Шаталова-Рабинович Татьяна Ивановна

Татьяна Ивановна Шаталова-Рабинович родилась в 1891 года в Херсоне, в семье сапожника и прачки. Революционными идеями увлеклась, как и ее старший брат, довольно рано. Получила домашнее образование и сама стала частной учительницей. В начале 1900-х Татьяна Ивановна вступила в Партию социалистов-революционеров (эсеров, ПСР). Летом 1907 года ее арестовали за участие в организации побега политзаключенных из Елизаветоградской тюрьмы и выслали на два года в Екатеринослав. Но и там Татьяна Ивановна не оставила партийную деятельность, принимала активное участие в работе Екатеринославского комитета ПСР, в частности, в подготовке террористических актов. В 1908 году она уже отбывает срок в местной тюрьме, откуда продолжает вести переписку с эсерами. В феврале 1909 года Татьяну Ивановну по обвинению в хранении взрывчатых веществ и принадлежности к партии эсеров приговорили на пять лет и четыре месяца каторжных работ. Наказание она отбывала до 1911 года в Екатеринославе, с 1911 по 1913 годы – в Риге. В 1913 году отправилась на поселение в Косостепскую волость Верхоленского уезда Иркутской губернии. Там она познакомилась со своим будущим мужем, Исааком Исаевичем Рабиновичем. В 1914 году привлекалась по делу издания нелегального журнала «Рабочий голос» и за участие в конференции анархистов-коммунистов, была арестована, но освобождена до суда после рождения дочери в тюрьме. В начале 1920-х годов семья переехала в Москву, а в 1935 году поселилась на Покровке 37, в «Доме политкаторжан». Татьяна Ивановна работала в той же артели «Технохимик», где и Гумилевский, фасовщицей. Ее арестовали раньше Гумилевского, 29 января 1938 года. Как указано в ордере на арест, за то, что “состояла в организации партии социал–революционеров и в настоящее время враждебно настроена по отношению к Советской власти… Привлечь к ответственности по ст. 58 – 10 УК”. Вот что пишет в своих воспоминаниях “Записка о бабушке-эсерке и дедушке-анархисте” ее внучка, Екатерина Компанеец (материал был опубликован в 2012 году в “Заметках по еврейской истории”): “29 января 1938 года бабушку арестовали. В квартире была она, сын-школьник, моя мать и соседка, Близнецова. Комнату бабушки перерыли, архив ее конфисковали, а на полу осталась фотография Троцкого с дарственной надписью «Тане от Левы». Кто этот Лева, уже никто не знал. Хотели сделать обыск в комнате моей матери, она их не пустила. Сказала: «Вы же не меня арестовываете». Бабушку увели, сын – мальчик – плакал, ее последние слова, обращенные к нему, были: «Не плачь, Валя, я скоро вернусь». Но она никогда не вернулась. Семья носила передачи в тюрьму Матросская Тишина, где, как им сообщили, бабушка содержалась. Носили несколько месяцев, то есть уже после расстрела. Работники тюрем неплохо питались за счет семей арестованных». Приговор – расстрел – был вынесен быстро, 27 февраля. Обвинение то же: “участие в контрреволюционной эсеровской террористической организации”. Из обвинительного заключения: “…являлась участницей нелегальной эсеровской контрреволюционной организации, присутствовала на нелегальных сборищах организации, вербовала новых участников организации, участвовала в обсуждении вопросов о подготовке террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства. Виновной себя не признала, но полностью уличена показаниями Гольдфарба и очной ставкой с ним и очной ставкой с обвиняемым Сафроновым». 47-летнюю Татьяну Ивановну расстреляли вместе с Гумилевским и другими сослуживцами 7 марта 1938 года. Всего на Бутовском полигоне было расстреляно 39 работников кооператива “Технохимик”. “Попытки получить сведения о бабушке заняли много лет. Писали заявления и моя мать, и ее брат, Валерий Исакович Рабинович. Смерть людей, погибших в 1937-1938 годах, тогда датировали военными годами”, – пишет Екатерина Компанеец. В первом свидетельстве о смерти, как в то время часто случалось, была обозначена поддельная дата – 22 марта 1942 года – и отсутствовала причина смерти. И лишь в 1990-х годах родные узнали истинные обстоятельства и дату смерти Татьяны Ивановны, которая была реабилитирована в 1956 году. Комиссией по реабилитации было признано, что “следствием применялись запрещенные меры… и добились признания обвиняемых”.