Косинский Константин Михайлович

Самой большой страстью в жизни моего прапрадедушки была музыка. Он был великолепнейший пианист, а также играл на виолончели - у него был инструмент работы Амати, и, выйдя в отставку, в свободное время он собирал своих друзей с тем, чтобы поиграть вместе струнные квартеты и квинтеты. Эти музыкальные вечера и послужили поводом для ареста. Вместе с ним были арестованы его брат Алексей и сын Георгий, но постановление об аресте Георгия чудом было отменено. Заключение Константин Михайлович пережил (брат же Алексей - нет), однако же ему было запрещено возвращаться в Ленинград или даже куда-либо на сто километров вокруг; и он поселился в Боровичах, где и скончался после 1937 года. До последних дней жизни он лечил людей.

Письмо его жены к Екатерине Александровне Пешковой:

«Ленинград 21/XI-29 г<ода>.

Многоуважаемая тов. Пешкова.

18 июля с<его> г<ода> был арестован мой муж, школьный врач Константин Михайлович Косинский. До революции он был флотским врачом с 1898 по 1905 г<од>, затем вышел в отставку и был врачом в Гатчинском Сиротском Институте, а потом работал врачом в Рязанской губ<ернии>. На время войны 1914 года он был призван во флот и с момента февральской революции до 1923 года был врачом в Дивизионе подводных лодок, а также Завед<ующим> Домом отдыха для моряков в Ораниенбауме, который он сам организовал и отстоял от разгрома в момент Кронштадтских событий. С 1923 г<ода> по момент ареста он был школьным врачом 2-х школ в одном из самых рабочих районов Ленинграда (Обводный канал, Лиговка). Вот об его деятельности там можно много сказать. Самая добрая слава среди рабочих, учителей и детей. Кроме обязанностей школьного врача, он безвозмездно лечил всех своих школьников на дому. Во время эпидемий ему приходилось делать совершенно бесплатно больше визитов, чем рядовому врачу квартирной помощи. Зачастую ночью приходилось ходить в такие трущобы, где и номеров нет на домах.

Сам прекрасный музыкант — он ежегодно устраивал концерты в школах, и не одна сотня ребят благодаря ему получила горячий завтрак, сапоги, валенки на зиму. Он был общей любовью всего района и, по всей вероятности, служил бы долго, если бы не случайный арест. Незадолго до его ареста был арестован один из музыкантов-скрипачей из его оркестра. И вслед за ним был взят весь постоянный квартет.

Он дворянин. Но отец его, известный либеральный педагог-общественник 60-х годов, основатель Кирилло-Мефодьевского братства (о нем есть в энциклопед<ическом> словаре Брокгауза и Эфрона), был лишен всех прав, выслан пожизненно в провинцию и всю жизнь числился за III Отделением. Умер он в ссылке. Семья из 9 чел<овек> детей после его смерти прямо голодала, и все дети выбились своим трудом на дорогу. Вот, так сказать, происхождение мужа моего.

Сейчас моему мужу 57 лет. Он страшно слабый, легочный человек. Сидит он в Д<оме> П<редварительного> З<аключения> 4 месяца. Ему, очевидно, грозит ссылка. Если лагерь — он вообще погиб, если же что-либо другое, то большая просьба к Вам, походатайствуйте хотя бы о сокращении срока высылки, а также о разрешении ему отправиться к месту ссылки за свой счет, так как передвижение общим порядком при его страшной слабости и легочном кашле совершенно немыслимо.

Все документы, характеризующие мужа моего, как врачаобщественника, а также благодарственные приказы за деятельность его во флоте поданы были Особоуполномоч<енному> ОГПУ и в настоящее время находятся при деле в Московской Коллегии ГПУ.

Будьте добры, сообщите мне по адресу:

Ленинград, ул<ица> Чайковского, д<ом> 63, кв<артира> 7.

Людмила Александровна Косинская»