нужном для себя русле. Делалось все, чтобы представить Финляндию агрессивной страной. В ней не был широко распространен фашизм, но в целях создания образа врага в обиход был введен этот термин.
В этом же журнале была опубликована статья М. Ю. Пальвадре “Буржуазная финская этнография и политика финляндского фашизма” [С. 39-43], ознакомление с которой не оставляет никаких сомнений в том, что она заказная.
Автор пишет, что этнографическая наука в Финляндии “вполне открыто встала на службу империалистическим захватническим идеям в соседней с нами Финляндии, где некоторые общества с фашистами во главе, наравне с фашистскими организациями, сводят свою работу в основном к тому, чтобы “научно” доказать право Финляндии на обладание территорией от Ботнического залива до Новгорода и до Урала. Это означает стремление к захвату части (и какой части!) территории Советского Союза, с огромными природными богатствами в виде лесов, горных ископаемых и т.д. Это означает желание хищной буржуазии подчинить себе множество народностей, самостоятельность и расцвет (экономический и культурный) которые им были обеспечены только Октябрьской революцией. Напомним: только что праздновали свое 10-тие АКССР (Автономная Карельская ССР) Марийская автономная область, Вотская автономная область и область Коми. Идея Великой Финляндии до Урала является лозунгом буржуазной этнографической науки в Финляндии” [Пальвадре М.Ю., 1931. С.39].
Автор в оправдание своих инсинуаций не приводит никаких доказательств, риторически восклицая: “Стоит ли еше доказывать? Ее (финской этнографии) роль и задачи - я “научно” доказать единство финно-угорских народов, создать научные предпосылки для их объединения и этим самым услужить идее о Великой Финляндии” [Пальвадре М.Ю., 1931. С.41].
Именно в этой статье приводились фамилии У.Сирелиуса, Т.Итконена, Н.Паасонена, Е.Н.Сетяля, Ю.Вихманна, которые якобы также работают на вышеуказанную идею, но никаких конкретных источников, доказательств автор статьи, больше похожей на донос, привести не смог. И в заключении автор приводит слова в духе риторики того времени: “Заканчивая этим краткий очерк союза этнографии и лингвистики с фашизмом в Финляндии, хотелось бы отметить огромную разницу роли этнографии и, конечно, лингвистики у них и у нас. У них этнография играет подлую роль средства буржуазного класса, у нас она дает уже огромную помощь в преодолении старых бытовых укладов на основе социалистического строительства” [Пальвадре М.Ю., 1931. С.43]. Забегая вперед, отметим, что известный этнограф, научный сотрудник Этнографического музея (Ленинград) Марта Юрьевна Пальвадре 25 декабря 1936 года была арестована и осуждена по ст. 58-8(-17 ),-11 Высшей Коллегией Верховного Суда СССР к 10 годам тюремного заключения, отправлена на Соловки. Расстреляна 2 ноября 1937 года в Карелии в местечке Сандормох (Протокол № 82 Особой Тройки У НКВД ЛО от 09.10.37).
В том же году, очевидно не без заказа или специального запроса, или, стремясь попасть "в струю", руководители ЛОИКФУНа Я.Пальвадре и ученый секретарь этого общества В.Юнус направили весьма характерную записку в Президиум Академии наук СССР: “Советское финно-угроведение со всей энергией борется на научной арене с великодержавными претензиями соседних буржуазных республик - Финляндии и Эстонии. Как известно, в Финляндии еще в XIX веке стала деятельно разрабатываться идея “Великой Финляндии”, научную основу которой создавала финская этнография и лингвистика. С 1905 г. начались попытки провести эту идею в жизнь. По минимальным планам в состав этой “Великой Финляндии” должен войти Кольский полуостров, Карелия и Ингерманландия с Ленинградом (в Финляндии в 1931 г. была издана даже соответствующая карта), а по максимальным планам - весь север и частично средняя полоса СССР. В Эстонии тоже давно стала разрабатываться идея “Великой Эстонии”, куда должны войти по крайней мере земли до озера Ильменя” [Архив РАН. С.-Петербургское отделение. Ф.251, оп. 1, д.2, л. 87-88].
“Далее, - писали руководители ЛОИКФУНа, - советское финно-угроведение без определенной организационной базы не в силах оказать в нужном объеме отпор фашистским притязаниям финляндской и эстонской науки” [Архив РАН. С.-Петербургское отделение. Ф.251, оп. 1, д.2, л.91 ].
Признание своего бессилия в таком важном деле, возможно, было сделано руководителями ЛОИКФУНа для усиления научной базы этого общества или получения дополнительного финансирования. Но для карательных органов, которые не могли оставить без внимания этот документ, их признание явилось сигналом к действию: раз не справляются ученые, на арену должны выйти работники ГПУ.
Документ дает основание судить о том, что он был составлен не для Президиума АН СССР, или Президиум заказал его по требованию компетентных органов.
“Раз в три года, — сообщалось в донесении, — в Гельсингфорсе, Таллине, Будапеште собираются финно-угорские съезды, в которых принимают участие представители буржуазной общественности и буржуазной науки. Характер этих съездов явствует из произнесенных на них речей и из таких фактов, как демонстративный выезд членов съезда в 1931 году в Гельсингфорсе на советскую границу. Эти съезды тесно связаны с множеством политических обществ, вроде “Ингерманландского общества”, или “Академического Карельского общества” и др. Составляющая таким образом организационная сеть вкупе с сетью крупных научных учреждений, вроде “Финского литературного общества” или “Финно-угорского общества” в Гельсингфорсе при громадной денежной и всякой иной поддержке правительств и различных партий, особенно финляндских фашистов (лапуасцев), развивает работу громадного объема, в частности, издает множество много- и толстотомных журналов, брошюр и т.д., частью откровенно антисоветского характера, вроде журнала “Финское племя”, частью же замаскированно-советского характера, вроде журналов “Суоми”, “Журнал финно-угорского общества”, “Труды финно-угорского общества” и др. Этой работе со стороны советского финно-угроведения следовало бы противопоставить соответствующий отпор” [Архив РАН. С.-Петербургское отделение. Ф.251, оп. 1, д.2, л.91 —92).
В руки ГПУ (Главного политического управления) шел благодатнейший материал: в Финляндии и Эстонии существует широко разветвленная сеть антисоветских организаций, действующих под видом научных обществ и втягивающих финно-угорские народы СССР в свою орбиту и подрывную работу.
Знали ли авторы о том, какую роковую роль сыграют их статьи и информация, и какая “новая роль” уготована науке при решении судеб финно-угорских народов России?! Очевидно, нет. В кабинетах ОГПУ шла пока подготовительная работа, писалось либретто трагической симфонии. Малограмотные и полуграмотные функционеры держали в своем мозгу лишь одно ими твердо усвоенное правило: искать и находить врагов повелел им “вождь народов”, т.к. “по мере дальнейшего строительства социализма, с одной стороны, возрастает классовая борьба, с другой — опасность национализма и сепаратизма”. Ко всем опасностям прибавляется новая: “Фашистская Финляндия готовит в СССР пятую колонну в лице родственных народов”.
§ 2. Дело марийских “федералистов”
В 1930 году, в связи с обсуждением политических уроков “Дела Промпартии”, Марийский обком ВКП(б) отмечал, что “учебные заведения среди преподавателей на 50 процентов засорены чуждыми элементами”. Тогда же подчеркивалось, что “вредителей у нас сколько угодно... Мы имеем новый участок фронта” [Сануков К.Н., 1996. С 3-37].
Марийские специалисты, просветители, получившие образование до революции, были объявлены “внутренними эмигрантами”. Первым был арестован видный этнограф, директор областного краеведческого музея Тимофей Евсеевич Евсеев (в ряде документов - Евсевьев). Это произошло 23 января 1931 года, т.е. одновременно с выходом журнала “Советская этнография” N91 -2 с вышеуказанной статьей “О фашистской этнографии в Финляндии”. ОГПУ обвинило Евсеева в том, что он еще с 1906 года поддерживал связи с финскими учеными, в 1908 и 1927 годах ездил в Финляндию, не раз посещал финляндскую миссию (посольство) в Москве. От него требовали признания в шпионском характере этих связей, в обсуждении с финскими “фашистами” вопроса об образовании Финно-угорской федерации. Т.Е. Евсеев все это отрицал, настаивал на исключительно научном характере сотрудничества с финнами: “Со стороны гельсингфорсских ученых никаких предложений и намеков присоединиться угро-финским племенам в одно целое не было. Шпионажной работой не занимался вовсе, хотя связи с финно-угорским обществом имел с 1906 года, т.е. ровно 25 лет... Политического и экономического характера разговоры не велись...” [Сануков К.Н., 1996. С.6].
Но работникам ОГПУ нужны были признания. И они их добивались. Подследственные не выдерживали физического и психологического воздействия и готовы были подписаться под каким-угодно обвинением. Через некоторое время тот же Евсеев подписал противоположное: “Я, Евсевьев Тимофей Евсевьевич, признаю себя виновным в том, что будучи в Финляндии на научной работе в Гельсингфорсском национальном музее и сталкиваясь на работе с работниками того музея, а именно с профессором Сирслиусом и Хамалайненом (Сотрудники ОГПУ допустили небрежность, правильно - Хямяляинен,далее внесены изменения - К.К.), сообщил им сведения, характер которых не входил в мою прямую научную работу. Так, например, Сирелиус и Хямяляйнен интересовались вопросами Марийской области, ее культурного строительства и экономического положения, а также настроением марийской национальной интеллигенции...” [Сануков К.Н., 1996. С.7].
Как видим, подследственный признается только лишь в том, что сообщил финским коллегам весьма важные, секретные сведения. Сегодня это может вызывать лишь горькое сожаление, саркастическую улыбку, но тогдаэти “сведения" стоили человеку очень многого. Более того, подследственный признался, что он передавал в Финляндию “материалы (этнографические и фольклорные) о марийцах и за это получал деньги в качестве гонорара. Он также сообщил, что об увиденном и услышанном в Финляндии рассказывал в кругу близких друзей и коллег (при этом были названы В. М. Васильев, Л. Я. Мендияров, Ф. Е. Егоров, А. Ф. Сайн и др.).
28 января был составлен следующий документ:
“Я, старший оперуполномоченный 1 отделения МОО ОГПУ (Марийского областного отдела ОГПУ) Ежов, рассмотрев материал следствия в отношении гр. Сайн Андрея Фадеевича, Васильева Валериана Михайловича и др. и принимая во внимание, что указанные лица, представляя собою буржуазно-интеллигентскую группировку, проводили в жизнь контрреволюционную идею организации Единой Федерации финно-угорских племен с отделением от СССР и занимались шпионской деятельностью, и принимая во внимание, что в таковом имеются признаки преступления, предусмотренные 58-6 и 58-11 статьями Уголовного Кодекса, постановил: принять дело к своему производству и приступить к производству предварительного следствия”.
В последующие дни были арестованы ученый-языковед, доцент Восточного пединститута в Казани (но в основном проживавший с семьей в Йошкар-Оле) Валерьян Михайлович Васильев, Леонид Яковлевич Мендияров, незадолго до этого снятый с должности заведующего Марийским отделением Восточного пединститута, а в это время работавший научным сотрудником в Космодемьянском музее, Федор Егорович Егоров и Николай Иванович Иванов, преподаватели Йошкар-Олинского педтехникума, Андрей Фадсевич Сайн, недавний преподаватель Нартасского сельхозтехникума и работник областного управления сельского хозяйства, а в момент ареста - ассистент Казанского сельхозинститута.
Это были видные представители национальной интеллигенции. Л. Я. Мендияров до революции получил высшее образование, работал в различных учебных заведениях, особенно много сделал для становления марийских педтехникумов. В. М. Васильев, выпускник Казанского университета, с 1903 года занимался научными изысканиями по родному языку, был создателем журнала-ежегодника “Марла календарь” и газеты “Ужара” Ф.Е.Егоров, бывший священник, был известен своими историческими и этнографическими трудами. А. Ф. Сайн еше до революции стал специалистом высокого класса в области маслоделия и сыроварения, в 1922 году вместе с женой-эстонкой переехал в Эстонию, вернулся на родину в 1928 году.
Арестованные более двух недель содержались в Йошкар-Олинской тюрьме. За это время их несколько раз допрашивали, в основном касаясь анкетных данных. Во время этих допросов они с разной степенью откровенности (видимо, не считая сообщаемые сведения криминалом) вспоминали встречи и переписку с финскими и эстонскими учеными, отдельные разговоры в узком кругу интеллигентов, связанные с выражением недовольства национальной и аграрной политикой Советской власти.
15 февраля всю группу угро-финских “националистов-федсралистов” перевели в Нижний Новгород (Марийская автономная область тогда входила в Нижегородский край). В краевом представительстве ОГПУ после ознакомления с предварительными материалами было составлено постановление о привлечении членов группы к ответственности по статье 58, пункт 10 (антисоветская деятельность и пропаганда). В отношении всех проходивших по “делу” написана трафаретная фраза: “Вел (контрреволюционную) работу по внедрению в массы населения национальной розни и к.-р. шовинистических идей”
На последовавших затем допросах следователь Лебедева интересовалась настроениями и разговорами в среде марийской интеллигенции, конкретными характеристиками ее ведущих представителей, как оказавшихся под арестом, так и оставшихся на свободе (писатель С. Чавайн, художница М. Атлашкина и др.), их отношением к Финляндии. Довольно пространные ответы на эти вопросы давали сотрудникам ОГПУ определенные свидетельства “антисоветской”, “профинской” настроенности марийских интеллигентов, а для историков они сохранили ценные сведения об образе мыслей, мироощущении, нравственных поисках, жизненной позиции тогдашней демократической марийской интеллигенции, представлявшей собой, по сути дела, нравственно-политическую оппозицию утверждавшемуся тоталитарному режиму, “внутреннюю эмиграцию”.
По мере накопления следственного материала сотрудники ОГПУ выстроили иерархическую схему, согласно которой Л. Я. Мендияров стал называться “руководителем к.-р. шпионской группы”, В. М. Васильев - ее “вдохновителем”, остальные - ее “активными членами”.
Главное обвинение членам “группы Мендиярова-Василъева” заключалось в том, что они якобы хотели Марийскую автономную область и другие финно-угорские территории (Коми, Карелию, Удмуртию, Мордовию) отторгнуть от СССР и присоединить к Финляндии или создать Финно-Угорскую Федерацию под протекторатом Финляндии. Поэтому они имели одно название — “группа федералистов”.
Их национализм виделся в изучении истории, языка, фольклора, этнографии родного народа, в стремлении сохранить и пропагандировать (в частности, через музейные экспозиции и этнографические очерки) народную самобытность, в том, что в своих статьях и лекциях они подчеркивали родство марийцев с финнами, эстонцами, венграми.
Вместе с тем против них выдвигалось вполне справедливое обвинение в том, что они проявляли недовольство малорезультативной политикой Коммунистической партии и Советского государства по отношению к финно-угорским и другим нерусским народам, возмущались насильственной коллективизацией и опустошительной вырубкой лесов, что подрывало природную среду обитания и традиционные занятия марийского и других финно-угорских народов. Это сочеталось у них с выражением симпатий к Финляндии, к финскому народу.
Тимофей Евсеев на допросах признавался (25 марта 1931 года): “Однажды ко мне пришли Чавайн, Мендияров, Васильев, Егоров. Мы говорили о том, что марийскому народу не дают возможности свободно самоопределиться, что национальная политика Советской власти не дает возможности правильно и быстро развиваться нации мари, что нет свободы, в частности, - свободы печати. Об этом говорили все. Егоров при этом сказал: издавать марийскую литературу очень трудно, так как коммунисты требуют обязательного марксистского изложения темы. На это жаловались и Чавайн, и Васильев, причем последний выражал недовольство, что марийцы-коммунисты, ничего не смыслящие в науке, тянут с печатанием его “Мари мутэр” Васильев и Егоров неоднократно ругали коллективизацию, хлебозаготовки и другие политические мероприятия Соввласти и особенно ругали коммунистов”
В тот же день у Т. Е. Евсеева выпытывали сведения о связях с финнами, о попытках финнизировать марийскую культуру. Он отвечал, что, действительно, был разговор о желательности латинизации марийского письма. “Началось с того, что я рассказывал о Финляндии, какие там хорошие порядки, какой честный, грамотный и культурный народ финны, как участливо встретили меня финские профессора. Мой рассказ о Финляндии вызвал обшее сочувствие у присутствующих, все согласились с положительной оценкой современных финских правопорядков. Разговор строился на сравнении положения в советской Маробласти и буржуазной Финляндии, сочувствии и симпатиях последней и критике политики Соввласти”.
1 апреля 1931 года: “...Я был сторонником тех правопорядков, которые я наблюдал в Финляндии и симпатизировал им, а не порядкам Советского Союза. Трезво сравнивая культурность, общую грамотность населения, вежливость и услуги, которые я видел во время своей поездки в Гельсингфорс от финнов, я невольно сравнивал политический строй Финляндии с советским строем и, сознаюсь, мои симпатии были на стороне первого. Прежде всего я критиковал и выражал свое недовольство на то, что в СССР нет свободного труда, так как мне казалось, что сколько ни работаешь — соответствующей платы не получаешь, для себя ничего не имеешь от своего же собственного труда, который присваивается государством. Во-вторых, я высказывал недовольство на то, что власть отнимает у крестьян последний хлеб, допускает искривления и т.д. Затем я говорил, что несмотря на заветы Ленина о свободе религии, у нас в СССР этой свободы нет и если кого-нибудь увидят в церкви, то потом его выгоняют со службы. В Финляндии, конечно, такого положения нет. Кроме того, я не понимал смысла раскулачивания и осуждал и возмущался этим мероприятием, расценивая его как разорение крестьянства. Таким образом, мои антисоветские взгляды поставили меня на путь стремления равняться на Финляндию, которая казалась мне совершенным государством. Обмен музейным опытом работы, этнографическими материалами, экспонатами и марийской национальной литературой помог мне завязать тесные связи с Гельсингфорсским музеем, профессорами финнами Сирелиусом, Хямяляйненом, Вихманном, настроенными буржуазно и, конечно, антисоветски, и с Финской Миссией в Москве. Для укрепления этих связей, которыми я очень дорожил, я ежегодно посылал в Финляндию всевозможные экспонаты, фольклорный материал и т.п., получая оттуда новые задания по музейной работе и деньги за работу. В 1927 году по приглашению финских профессоров я ездил в Финляндию. О своей поездке, о всем виденном и слышанном там я подробно рассказывал группе Мендиярова и Васильева, искренне хваля положение в Финляндии. В лице Мендиярова, Васильева и Егорова я встречал полное единодушие и согласие с моими взглядами. Все они целиком присоединялись к моему мнению о преимуществах Финляндии перед СССР”.
Л. Я. Мендияров в своих показаниях от 28 апреля 1931 года писал: “Финский вопрос среди марийской интеллигенции имеет еще дореволюционную историю. Интерес к Финляндии и финнам возник прежде всего на основе существовавшей теории о принадлежности как народа мари, так и финнов к единому когда-то финно-угорскому племени, разъединенному ходом исторических событий. У народа мари, в частности у передовой марийской интеллигенции, Финляндия и финны всегда были окружены особым ореолом, как страна и народ, сумевшие в течение столетий отбиться и от шведского ига, и от русского великодержавного гнета, и создавшие высоко развитую национальную культуру. Интерес к Финляндии значительно поддерживался наезжавшими в разное время финскими учеными в нынешнюю Маробласть с целью собирания этнографических, фольклорных материалов... В начале революции, в ее февральский период, интерес к Финляндии еще более возрастает и в умах мелкобуржуазной интеллигенции муссируются идеи объединения угро-финских племен, т.е. мари и финнов Поволжья с финнами Прибалтики... В дальнейшем, особенно под влиянием недовольства политикой Со-ввласти, и в частности национальной политикой, стремление равняться на Финляндию, сумевшую “обойти” Октябрь и установить буржуазно-демократический строй, - временами достигало довольно большой силы...”. Рассказывая о своих симпатиях к Финляндии и связях с финнами (а А. Ф. Сайн - с эстонцами), все арестованные отрицали шпионский характер этих связей, настаивали на том, что они носили научный, музейно-этнографический характер. Но следствию нужны были другие выводы.
Подробно записав и обобщив все факты и сведения, добытые у последственных, особенно относящиеся к “финскому вопросу" и связям с Финляндией и Эстонией, следователь Лебедева 24 мая 1931 года написала постановление:
“В процессе ведения следствия установлено:
1. В Марийской автономной области существовала контрреволюционная группа марийской национальной интеллигенции, объединившая выходцев из кулацко-поповской среды — научных работников и преподавателей высших и средних учебных заведений, которая в своей практической деятельности проводила контрреволюционную национал-шовинистическую политику.
2. Своей конечной политической целью группа ставила:
а) отделение МАО от СССР и создание под финляндским протекторатом Единой Финно-Угорской Федерации; б) ведение активной шпионско-разведывательной работы в пользу Финляндии.
3. Идея создания Финно-Угорской Федерации инспирировалась из Финляндии Финно-Угорским Обществом через ее активных деятелей профессоров-фашистов Сирелиуса, Хямяляйнена и др. и практически осуществлялась через членов марийской к.-р. группы Евсеева, Васильева, Егорова и др.
4. Члены к.-р. группы Евсеев, Егоров, Васильев, Сайн поддерживали письменные связи с Финляндией, вели деятельную переписку с Финно-Угорским Обществом и Финской Миссией в Москве. Евсеев являлся постоянным сотрудником Финно-Угорского Общества, систематически посылал туда посылки через Финскую Миссию в Москве, сам лично неоднократно посещал Финскую Миссию, останавливаясь в здании Миссии.
5. В 1927 году Евсеев на средства, полученные в Финской Миссии в Москве, ездил в Финляндию, содержался там в течение 3-х недель за счет Финно-Угорского Общества, был экипирован и получил 200 руб. на обратную дорогу.
6. Будучи в Финляндии, Евсеев получил задание от фашистов Сирелиуса, Хямяляйнена и др. вести пропаганду федералистских идей среди марийской интеллигенции и подготовительную работу по созданию Финно-Угорской Федерации.
7. За свою работу Евсеев систематически получал деньги от Финно-Угорского Общества и Финской Миссии в Москве, в частности, в 1925—1928 годах им было получено свыше 1600 руб.
8. Для осуществления создания национальной Финно-Угорской Федерации члены группы пропагандировали федералистские идеи среди националистически настроенной марийской интеллигенции, вели деятельную работу по завоеванию и подготовке кадров; в своей практической преподавательской работе выхолащивали классовое содержание, насыщая ее национал-шовинизмом, в печатных трудах протаскивали к.-р. националистические идеи (Евсеев, Васильев, Мендияров, Егоров), пытались создать в Марийском отделении ВПИ (Восточного педагогического института. — К. К.) в Казани группу учащихся для подготовки из них своих националистических кадров...”
"Принимая во внимание, что это дело представляет интерес по линии шпионажа”, дело 710/43 было передано от обычного следователя в Особый отдел. Там финскими и эстонскими “шпионами” занялся следователь А. Д. Антоновский. Даже в его опытных руках они еще долго отрицали свою виновность в антисоветской деятельности, шпионский характер связей с Финляндией и Эстонией, но в конце концов были сломлены и (за исключением Н. И. Иванова) подписали “признания”.
Это произошло в конце августа - сентябре 1931 года. А 1 октября Антоновский завершил оформление “Обвинительного заключения по делу контрреволюционной шпионской группы в Марийской автономной области” объемом в 60 страниц. В нем отмечалось:
“В феврале месяце 1931 года полномочным представительством ОГПУ по Нижегородскому краю была вскрыта и ликвидирована на территории Марийской автономной области контрреволюционная шпионская группа из национал-шовинистической части марийской интеллигенции, руководимая из-за кордона”.
Программно-политические установки группы, пути и методы решения поставленных ею задач представляют особый интерес, поскольку конечной целью группы являлось отторжение Марийской автономной области от СССР и создание под финляндским протекторатом Единой Финно-Угорской Федерации. Идея создания подобной “Федерации”, как это точно установлено, инспирировалась фашистскими кругами Финляндии и Эстонии, с которыми участники группы поддерживали тесную связь, осуществляемую как через Финскую и Эстонскую Миссии в Москве и Финское Генеральное Консульство в Ленинграде, так и путем периодических поездок членов контрреволюционной группы за границу.
Наряду с пропагандой идеи Финно-Угорской Федерации, участники группы вели по заданиям финских и эстонских кругов активную шпионскую и разведывательную работу. Велась активная контрреволюционная работа по искривлению национальной политики Советской власти. Группа пыталась захватить под свое влияние систему народного образования в МАО. Предпринимались попытки установить связи с к.-р. элементами из удмуртов, мордвы, чувашей; связи с остатками султангалневских элементов Татреспублики”.
После такой преамбулы документ содержит семь разделов:
1. История возникновения и развития группы.
2. Программно-тактические установки контрреволюционной шпионской группы и ее ориентация на фашистские круги Финляндии и Эстонии.
3. Деятельность группы по линии финнизации Марийской области и подготовление контрреволюционных националистических кадров.
4. Попытка контрреволюционной шпионской группы к установлению блока с националистическими кругами удмуртов, мордвы, чувашей и сул-тангалиевским элементами.
5. Распространение контрреволюционных идей и искривление национальной политики Соввласти.
6. Шпионская деятельность группы.
7. Резолютивная часть.
В “исторической” части читаем: “Вопрос имеет дореволюционную историю. Он имеет в основе распространенную идею о родстве финно-угорских племен. Финно-Угорское Общество Финляндии проводило большую работу... С 1906 по 1914 годы среди мари бывали Хамалайнен, Сирелиус, Вих-манн, Рясанен (правильно Рясянен — К.К.), Паасонен и установили связи с Васильевым, Евсеевым, Кармазиным, Егоровым и др. После Февральской революции идея объединения финно-угорских племен и образования независимого Марийского государства с демократической формой правления пропагандировалась через национальные марийские съезды. Октябрьская революция разрушила мечты националистических элементов о создании независимого Марийского буржуазного государства... Активные деятели национального движения приступили к организации контрреволюционной группы. Особую активность группа стала проявлять с 1928 года, после поездки Евсеева в Финляндию и приезда из Эстонии Сайна. Большую роль в этом сыграли также финские и эстонские фашисты, посещавшие за этот период СССР под видом научных работников, и работники дипломатических представительств Финляндии и Эстонии”.
В остальных разделах нагромождена чудовищная смесь мелких фактов, действительно имевших место, и крупных домыслов, призванных служить “доказательствами”. Из них следовало,что вся деятельность финских ученых по изучению духовной культуры и языка марийцев и других восточных финно-угров преследовала далеко идущие преступные цели. Финские ученые были представлены сотрудниками разведывательных органов, а марийские ученые, сотрудничавшие с ними, - финских шпионов. И итог: многословные, развернутые обвинения в адрес каждого из шести человек, уже около года томившихся в тюрьме.
В качестве примера приводим индивидуальную часть "Обвинительного заключения", относящуюся к видному ученому финно-угроведу В.М. Васильеву:
“Васильев Валерьян Михайлович, 1883 года, уроженец Уфимской губернии, Бирс кого уезда, Черноумовской (правильно - Черауловскои. - К. С.) волости, деревни Сусады-Эболак, сын кулака, теперь раскулаченного, бывший миссионер, мари, гражданин СССР. Образование высшее, доцент Казанского Восточного педагогического института. Бывший редактор националистической эсеровской газеты “Ужара”. На военном учете не состоит по возрасту, - в том, что является вдохновителем к.-р. шпионской группы.
В целях отторжения Марийской области от СССР и объединения финно-угорских племен в Единую Финно-угорскую Федерацию с ориентацией на Финляндию и Эстонию, осуществлял следующие к.-р. деяния:
а) на протяжении ряда лет до момента ареста вел агитацию и пропаганду за отторжение Марийской области от СССР и объединение финно-угорских племен;
б) занимаясь шпионской деятельностью в пользу Финляндии и Эстонии, передавал Финскому Генеральному Консульству в Ленинграде, Финской и Эстонской Миссиям в Москве сведения политического характера о настроениях национальных меньшинств, за что получал вознаграждение;
в) через Финскую Миссию и Генеральное Консульство добивался устройства ему научной командировки в Финляндию с тем, чтобы из Финляндии в СССР не возвратиться;
г) имел нелегальную связь с финскими и эстонскими дипломатическими представительствами в Москве и Ленинграде, от которых получал директивы и установки по отторжению МАО от СССР, объединению финно-угорских племен и ведению разложснческой работы по дискредитации Советской власти и Компартии;
д) Финским Генеральным Консульством в Ленинграде снабжался финской к.-р. литературой, которую распространял среди марийской интеллигенции;
е) принимал активное участие в издании финской литературы и распространении ее среди марийских студентов Казанского ВГ1И;
ж) принимал активное участие в нелегальных собраниях, устраиваемых Мендияровым;
з) в целях общей борьбы с Советской властью, по директивам Финского Генерального Консульства, устанавливал связи с другими национальностями в СССР;
и) в к.-р. целях имел связь в Эстонии с Сайном, Пырком (Пэрк - К. К.) и Марком;
к) вел хпостную антисоветскую шовинистическую агитацию и распространял провокационные слухи, что национальная политика Советской власти ничем не отличается от политики царизма;
л) в своих печатных трудах протаскивал к.-р. националистические идеи; т. е. в преступлениях, пред усмотренных ст. 58 пп. 3.6.10 и 11 УК.
В предъявленном обвинении виновным себя признал. Обыском у него обнаружена к.-р. финская литература, полученная от Финского Генерального Консульства в Ленинграде и переписка, характеризующая его к.-р. деятельность и связи с Мендияровым, Кармазиным, Коведяевым и др.”
3 ноября “Дело” было переправлено в Москву на внесудебное рассмотрение Особого Совещания при Коллегии ОГПУ. Там оно, получив № 119568, было 14 декабря рассмотрено заочно, но только по 10-му пункту 58-й статьи (антисоветская агитация), а пункты 3,6 и 11 (шпионаж, вредительство и прочее) были опущены. Приговор гласил: обвиняемых “из-под стражи освободить, лишив права проживания в Московской, Ленинградской областях, Харьковском округе, Марийской автономной области и погранрайонах, сроком на три года” Это означало для проходивших по “Делу” высылку из родного края.
5 января 1932 года “федералисты” были выпушены из Нижегородской тюрьмы и определены на высылку Приговор по сравнению с другими “делами” (Шахтинским, Промпартии и др.) был довольно мягкий. Очевидно, главный дирижер этой зловещей симфонии решил пока попридержать особую прыть своих подопечных. Он знал, что впереди будут развернуты еще более грандиозные “дела”, а “марийские федералисты” никуда не уйдут.
Марийские “федералисты” в своих показаниях все же отмечают недостатки в национально-государственного строительства в области. Этой теме следствие уделяет особое внимание, проявляет непременный интерес, так как именно им недовольна марийская интеллигенция. И это якобы вынуждает деятелей финно-угорского движения искать новые варианты национально-государственного обустройства.
Разумеется, ни один общественно-политический процесс в своем развитии и осуществлении не обходится без ошибок, противоречий и сопротивления заинтересованных кругов. Национально-государственное строительство в Марийской республике шло в условиях жесточайшей борьбы, и чтобы понять общественно-политические взгляды марийской интеллигенции, мы выше рассмотрели проблемы самоопределения марийского народа.
Могла ли такая политика удовлетворять какой-либо народ? Глухой ропот его набатным звоном отражался в сердцах и умах национальной интеллигенции, воспитанной в основном Советской властью на принципах Равенства, Братства, Свободы и Справедливости. Но требования по осуществлению этих принципов на деле, а не на словах, квалифицировались уже как преступление против власти.
Но Дело марийских федералистов - только прелюдия к более широкомасштабному. И оно было начато уже через считанные дни.