Реабилитация как политический инструмент
25 февраля 1956 года был зачитан секретный доклад, развенчавший культ личности Сталина. Это произошло на ХХ съезде ЦК КПСС. Какие цели преследовал Хрущёв, как проходила его борьба со сталинистами в ЦК и какую роль в этом сыграл Берия? Почему доклад долгие годы оставался секретным и до перестройки так и не был опубликован в СССР? Слишком много вопросов, правда? Многие из них до сих пор вызывают споры.
Три неполных года без Сталина предшествовали докладу Хрущева «О культе личности и его последствиях» на закрытом заседании ХХ съезда партии. Но эти годы были чрезвычайно насыщенными, вместив в себя и ожесточенную борьбу за власть между наследниками вождя, и исполненную в традициях середины 1930-х гг. расправу над Берией, Абакумовым, другими палачами, и стыдливое замалчивание имен организаторов, причин, масштабов прежних репрессий, и начавшуюся трудную переоценку ценностей, и деятельность первых реабилитационных комиссий ЦК КПСС под руководством Ворошилова, Микояна, Поспелова.
Этот двойственный доклад, осуждавший культ Сталина, но во многом оправдывавший самого Сталина, привел к дискуссиям в обществе: только ли в Сталине коренится причина отклонения от социалистических принципов, изначально подразумевавших демократизм и социальную справедливость. Советское общество перестало быть политически монолитным, оно раскололось на сталинистов и антисталинистов. И это означало завершение тоталитарного периода развития СССР и его переход к авторитарному периоду. Любые попытки выявить системные причины «культа» были решительно пресечены.
В международном коммунистическом движении осуждение «культа личности» вызвало шок. Развернулись широкие антисталинские движения в Польше и Венгрии, в которой произошло восстание, подавленное в ноябре 1956 г. советскими войсками. События 1956 г. в Венгрии заставили советское руководство скорректировать курс ХХ съезда. В декабре 1956 г. ЦК КПСС утвердил письмо «Об усилении работы партийных организаций по пресечению вылазок антисоветских, враждебных элементов». В то же время началась открытая реабилитация людей, казненных или отправленных в лагеря при Сталине. Их восстанавливали в правах и возвращали доброе имя, часто посмертно. Но реабилитация не коснулась политических оппозиционеров, несмотря на то, что они не совершали преступлений. Не были реабилитированы также “кулаки” и значительная часть солдат, попавших во время войны в плен и считавшихся “предателями”. Процесс не затрагивал непосредственных исполнителей, он не был направлен на поиск и выявление зла. Хрущев в основном говорил не о миллионах крестьян, интеллигентов и рабочих, загубленных в результате политики коммунистов, а о казненных и оклеветанных партийных функционерах. Но именно опасность сохранения системы террора заставила даже старых сталинских соратников, таких как Молотов и Каганович, согласиться на осуждение “культа личности”. По утверждению Хрущева “культ личности” привел к такому положению, когда все важные решения принимал только один человек, которому, как и всем людям, свойственно ошибаться. Крупнейшей из таких ошибок стала политика накануне Великой Отечественной войны, когда Сталин отказался верить в возможность нападения. Это позволило Германии нанести внезапный удар по СССР и привело к огромным жертвам, превосходящим жертвы террора. При этом Хрущев говорил очень поверхностно, без разбора конкретных преступлений, постоянно восхваляя "дело Ленина". Из всех съездовских выступлений наиболее острое сделал Микоян, но и тот напрямую не касался участия Сталина в репрессиях, акцентировал внимание на отсутствии коллективного руководства, что крайне отрицательно повлияло на положение в партии и всю ее деятельность.
Критика тех, кто продолжал находиться у власти, возбранялась, расценивалась как злобные антисоветские нападки. Уже в начале апреля постановлением Президиума ЦК была распущена партийная организация одной из московских научных лабораторий, где обсуждение хрущевского доклада приобрело неуправляемый характер. Повсеместно происходили исключения из партии. Летом 1956 года ЦК КПСС еще раз строго предупреждает парторганизации, где выступления с критикой советской системы не получают решительный отпор. Сторонникам глубокой демократизации пришлось оставить надежды на коренные преобразования в жизни партии и страны.
Но верхушка партии решила главную для себя задачу: пришел конец непредсказуемым ударам спецслужб по руководящим кадрам, они обрели определенную безопасность и спокойствие. Дальнейшая десталинизация грозила разрушением устоев монопольной власти партийного аппарата. Ниже представлены документы в хронологическом порядке, которые более полно отражают замыслы Президиума ЦК по сохранению власти.
Первые подснежники
Как это ни парадоксально, первые реабилитационные акты инициировал человек, чье имя общественное мнение прочно связывало с карательными органами и творившимся в стране произволом. Весной 1953 г. Берия проявил повышенную активность, буквально бомбардировав Президиум ЦК своими записками и предложениями. Они, правда, затрагивали лишь некоторых его ближайших сотрудников, родственников высших партийных сановников, а также осужденных на срок до 5 лет, т.е. по мягким обвинениям. Предлагалось пересмотреть дела второй половины 1940-х – начала 1950-х гг. (так называемые дела кремлевских врачей, мингрельской националистической группы, руководителей артиллерийского управления и авиационной промышленности, убийство главы Еврейского антифашистского комитета Михоэлса и другие). Но при этом не было и речи о массовых репрессиях 30-х гг. или депортациях народов в период Великой Отечественной войны, к которым сталинский подручный имел прямое отношение.
Разоблачение культа личности началось 10 марта 1953 года, на следующий же день после похорон «отца народов». На заседании Президиума ЦК КПСС новый премьер-министр Георгий Маленков говорил о необходимости «прекратить политику культа личности», не называя при этом имени Сталина. В последующие месяцы этот тезис ещё неоднократно прозвучит в прессе, в том числе летом 1953 года в документе к 50-летию проведения II съезда РСДРП.
Первые открытые сообщения о бесчинствах, творившихся в органах безопасности при Сталине, о фальсификации следственных и судебных дел появились в прессе весной 1953 года по инициативе Берии. Для рвавшегося к власти министра внутренних дел предание широкой огласке методов фальсификации дела «кремлевских врачей» и проведение широкой амнистии были ходом в политической борьбе со своими конкурентами. Историкам еще предстоит задуматься: а могло ли вообще дойти дело до хрущевских разоблачений Сталина на XX съезде, если бы не инициативы Берии, предпринятые уже весной 1953 года. Как бы там ни было, борьба Берией была проиграна, 26 июня он был арестован прямо на заседании Президиума ЦК, а в декабре того же года расстрелян.
Для разъяснения широкому партийному активу мотивов устранения Берии в местные партийные организации был разослан большой, но не полный материал, свидетельствующий о его участии в фальсификации следственных дел, относившихся к концу 1930-х годов – их жертвами стал ряд видных деятелей партийного руководства. Упоминалось и о причастности Берии к созданию так называемого «ленинградского дела» 1949 года. Заместитель премьер-министра Н. Вознесенский, секретарь ЦК партии А. Кузнецов, руководитель ленинградской парторганизации П. Попков и др. были арестованы и казнены вследствие непрекращавшейся в высших эшелонах партии борьбы за влияние на Сталина, а в этой борьбе принимал самое активное участие и Берия, еще при жизни Сталина заботившийся об устранении своих будущих конкурентов. В разосланном по партийным организациям для ознакомления тексте обвинительного заключения по делу Берии говорилось не только о незаконных фальсификациях, но и о пытках и истязаниях, которые применялись в широких масштабах в органах безопасности.
Давая ход широкой антибериевской кампании, Хрущев и его коллеги по Президиуму ЦК отдавали себе отчет в том, что признание незаконности осуждения многих высокопоставленных функционеров автоматически поведет не только к их реабилитации, но и к раскрытию некоторых фактов, свидетельствующих о неблаговидной роли при Сталине ближайших его соратников, образовавших после смерти вождя «коллективное руководство».
Но опасения того, что придется понести свою долю ответственности за причастность к сталинским преступлениям, не доминировали в их настроениях. Уставшие жить в атмосфере страха, ожидании арестов, они хотели обезопасить себя и свои семьи от повторения репрессивного произвола, поэтому и решили предпринять ряд первых, поначалу осторожных шагов по пути игры в реабилитацию и установление законности.
Со смертью Сталина и арестом Берии страх перед государством проигрывать жизненной неустроенности, население все более открыто выражало недовольство тяжелым материальным положением, острым жилищным кризисом. Система ГУЛАГа начала давать сбои, ее потряс целый ряд восстаний заключенных. В верхах боялись еще более мощного социального взрыва, осознавали, что управлять страной прежними методами невозможно. Задачи сохранения стабильности в обществе требовали резкого сокращения масштабов террора и освобождения значительной части заключенных.
Комиссия Поспелова
5 ноября 1955 г. состоялось заседание Президиума ЦК, на котором рассматривались мероприятия в связи с празднованием очередной годовщины Октябрьской революции. Был поднят вопрос о предстоящем в декабре дне рождения Сталина. В предшествующие годы этот день всегда отмечался торжественным заседанием. И вот впервые принимается решение торжеств не проводить. За это выступили Хрущев, Булганин, Микоян. Возражали Каганович и Ворошилов, подчеркивая, что такое решение «народом будет воспринято нехорошо».
Новая острая дискуссия развернулась 31 декабря 1955 г. при обсуждении обстоятельств убийства Кирова. Высказывалось предположение о том, что к убийству приложили руку чекисты. Было решено просмотреть следственные дела бывших руководителей НКВД Ягоды, Ежова и Медведя. Тогда же для выяснения судеб членов ЦК ВКП(б), избранного на ХVII съезде партии, создали комиссию во главе с секретарем ЦК Поспеловым. В ее состав вошли секретарь ЦК Аристов, председатель ВЦСПС Шверник, заместитель председателя Комитета партийного контроля при ЦК Комаров. Комиссия получила право запрашивать все необходимые для работы материалы.
Непосредственно перед началом ХХ съезда, 8 февраля 1956 года, созданная Президиумом ЦК «комиссия Поспелова» представила объемный отчет о репрессиях. Отчет подготовили за месяц. В этом совершенно секретном документе, где не был затронут вопрос о репрессиях по отношению к «социально чуждым элементам» в 20 — 30-е годы, где роль Маленкова, Ворошилова, Кагановича, самого Хрущева в репрессиях 30-х годов тщательно обходили, где нет ни слова о разгроме крестьянства в период коллективизации, о трагедии советских военнопленных, поменявших не по своей воле фашистские лагеря на советские, содержалась жуткая в своей убедительности картина массового террора власти по отношению к населению страны.
Только за два года (1937 — 1938) по обвинению в антисоветской деятельности было арестовано 1 548 366 человек, из них расстреляно 681 692. Было арестовано по два-три состава руководящих работников республик, краев и областей, из 1966 делегатов ХVII съезда ВКП(б) было арестовано 1103 человека, из них 848 расстреляли.
В документе ясно устанавливалась персональная ответственность Сталина за применение пыток на допросах, внесудебные расправы и расстрелы.
Страшный доклад. Страшен конкретными фактами, многочисленными выдержками из показаний и жертв, и палачей, большей частью тоже расстрелянных во время «чистки» органов НКВД в 1939 — 1940 годах, свидетельствами о пытках, попытками прежних соратников вымолить у Сталина жизнь. К докладу были приложены три документа: телеграмма Сталина от 10 января 1939 года, подтверждавшая установленную ЦК ВКП(б) практику «применения физического воздействия» (то есть пыток) при допросах, справка о санкционировании Сталиным расстрелов 138 руководящих работников и предсмертное письмо наркома земледелия, члена ЦИК СССР Р И. Эйхе Сталину.
9 февраля 1956 года этот доклад был заслушан на Президиуме ЦК. Он вызвал шок. Сразу же развернулась дискуссия о том, нужно ли говорить об этом на съезде, как оценивать Сталина?
Молотов настаивал на позитивной характеристике «вождя народов»: «Тридцать лет партия жила и работала под руководством Сталина, осуществила индустриализацию страны, одержала победу в войне и вышла после ее окончания великой державой». Колебался Каганович: «Мы несем ответственность, но обстановка была такой, что мы не могли возразить», вспоминал о судьбе своего брата Михаила, покончившего с собой из-за угрозы ареста, но вместе с тем опасался того, «чтобы нам не развязать стихию на съезде». Сторонниками доклада были Аристов, Шепилов. За доклад высказался и Маленков. В конце концов против доклада выступили Молотов, Ворошилов и Каганович. В этих условиях Хрущев попытался найти компромиссные решения, пообещав «не смаковать» прошлое.
Полностью доклад комиссии Поспелова можно прочитать здесь.
Заметая свои следы
Хрущев, долгие годы возглавлявший крупнейшие парторганизации СССР – московскую и украинскую, был сам причастен к репрессиям: при Сталине сложилась практика санкционировать многие обвинительные заключения подписью представителя партии. В обществе были памятны и пламенные речи Хрущева с требованиям расправ над троцкистами. Перед тем как дать ход крупномасштабной реабилитационной кампании, первый секретарь ЦК заблаговременно позаботился о собственной безопасности, добившись уничтожения или скрытия большого количества документов, раскрывавших его собственную роль в организации репрессий.
Усилия Хрущева, направленные на проведение широкой реабилитации, не встречали в 1954-1955 гг. сколько-нибудь сильного сопротивления его коллег по партийному руководству и процесс набирал силу с каждым месяцем. Если в конце 1953 г. в лагерях и тюрьмах находилось 475 тыс. человек, осужденных за «контрреволюционные преступления», то на 1 января 1956 г. их было уже 114 тыс.
В первую очередь реабилитации подлежали высокопоставленные партийцы и военачальники, причем в подавляющем большинстве случаев речь шла о реабилитации посмертной. С 1954 г. нарастал поток обращений к членам Президиума ЦК от близких и друзей пострадавших, в том числе авторитетных ветеранов партии. На них приходилось реагировать. Осенью 1955 г. Хрущев, вполне учитывавший настроения в партии и обществе в пользу перемен, потребовал от прокуратуры активизации работы по пересмотру судебных дел, в основном относившихся к 1937-1939 гг. Что же касается политзаключенных, находившихся в тюрьмах и лагерях, то основная их масса была освобождена без формальной реабилитации. Эффект XX съезда впоследствии заслонил значение массовых освобождений, пришедшихся на месяцы, предшествовавшие съезду.
Сказать как есть – о вреде культа Сталина, истреблении кадров, узурпации власти, ликвидации ЦК, Политбюро – призвал Первухин. Сабуров подчеркнул в этой связи, что речь идет не о недостатках, но о преступлениях, сущность Сталина была раскрыта в последние 15 лет его жизни. По его мнению, необходимо «сказать правду о роли Сталина до конца» и в том числе о провалах во внешней политике – по вине Сталина были испорчены отношения со многими народами.
Свое несогласие с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым открыто выразил Аристов: были «годы страшные, годы обмана народа». Вопрос о сталинских репрессиях может всплыть на съезде, и говорить: «мы этого не знали» – недостойно членов ЦК. Если рассказать съезду о преступлениях Сталина, партия, по мнению Аристова, не потеряет свой авторитет. Шепилов тоже был уверенным, что партию следует информировать («иначе нам не простят»), и в то же время предложил продумать вопрос о формах подачи материала, чтобы не было вреда. Лидер советских профсоюзов Шверник опасался утраты контроля над процессом разоблачения Сталина («сейчас ЦК не может молчать, иначе – предоставить улице говорить»). Маленков видел главную задачу в том, чтобы оправдать погибших товарищей по партии и в этой связи сказать о роли Сталина: «никакой борьбой с врагами не объясним, что перебили кадры».
Хрущев, подводя итоги дискуссии, призвал «развенчать до конца культ личности». По его мнению, информировать съезд о незаконных действиях Сталина надо было не в отчетном докладе, а отдельно, на закрытом заседании. Встал вопрос и о том, кто будет выступать с таким докладом. Предложение предоставить слово Поспелову как руководителю комиссии не получило поддержки: поручать столь политически важную речь рядовому секретарю ЦК(и даже не члену Президиума) большинство членов Президиума сочли неправильным, с ней должен выступить первый секретарь, иначе у делегатов съезда может создаться впечатление о наличии принципиальных разногласий в партийном руководстве. Если верить мемуарам Хрущева, вопрос об особом, закрытом официальном докладе был окончательно решен только после того, как он дал понять коллегам по Президиуму, что в крайнем случае может выступить сам как простой делегат, изложив свою персональную точку зрения.
На заседании Президиума ЦК КПСС 9 февраля было принято постановление о том, чтобы ознакомить делегатов съезда с ранее засекреченными документами Ленина, в которых содержались критика Сталина и предложение заменить его на посту генерального секретаря ЦК. Было решено также поручить Поспелову заняться подготовкой доклада о культе личности. 13 февраля, за день до начала XX съезда, к работе были подключены и другие секретари ЦК, прежде всего Шепилов. Предварительное решение о том, что Хрущеву поручается выступить с докладом о культе личности на закрытом заседании съезда, было принято Президиумом 13 февраля (в соответствии с уставом партии это решение должен был одобрить пленум ЦК).
На пленуме, состоявшемся в тот же день, Хрущев дал необходимые разъяснения: «Почему, товарищи, мы решили поставить этот вопрос? Сейчас все видят, чувствуют и понимают, что мы не так ставим вопрос о культе личности, как он должен ставиться. Правда, мы многое объясняли, и в отчетном докладе также довольно веско об этом говорится, но нам думается, что этого недостаточно. Надо, чтобы делегаты съезда узнали бы больше, чем они могут узнать из печати. Иначе делегаты съезда могут подумать, что мы чего-то не договариваем. Для того, чтобы делегаты правильно поняли большой поворот, который произошел в вопросах культа личности и коллективного руководства, чтобы они имели больше фактического материала, нужно сделать доклад о культе личности и его последствиях. Я думаю, что члены Центрального Комитета с этим согласятся». Возражений, как и ожидалось, не было.
Прочитать полностью рабочую протокольную запись заседания президиума ЦК КПСС о докладе комиссии ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(Б), избранных на ХVII съезде партии можно по ссылке.
БЕЗ СТЕНОГРАММ
Хрущева не удовлетворил проект доклада «О культе личности и его последствиях», подготовленный только к 18 февраля 1956 г. Поспеловым и Аристовым и основанный на материалах «комиссии Поспелова». Хрущев сам включился в подготовку доклада. Он пригласил к себе стенографистку и 19 февраля, в разгар работы съезда, продиктовал свой вариант доклада.
В конце концов объединение двух вариантов — поспеловского и того, который надиктовал сам Хрущев, — стало основой будущего «секретного доклада». Поспеловский вариант доклада включал в себя теоретический раздел: осуждение культа личности с позиций марксизма, сведения о так называемом «политическом завещании» Ленина с критикой Сталина, ссылки на «болезненную подозрительность И. В. Сталина», что «привело к большим бедствиям, к массовым репрессиям против невинных людей в 1937–1938 гг., к так называемому “ленинградскому делу”, состряпанному преступной шайкой Берия — Абакумова, к позорному “делу врачей”». В этом проекте весьма подробно рассказывалось о судьбе делегатов ХVII съезда ВКП(б), приводились впечатляющие факты расправы над рядом государственных и партийных деятелей в конце 30-х гг. Однако в нем тщательно обходились вопросы персональной ответственности людей из окружения Сталина, вся вина возлагалась на самого Сталина и «вышедший из-под партийного контроля аппарат НКВД». Укажем еще на одно принципиальное положение поспеловского варианта доклада: сведения о репрессиях обрывались 1940 г., в нем полностью отсутствовали данные и оценки событий 1940-х — начала 1950-х гг.
Иными были предложения самого Хрущева. О них мы можем судить по записи диктовки 19 февраля 1956 г. Именно она и стала основой будущего доклада на ХХ съезде. Хрущев, конечно, использовал поспеловский проект, но в ряде случаев расставил существенно иные акценты и, главное, изменил и хронологические, и концептуальные рамки доклада. Прежде всего, Хрущев попытался ответить на естественный вопрос: почему партийное руководство мирилось со сталинским произволом? «Сталин проявлял полную нетерпимость коллективности… — говорил Хрущев. — Он действовал не путем убеждения, кропотливой работы... а путем навязывания, путем требования принятия его понимания вопроса, и кто этому сопротивлялся или старался доказывать свою правоту, тот был обречен на исключение из руководящего коллектива с последующим немедленным уничтожением».
Хрущев считал, что «жестокая и полезная борьба, которая была проведена партией с троцкистами, зиновьевцами и правыми, была необходима и понятна и здесь Сталин сыграл положительную роль». Но Хрущев высказал сомнение в справедливости методов внутрипартийной борьбы.
Хрущев не собирался ограничиваться только довоенной историей страны. Для него не менее важна была оценка роли Сталина в войне, в событиях послевоенного времени. Оценки Хрущева пристрастны, факты часто не проверены, это экспромты, рожденные личными тревогами, в них много от того соперничества между советскими лидерами, которое появилось в последние годы жизни Сталина и сохранилось при «коллективном руководстве». Стенограмма Хрущева сумбурна, он перескакивает с одной темы на другую, не пытается выдерживать хронологию событий. Однако своя логика у Хрущева есть. Это стремление возложить вину за все плохое в прошлом на Сталина и Берию и тем самым реабилитировать коммунистическую партию, реабилитировать идеи социализма и коммунизма и советский режим в целом.
В своем варианте доклада Хрущев создал карикатурный портрет Сталина в дни Великой Отечественной войны, мало соответствовавший реальности. По мнению Хрущева, Сталин оказался совершенно неспособным к руководству армией и страной в начале войны, целый год не подписывал приказы. На Сталина Хрущев возлагал ответственность за неподготовленность к войне, за окружение частей Красной Армии под Киевом в 1941 г., под Харьковом в 1942 г.
«Ленинградское дело», «дело врачей» — во всех случаях ответственность за эти политические процессы недавнего прошлого Хрущев возлагал лично на Сталина.
Важно и то, что в своем варианте доклада Хрущев не ограничивался установлением ответственности Сталина, он напрямую подводил к тому, что ответственность за преступления прошлого разделяют люди и ныне входящие в высшее политическое руководство страны.
Обличая репрессии недавнего прошлого, Хрущев метил в Маленкова, который в последние годы жизни Сталина отвечал за деятельность карательных органов. Маленков и его люди оказывались ответственными за преступления Сталина. Окончательная схватка за власть между Маленковым и Хрущевым приближалась, и Хрущев на пути к этой схватке постепенно отнимал у Маленкова не только полномочия, но и его авторитет.
«Ленинградское дело», «дело врачей» — во всех случаях ответственность за эти политические процессы недавнего прошлого Хрущев возлагал лично на Сталина.
Продиктованный Н. С. Хрущевым текст лег в основу его «секретного доклада», прочитанного в последний день работы съезда — 25 февраля 1956 г. Существует предание, что непосредственно перед выступлением Хрущев двое суток дорабатывал текст будущего доклада вместе с секретарем ЦК КПСС Д. Т. Шепиловым. Именно подготовленный ими последний вариант Хрущев и зачитывал на съезде, изредка отрываясь от написанного. Если быть точным, то сам съезд практически уже закончился, повестка съезда, известная делегатам, была исчерпана, прошли выборы в ЦК КПСС.
Доклад на ХХ съезде для абсолютного большинства делегатов был неожиданным. Он стал настоящим потрясением. Зал слушал его молча, в полной тишине. После окончания доклада не было аплодисментов. Только несколько хлопков раздалось в длинном зале Большого Кремлевского дворца. А потом начинаются исторические загадки. Как отмечают издатели доклада, ход закрытого заседания не стенографировался. После окончания доклада было решено прений по нему не открывать, ознакомить с содержанием доклада партийные организации (без публикации в печати).
По ссылке мы приводим текст доклада целиком, он был зачитан Хрущевым 25 февраля 1956 года, до самой перестройки он никогда в СССР не публиковался. О том, как он попал на Запад рассказал сам Хрущев в своих воспоминаниях. На Западе доклад, в переводе на английский язык, был впервые опубликован в США 4 июня 1956 года одновременно Государственным департаментом и газетой "Нью-Йорк таймс".
На русском языке его полный текст был издан в 1959 г. Народно-Трудовым Союзом (НТС).
Сам текст доклада разбит на главки с подзаголовками:
- КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ И КЛАССИКИ МАРКСИЗМА
- «ВРАГИ НАРОДА»
- ЛЕНИН О СТАЛИНЕ
- ЛЕНИН И ПАРТИЙНАЯ ОППОЗИЦИЯ
- КОЛЛЕКТИВНОЕ РУКОВОДСТВО
- ФАБРИКАЦИЯ ДЕЛ
- ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ТЕРРОР
- СТАЛИН И ВОЙНА
- ГЕНОЦИД И ТЕРРОР
- КОНФЛИКТ С ЮГОСЛАВИЕЙ
- ТЕРРОР
- БЕРИЯ
- «КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ»
- КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ И ЕГО ВРЕД
После «секретного доклада» Хрущева
Доклад вызвал шок. В 1989 году в "Вестнике ЦК КПСС" была опубликована (впервые в Советском Союзе) та версия стенограммы, которая изобилует ремарками "аплодисменты", "шум возмущения в зале" и тому подобным. Однако, по воспоминаниям участников съезда, в зале царила гробовая тишина. Так что эффекта разорвавшейся бомбы доклад действительно достиг. Ни в советском обществе, ни в мировом коммунистическом движении он не был принят однозначно положительно. Мнения разделились. Более того, реакция на доклад была такова, что Хрущев сделал ряд попятных движений. Например, на встрече нового 1957 года в Георгиевском зале Кремля в присутствии дипломатического корпуса он поднял бокал в честь Сталина. А спустя полмесяца на приеме в китайском посольстве заявил, что имя Сталина неотделимо от марксизма-ленинизма.
1 марта 1956 года был представлен проект уже произнесенной (!) речи для окончательного редактирования и согласования с членами и кандидатами в члены Президиума, секретарями ЦК. Между произнесением речи (25 февраля) и переработкой, редактированием и утверждением этого текста (5 марта 1956 года) прошло больше недели.
Проект выступления Георгия Жукова (полный текст)
Итак, в партийных организациях СССР читали уже отредактированный, правленый вариант доклада Хрущева. Что читал и говорил Хрущев делегатам ХХ съезда, достоверно неизвестно, так как пока не выявлена магнитофонная запись выступления.
Последствия выступления Хрущева для общественного сознания оценить трудно. Попытки открытой критики Сталина предпринимались до выступления Хрущева — в докладе А И. Микояна, прочитанном на третий день работы съезда. Микоян осуждал отсутствие коллективного руководства при Сталине, критиковал его теоретические работы. Это вызвало протест части делегатов и гостей съезда. В президиум съезда пришла записка: «Я не согласен с выступлением правого (так в тексте) Микояна, которое является оскорблением светлой памяти Сталина, живущей в сердцах всех классово сознательных рабочих, и будет с радостью воспринято буржуазией. Нас воспитал Сталин. Гала Иозеф. Председатель уличной организации КПЧ в г. Теплице».
После «секретного доклада» Хрущева делегаты съезда спрашивали его: «После вашего выступления достоин ли т. Сталин лежать вместе с Лениным?»
Потом была осуществлена беспрецедентная акция — ознакомление практически всего взрослого населения страны с докладом Хрущева. Выслушивание содержавшихся в докладе Н С. Хрущева установок заменялось обсуждением: почему произошло то, что было названо культом личности, кто виноват, что нужно делать, чтобы трагедия самовластия не повторилась. Эти вопросы и попытки найти на них ответы вступали в противоречие с монопольным правом высшего партийного руководства давать ответы на все вопросы. Демонополизация партии в праве на истину расценивалась как покушение на партию, как политическое преступление.
Приказывая организовывать собрания, заставляя выслушивать партийные решения, знакомя со спорами, которые велись на партийном олимпе, партийное руководство само невольно создавало оппозицию, причем оппозицию из членов своей же партии, тех людей, которые были достаточно наивны, чтобы всерьез поверить в ее благие намерения.