От родных
Из воспоминаний Анны Сергеевны Ламакиной
Из Москвы она получила направление в Архангельск, по приезде туда ее направили в помещенье пересыльной тюрьмы. Войдя в это помещение, она увидела большую толпу женщин – жен и матерей с детьми, приехавших из Москвы и Ленинграда. Все выселялись как родственники заключенных. Были такие случаи – выселялась первая и вторая жена заключенного и почему-то они имели направление в одно место.
В большой комнате вернее сарае стояли деревянные топчаны – кровати. Кто-то помог Анне принести топчан, и она с большим чемоданом расположилась на нем. Посредине стоял большой стол. Все волновались устройством ночлега, беспомощные старики, молча, сидели и ждали, маленькие дети плакали, дети большого возраста пробовали играть и даже иногда раздавался их смех. Все совершенно не знали, что ждет их впереди. Ничего не было сказано, кроме самого страшного, что высылались они бессрочно, навсегда.
Наутро пришли какие-то военные начальники и стали оглашать по списку фамилии людей и направление – куда ехать. Началась страшная паника и суматоха. Люди напряженно вслушивались. Читал список нерусский человек – ненец и часто неправильно произносил фамилию. Это вызывало еще большее волнение. Стали подбирать людей с одним направлением и развозить на грузовиках через глухие леса в далекие места Архангельской области. Анну распределили в поселок Няндома.
В ссылке она прожила два с половиной года. До конца жизни ей было страшно вспоминать это время. Как ужасен был вой ветра, который на севере был постоянным. Ссыльных не брали на работу. Большинство высланных, жен осужденных, шли на пилку дров. Анне помогали ее родные. Это освобождало ее от физической работы. Спустя некоторое время она устроилась работать кассиром в баню, чему было очень рада. С жильем было очень плохо. Ссыльных никто не хотел пускать к себе на квартиру. Все избегали их, считали врагами, открыто бросали обвинения, что они «хотели предать Родину»…..
На всю жизнь запомнила Анна ссылку, судьбы людей. Через много лет она написала в своих воспоминаниях историю, настолько трагичную, что я решила привести ее дословно: «Меня мучает мысль, что я должна описать несколько трагических событий, свидетелем которых была я сама» – писала Анна. «Я должна рассказать об одной высланной семье, которую я встретила в ссылке. В самом городе уже не было возможности найти квартиру, и эта семья вынуждена была поселиться в деревне, примерно в двух километрах от города. Эта еврейская семья состояла из отца и матери и четырех малолетних детей. Старшие два мальчика были лет семи, восьми. Отец – глава семьи, был выслан с семьей за «троцкизм». Работу он найти не мог. Семья была абсолютно без средств. До нас дошли слухи, что положение этой семьи становится трагичным. Я имела помощь от своих родных и, хотя была без работы, все же собрала кое-что из продуктов и пошла к ним. Шла я одна. Помню, дорога шла через большое снежное поле. Когда я пришла к ним, то застала печальную картину. Отец – лет 40 с черными курчавыми волосами, с грустными глазами лежал на лавке. Матери не было дома. Она каждый день ходила в город, просила подаяние. Она была худая, маленькая женщина и всегда имела испуганное выражение лица. В избе около отца сидели двое старших мальчиков, которые были очень похожи на отца. Мальчики играли в шахматы с большим интересом. Шахматы были сделаны из щепок, но это их нисколько не смущало. Двое маленьких детей копошились около них на полу. Я поговорила с отцом, передала ему небольшую посылочку, он поблагодарил меня и сказал, что дела у них очень плохие. «Совсем, совсем плохо. Не знаю, что будем делать». Когда я стала уходить от них, ко мне вышла хозяйка этой избы и сказала, что не знает, что и делать, эти люди не могут ей платить за помещение, но главное не это, а главное то, что они голодают, что у них ничего нет и одежды нет, одни тряпки. Это я видела сама. Она обрадовалась пшену, которое я принесла, и сказала, что сейчас же сварит им котел пшенного супа. По-видимому, это была добрая женщина. После этого я ни разу у них не была. В тех местах было опасно заводить знакомства.
В городе я часто встречала мать этой несчастной семьи. Она ходила по улицам, подходила к прохожим и спрашивала: «Скажите, ведь это не может быть, что я умру с голоду?» Не знаю, что отвечали другие, но я всякий раз утешала ее надеждой. Вскоре она пропала. Мы узнали, что с улицы она попала в больницу и что она там вскоре умерла. Говорили, что когда она попала в больницу ей дали стакан киселя и она с жадностью его выпила. Я все никак не могла тогда примириться – почему нельзя ее было взять в больницу пораньше, не доводя до того, что она свалилась от голода. Продолжение этой истории было печальное. Через несколько дней ночью мимо дома, где я жила, провели под конвоем ее мужа. Он был арестован, и его вели на допрос. Помню его высокую склоненную фигуру с руками, заложенными на спине. Помню, как я прислонилась лицом к окну. Горькие слезы залили мое лицо. Какая печаль! С кем же дети? Так продолжалось несколько дней подряд. Что было с этим человеком, я хорошо не знаю. Говорили, что он сидел в тюрьме, потом был выслан в концлагерь. Детей определили в детдома. Ходили слухи, что их всех распределили в разные места. Так пропала эта семья. Не знаю, жив ли кто-нибудь из членов этой семьи, помнят ли дети этот ужас, вспоминают ли своих несчастных родителей?
Я свидетельница этого трагичного события и должна была как то увековечить их память, поэтому и написала эту грустную историю.. А сколько таких было в те годы.
Ольга
