Большой террор 1937–1938 годов имел в своей основе массовое применение пыток в ходе следствия. Для фальсификации дел, создания всевозможных «заговоров» и разветвленных «шпионских и диверсионно-террористических» организаций следователям НКВД были необходимы «признания» обвиняемых, они были единственным уличающим моментом. Ибо никаких других доказательств существования всех этих липовых «вражеских» организаций не существовало.
Пытки были официально разрешены и даже рекомендованы как метод ведения следствия в 1937-м. По воспоминаниям бывшего военного прокурора Афанасьева, у него на допросе в 1940-м бывший нарком внутренних дел Ежов рассказал, что именно Вышинский в мае 1937-го у Сталина в присутствии Ежова намекал на необходимость применения насилия, чтобы заставить Тухачевского признаться, и развивал «теорию» о непригодности гуманного обращения с врагами, дескать, царские жандармы с революционерами не церемонились… Сталин, по словам Ежова, своего мнения не высказал, а лишь бросил: «Ну, вы смотрите сами, а Тухачевского надо заставить говорить»… Признание у Тухачевского и других «военных заговорщиков» было вырвано. Последовали шумная газетная кампания, суд и расстрел. А Сталин уверовал в столь радикальный, но в то же время весьма действенный метод дознания. И вскоре практика выбивания показаний стала повсеместной. В июле 1937-го в Москве на совещании-инструктаже руководителей региональных НКВД в ходе подготовки массовых арестов нарком Ежов и его заместитель Фриновский прямо заявили чекистам, что они «могут применять и физические методы воздействия».
То, что разрешение на повсеместное применение пыток к арестованным было дано именно в 1937-м, подтверждается самим Сталиным. В январе 1939-го он специальной шифротелеграммой оповестил региональных руководителей партии и НКВД, что «применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)» (см. публикуемый здесь документ).
Сталин, имея полный и единоличный контроль над госбезопасностью, в годы Большого террора не только задавал общее направление репрессий, но и определял квоты на расстрелы и осуждения в лагеря, а кроме того, непосредственно указывал наркому Ежову, кого арестовать, как вести следствие по конкретным делам, во многих случаях требовал применения жестоких избиений.
Сохранились собственноручные резолюции Сталина на поступавших к нему от Ежова протоколах допросов арестованных, в которых он требовал «бить». Например: 13 сентября 1937-го в письменном указании Ежову Сталин требует: «Избить Уншлихта за то, что он не выдал агентов Польши по областям (Оренбург, Новосибирск и т.п.)»; или 2 сентября 1938-го на сообщении Ежова о «вредительстве в резиновой промышленности» Сталин оставляет пометку: «NBВальтер (немец)» и «NB(избить Вальтера)». Личная сталинская кровожадность зафиксирована и в его пометках «бить, бить» в опубликованных ныне так называемых расстрельных списках.
Всеохватывающую и ужасающую картину пыток дает Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». В главе, посвященной следствию, перечислены все мыслимые и немыслимые виды истязаний и пыток. И все это на основе многочисленных свидетельств людей, прошедших сквозь ад советских застенков. Тут и многодневная выдержка подследственного без сна — «стойка», самый распространенный метод, и многочасовое стояние на коленях, и сидение на краю или ножке стула… Ну а всех способов битья и не перечислить: плетками, резиновыми палками, мешками с песком, наконец, и вовсе бесхитростно — кулаками и ногами (но это для не ленивых). Были и экзотические приемы, например, тесный бокс с клопами. В 1937–1938 годах, отмечает Солженицын, виды пыток не регламентировались, «допускалась любая самодеятельность». Ни хозяйственный аппарат НКВД, ни тем более советская промышленность не озаботились снабдить следователей годным для пыток инвентарем. Из положения выходили кто как. Сами мастерили и приспосабливали к делу — туго скрученные жгуты из веревки или из проволоки, резиновые или кожаные плетки с грузом и без, цепи, куски шлангов, резиновые дубинки из автопокрышек и т.п.
«Если бы чеховским интеллигентам, всё гадавшим, что будет через двадцать-тридцать-сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, опускать человека в ванну с кислотами,голого и привязанного пытать муравьями, клопами, загонять раскаленный на примусе шомпол в анальное отверстие ("секретное тавро"), медленно раздавливать сапогом половые части, а в виде самого лёгкого - пытать по неделе бессонницей, жаждой и избивать в кровавое мясо, - ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом.
Да не только чеховские герои, но какой нормальный русский человек в начале века, в том числе любой член РСДРП, мог бы поверить, мог бы вынести такую клевету на светлое будущее? То, что еще вязалось при Алексее Михайловиче, что при Петре уже казалось варварством, что при Бироне могло быть применено к 10-20 человекам, что совершенно невозможно стало у Екатерины, - то в расцвете великого двадцатого века в обществе, задуманном по социалистическому принципу, в годы, когда уже летали самолеты, появилось звуковое кино и радио - было совершено не одним злодеем, не в одном потаенном месте, но десятками тысяч специально обученных людей-зверей над беззащитными миллионами жертв.
И только ли ужасен этот взрыв атавизма, теперь увёртливо названный "культом личности"? Или страшно, что в те самые годы мы праздновали пушкинское столетие? Бесстыдно ставили эти же самые чеховские пьесы, хотя ответ на них уже был получен? Или страшней еще то, что и тридцать лет спустя нам говорят: не надо об этом! если вспоминать о страданиях миллионов, это искажает историческую перспективу! если доискиваться до сути наших нравов, это затемняет материальный прогресс! Вспоминайте лучше о задутых домнах, о прокатных станах, о прорытых каналах... нет, о каналах не надо... тогда о колымском золоте, нет и о нём не надо... Да обо всем можно, но - умеючи, но прославляя...»
Документы НКВД не менее красноречиво свидетельствуют о повсеместном распространении различных форм пыток и издевательств. В Особом отделе НКВД Белорусского военного округа: «Арестованных заставляли стоять столбом и на одной ноге в течение суток и больше, приседать до 1700 раз с Библией на вытянутых руках, гавкать собакой и т.д.». Все это сочеталось с методами психологического воздействия. Чекисты давали задание камерной агентуре уговаривать арестованных «сознаться» в несовершенных преступлениях. Когда и это не помогало — попросту подделывали подписи арестованных под протоколами допросов.
В УНКВД по Житомирской области действовали с особым размахом. Как отмечалось в справке секретариата НКВД 8 января 1939 года, итожившей примеры беззакония Большого террора: «В результате жестокого избиения з/к крики и стоны последних были слышны на улице, что могло стать достоянием масс». Вот что всегда и больше всего заботило НКВД — как бы вся их пыточная кухня не получила огласку.
Записка А.Я. Вышинского И.В. Сталину об ознакомлении прокурорских работников с содержанием шифротелеграммы от 10 января 1939 г.
26.01.1939 № 58лсс Совершенно секретно
ЦК ВКП(б) — товарищу СТАЛИНУ И.В.
*Прошу разрешить ознакомить работников центрального аппарата Прокуратуры СССР, осуществляющих надзор за следствием по делам НКВД, с содержанием шифртелеграммы* ЦК ВКП(б) от 10 января с.г., адресованной секретарям Крайкомов и Обкомов ВКП(б), ЦК нацкомпартий, НКВД Союзных и автономных республик и УНКВД краев и областей.
*Одновременно прошу разрешить секретарям Крайкомов, Обкомов ВКП(б) и ЦК нацкомпартий ознакомить с содержанием названной шифртелеграммы местных прокурорских работников, осуществляющих надзор за следствием в органах НКВД*.
А. ВЫШИНСКИЙ
АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 6. Л. 156. Подлинник. Машинопись.
На листе имеется резолюция: «За. И. Ст.».*—* подчеркнуто карандашом.
Записка И.В. Сталина секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартии об ознакомлении прокурорских работников с содержанием шифротелеграммы от 10 января 1939 г.
27.01.1939
Сов. секретно
Шифром Копия
СЕКРЕТАРЯМ ОБКОМОВ, КРАЙКОМОВ, ЦК НАЦКОМПАРТИЙ
Ознакомьте местных прокурорских работников, осуществляющих надзор за следствием в органах НКВД, с содержанием шифртелеграммы ЦК ВКП(б) от 10 января с.г. за № 26/ш о методах следствия. № 83/ш
Секретарь ЦК И. СТАЛИН
АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 6. Л. 157. Копия. Машинопись.
[ТЕЛЕГРАММА]
ШИФРОМ ЦК ВКП(б)
СЕКРЕТАРЯМ ОБКОМОВ, КРАЙКОМОВ, ЦК НАЦКОМПАРТИЙ,
НАРКОМАМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ, НАЧАЛЬНИКАМ УНКВД.
ЦК ВКП стало известно, что секретари обкомов-крайкомов, проверяя работников УНКВД, ставят им в вину применение физического воздействия к арестованным, как нечто преступное. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается, как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, - следовательно, продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме. Опыт показывает, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа. Правда, впоследствии на практике метод физического воздействия был загажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими, ибо они превратили его из исключения в правило и стали применять его к случайно арестованным честным людям, за что они понесли должную кару. Но этим нисколько не опорочивается сам метод, поскольку он правильно применяется на практике. Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманной в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод. ЦК ВКП требует от секретарей обкомов, райкомов, ЦК нацкомпартий, чтобы они при проверке работников НКВД руководствовались настоящим объяснением. № 1/с, 2/с, №26/ш.
СЕКРЕТАРЬ ЦК ВКП(б) И.СТАЛИН
10/I - 39 г. 15 час.
АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 6. Л. 145-146. Машинопись (1-й экз.) с рукописными вставками (обозначены курсивом). Согласно пометам на архивном экз., машинописные копии посланы: Берия, Щербакову, Журавлеву, Жданову, Вышинскому, Голякову, и др. (всего 10 адресатов).
Кое-где, как, например, в УНКВД по Ленинградской области, каждому следователю был установлен лимит — за день не менее пяти «признаний». И следователи старались. Арестованный в 1937-м в Ленинграде А.К. Тамми, которому запомнились, по его выражению, только садисты из садистов, писал: «…Карпов сначала молотил табуреткой, а затем душил кожаным ремнем, медленно его закручивая»… Вероятнее всего, речь идет о Георгии Карпове — будущем генерале и председателе Совета по делам Русской православной церкви. Хотя тогда же в Ленинградском НКВД работал и другой чекист — Иван Карпов, также сделавший карьеру — с 1954-го он возглавил КГБ Эстонии. Ни тот ни другой наказаны не были.
Избиения и истязания настолько быстро и прочно вошли в арсенал средств НКВД, что стали своего рода привычкой. Чекисты вошли во вкус и били даже тогда, когда везли приговоренных на расстрел. В этом невозможно найти никакого практического смысла. Остается только подивиться подобным проявлениям звериной злобы по отношению к жертвам.
Так, в НКВД Грузии чекисты особо свирепствовали по отношению к своим же приговоренным коллегам. Осужденного Михаила Дзидзигури начали избивать на глазах других осужденных, как только все они были размещены в грузовой машине, чтобы следовать к месту расстрела, его били рукоятками пистолетов и убили еще до расстрела. Также били перед расстрелом Морковина: «Савицкий и Кримян обвиняли его в том, что он не присваивал им очередные специальные звания, и издевательски спрашивали его: «Ну как, теперь ты присвоишь нам звания?» Парамонов во дворе внутренней тюрьмы насмерть забил осужденного Зеленцова, и в машину, следовавшую к месту расстрела, его отнесли уже мертвого. Парамонов пояснил: его бывший начальник ему «жизни не давал». На месте расстрела уже били всех подряд: «Набрасывались на совершенно беспомощных, связанных веревками людей и нещадно избивали их рукоятками пистолетов». В обвинительном заключении по делу Савицкого, Кримяна, Парамонова и других бывших работников НКВД Грузии, осужденных в 1955-м, отмечено, что указание об избиениях приговоренных им дал первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Берия: «Перед тем как им идти на тот свет, набейте им морду».
Сотрудники НКВД вносили элементы творчества и злодейской фантазии не только в пыточную практику. На местах столь же «креативно» подходили и к расстрелам. В УНКВД по Вологодской области вдруг стали жалеть патроны и убивали с помощью топора и молота. Сначала били приговоренных арестованных молотом по голове, а затем клали на плаху… Позднее в официальных бумагах НКВД это будет квалифицировано как «несоветские, преступные методы» приведения приговоров в исполнение.
1937–1938 годы стали апофеозом пыточного следствия. Только таким способом обеспечивалась массовая фальсификация дел.
Но и после окончания Большого террора пытки не ушли из арсенала сталинской госбезопасности. Главный прокурор ВМФ направил 3 января 1940-го письменную жалобу начальнику Особых отделов ГУГБ НКВД Бочкову и Прокурору СССР Панкратьеву о нарушениях закона в Особом отделе Черноморского флота. И, в частности, сообщал, что на вопрос о практикуемых там в ходе следствия избиениях начальник Особого отдела флота Лебедев открыто заявил прокурору: «Бил и бить буду. Я имею на сей счет директиву Берия».
Как сказано выше, директива действительно была, только не от Берии, а от самого Сталина! И имела тайную силу вплоть до 1953-го. В составленном для Сталина в июле 1947-го обзоре практики ведения следствия министр госбезопасности Абакумов сообщал, что в отношении не желающих сознаваться «врагов советского народа» органы МГБ в соответствии с указанием ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 года «применяют меры физического воздействия».
До конца своих дней Сталин остался приверженцем применения пыток при дознании по политическим делам. Его жестокость в особой степени проявилась в последние месяцы жизни. Диктатор лично давал указания министру госбезопасности Игнатьеву о том, в каком направлении вести следствие и о применении к арестованным истязаний. Позднее Игнатьев описывал, как Сталин устроил ему разнос за неповоротливость и малую результативность следствия: «Работаете как официанты — в белых перчатках». Сталин внушал Игнатьеву, что чекистская работа — это «грубая мужицкая работа», а не «барская», требовал «снять белые перчатки» и приводил в пример Дзержинского, который, дескать, не гнушался «грязной работой» и у которого для физических расправ «были специальные люди». Позднее Хрущев, вспоминал, как в его присутствии разъяренный Сталин требовал от Игнатьева заковать врачей в кандалы, «бить и бить», «лупить нещадно».
По окончании Большого террора наиболее одиозные ежовцы, чересчур усердствовавшие в истязаниях заключенных, разделили судьбу своего начальника. Их расстреляли, что, в общем-то, закономерно. Вызывает недоумение другое. Уже в наши дни Главная военная прокуратура с легкостью выносит решения об их реабилитации. Вот, например, Вениамин Агас (Мойсыф), избивавший командарма 1 ранга Федько, участвовавший в избиениях арестованных «военных заговорщиков» (дело Тухачевского) — был реабилитирован 9 ноября 2001-го. Или бывший начальник УНКВД по Свердловской области Дмитрий Дмитриев (Плоткин), снятый с должности еще в мае 1938-го «за перегибы», также реабилитирован ГВП 9 декабря 1994-го. Между тем, согласно сохранившимся в архивах документам, по прямому указанию Дмитриева его подчиненные избивали арестованных.
Наличие документов и зафиксированных фактов «физического воздействия», — неопровержимое свидетельcтво примения пыток с санкции Сталина. И это подтвердил никто иной как В.Молотов в 1957 году.
О том, что директива о применении пыток была оформлена специальным постановлением Политбюро, свидетельствуют признания на июньском пленуме ЦК 1957 года припёртых к стене Молотова и Кагановича. После того, как Хрущёв задал Молотову вопросы: "На каком основании было принято решение о том, чтобы арестованных истязать и вымогать у них показания?... Кто подписал этот документ о допросах и избиениях?", — произошёл следующий обмен репликами:
Молотов. Применять физические меры было общее решение Политбюро. Все подписывали.
Голос. Не было такого решения.
Молотов. Было такое решение.
Голос. Покажите.
Молотов. Оно было секретное. У меня его нет.
Хрущёв. Расскажи, как было подписано. Повтори.
Каганович. Все члены Политбюро подписались за... В отношении шпионов применять крайние меры физического воздействия...
Хрущёв. Хочу дать одну справку. Каганович и Молотов, очевидно, не откажутся повторить, что у нас был такой разговор. Накануне XX съезда или после съезда, по-моему, Каганович сказал, что есть документ, где все (Прим. члены Политбюро) расписались о том, чтобы бить арестованных. Каганович предложил этот документ изъять и уничтожить. Дали задание Малину (ПРИМ.в то время - заведующему общим отделом ЦК, ведавшим партийными архивами) найти этот документ, но его не нашли, он уже был уничтожен... Ты тогда даже рассказывал, в какой обстановке писали это решение и кто подписывал.
Каганович. Да, я рассказал. Сидели все тут же, на заседании, документ был составлен от руки и подписан всеми (ПРИМ. членами Политбюро) ...
Хрущёв. Кто написал этот документ?
Каганович. Написан он был рукой Сталина .
Источник: Исторический архив №3 с.86, 88-89.
Существует еще и другое свидетельство о существовании личного указания Сталина на примение пыток при допросах, которое закрывает вопрос полностью, на этот раз от сотрудника органов НКВД(РКМ), занимавшего должность заместителя Наркома внутренних дел по милиции и начальника главного управления милиции Казахской ССР в Алма-Ате Шрейдера М.П. Источник: "НКВД Изнутри.Записки Чекиста". Шрейдер был арестован в июне 1938 году и стал свидетелем жесточайших избиений в застенках НКВД, сам подвергался регулярным пыткам, но долгое время полагал, что пытают по местной, локальной инициативе и как только Сталин и верховная власть прознает о чудовищных зверствах, так сразу их и прекратит. На одной из очных ставок со следователем, избитый Шрейдер вопрошал у начальника следственной части Ивановского НКВД Рязанцева:
«...Никогда в жизни не поверю, что Дзержинский мог хоть одним поступком, хоть одним словом предать революцию. Так же как не верю в то, что Уншлихт, Медведь и Ольский были связаны с ПОВ. Если бы товарищ Сталин узнал, что вы наговариваете на Дзержинского, а также каким путем вы «выбиваете» показания на всех других товарищей, он приказал бы всех вас расстрелять.
— Эх, Михаил Павлович, — снисходительно-иронически покачал головой Рязанцев. — Вы ведь опытный чекист и разведчик. Неужели вы можете поверить, что каждый из нас будет рисковать своей жизнью и творить беззакония? Обо всем, что мы делаем, Центральный Комитет прекрасно знает. Мы имеем санкции лично от товарища Сталина.
Я недоверчиво покачал головой. Тогда Рязанцев, подбежав к своему несгораемому сейфу, открыл дверцу и взял оттуда тоненькую красную книжечку. Затем, подойдя ко мне вплотную, он открыл эту книжечку (размером с пол-листа писчей бумаги) и положил рядом со мною на стол, чтобы я мог прочитать текст. Насколько я помню, там было написано следующее: «Всем секретарям крайкомов, обкомов и нацкомпартий. В Центральный Комитет поступили сведения, что в некоторых парторганизациях привлекают к ответственности следственных работников НКВД за применение физических методов при допросах. ЦК разъясняет: в капиталистических странах арестовываются коммунисты и другие прогрессивные деятели, в отношении которых применяются пытки. Поэтому ЦК санкционирует применение физических методов воздействия в отношении врагов народа и запрещает привлекать к партийной ответственности следственных работников НКВД. Секретарь ЦК Сталин».
Когда я прочел этот документ, у меня потемнело в глазах. Все надежды на то, что, может быть, Сталин не знает о том, что делается в органах НКВД, рухнули...»
Некоторое время спустя Шрейдера привели к недавно воцарившемуся в наркомате Берии, — цитата:
«Подумав, я решился и заявил Берии, что знаю о существовании шифровки за подписью Сталина, адресованной всем секретарям крайкомов, обкомов и начальникам НКВД, на основании которой меня били.
— Что за чепуха? Откуда ты можешь это знать? — удивился Берия. — Ведь ты же сидишь около года.
Я ответил, что эту телеграмму мне показывал на допросе начальник следственной части Ивановского НКВД Рязанцев. Берия рассвирепел. Он начал ругаться по-грузински и стал что-то возбужденно и со злобой говорить Кобулову. А затем по-русски спросил про кого-то, взяты ли эти, на что Кобулов, кивнув утвердительно, сказал: «Взяты!» И снова оба они заговорили по-грузински. Я, конечно, не знал точно, о ком именно шла речь. Никакие фамилии не произносились, но мне было ясно, что палачу и идиоту Рязанцеву дорого обойдется показанная мне — подследственному — совершенно секретная шифрованная правительственная телеграмма.»
Но вы скажете: «...был же приказ Берии от 17 ноября 1938, где он очень-очень сердился на нехороших предшественников и якобы запретил пытки - "серьезные недостатки в работе НКВД и извращенные пытки..."». Да, был. Вот он:
Легкая оттепель перед новой волной заморозков и репрессий, но как сами видите - ничего с начала 1930-х и по 1954 годы не изменилось:
Приказ министра внутренних дел СССР Л.П.Берии о запрещении пыток.
"О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия"
N 0068 4 апреля 1953 г.
Совершенно секретно
Министерством внутренних дел СССР установлено, что в следственной работе органов МГБ имели место грубейшие извращения советских законов, аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток - жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер и др.
По указанию руководства (бывшего) министерства государственной безопасности СССР избиения арестованных проводились в оборудованных для этой цели помещениях в Лефортовской и внутренней тюрьмах и поручались особой группе специально выделенных лиц, из числа тюремных работников, с применением всевозможных орудий пыток.
Такие изуверские “методы допроса” приводили к тому, что многие из невинно арестованных доводились следователями до состояния упадка физических сил, моральной депрессии, а отдельные из них до потери человеческого облика.
Пользуясь таким состоянием арестованных, следователи-фальсификаторы подсовывали им заблаговременно сфабрикованные “признания” об антисоветской и шпионско-террористической работе.
Подобные порочные методы ведения следствие направляли усилия оперативного состава на ложный путь, а внимание органов государственной безопасности отвлекалось от борьбы с действительными врагами Советского государства.
Приказываю:
Категорически запретить в органах МВД применение к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия; в производстве следствия строго соблюдать нормы уголовно-процессуального кодекса. Ликвидировать в Лефортовской и внутренней тюрьмах организованные руководством (бывшего) МГБ СССР помещения для применения к арестованным физических мер воздействия, а все орудия, посредством которых осуществлялись пытки - уничтожить. С настоящим приказом ознакомить весь оперативный состав органов МВД и предупредить, что впредь за нарушение советской законности будут привлекаться к строжайшей ответственности, вплоть до предания суду не только непосредственные виновники, но и их руководители.
Министр внутренних дел Союза ССР Л.Берия
ГА РФ, ф. 9401, оп.1, д.1299, л.246-247
И никакие попытки утверждать: «...А вот пришел палач №3 Сталина - Лаврентий Палыч и всё, пытки-де прекратились, их всякие неправильные коммунисты - троцкисты, японско - англо - немецко - польские шпиёны устраивали, и вот с конца 1938, когда палача №2 - Н. Ежова сняли, так всё стало чистенько, благополучненько, как на кладбище.» здесь не пройдут.
Пытали, пытают и будут пытать.