Памяти отца.

Как все «нормальные» выпускники любой «нормальной» советской школы, я никогда не задумывалась о своей национальности и не спрашивала у однокласснтков про их национальность. Даже мои «нерусские» имя, фамилия и отчество (Руль Алиса Теодоровна)- не давали мне ни малейшего повода об этом подумать. Наш отец, Руль Теодор Александрович, умер в 53 года от сердечного приступа, когда мне только исполнилось 8 лет. Лишь много позже, уже на 3м курсе университета, во время сдачи госэкзамена по марксизму-ленинизму, случился эпизод, который стал толчком к процессу «осознания своей идентификации», как сейчас принято говорить. Преподаватель по фамилии Сергеев, принимающий экзамен, раскрыв случайно мою зачетку на первой странице, прочитав мои имя, фамилию и отчество, поднял на меня внимательные глаза и спросил вдруг о моем отце, о его судьбе. Услышав о ранней смерти папы, он задумался, и глаза его увлажнились. Студенты, сидящие в аудитории, были, конечно, несказанно рады этой паузе в экзаменовке,- они смогли получше подготовитьтся к ответу. А мне он только коротко рассказал, что они в ранней молодости были с моим отцом друзьями и коллегами,- лекторами при саратовском обкоме партии, а во время репрессий «потеряли друг друга из виду».(Наш Кемерово тоже от Энгельса и Саратова неблизко расположен, как- то же и он попал в наши края?) Было это в 1978году.

Отец заканчивал Пединститут в Энгельсе, стал учителем немецкого и истории и позже работал, как рассказал Сергеев, лектором в Сартове. Был убежденным коммунистом и хорошим другом. Больше Сергеев не мог рассказать мне ничего,- спохватился, что должен продолжать экзамен. А я вот до сих пор ругаю себя, что не дождалась его в коридоре после экзамена и не расспросила подробнее. Ведь я только знала о последних годах жизни отца, что он преподавал историю и директорствовал в маленькой сельской школе номер 58 в Прокопьевском районе. (Что само по себе уже удивительно для репрессированного немца!). Расспрашивая позже, у своих родственников- поволжских немцев, с которыми мы встретились уже в Германии, я узнала, что отец не только с Сергеевым «потеряли друг друга из виду», но и с первой женой Эрикой, и с двумя его детьми от первого брака. Мама наша, (вторая его жена, поженились они после освобождения отца), сама очень пострадала от репрессий как член высланной из Каунаса в Сибирь польско-литовской семьи КРО «контрреволюционеров». Поэтому она, оберегая свою-нашу новую семью, молчала об этом всю жизнь, как партизан. (А отец все-таки нашел их- и первую жену и двух детей.. Но это уже другая история) Дома у нас были книги по истории на немецком, карманные часы- луковица работы немецкого мастера, больше ничего не сохранилось.

Cделаю „перескок“ во времени- уже в конец 80- начало 90х. На хоре в немецком культурном обществе города Краснотурьинска на Урале, куда я стала ходить с младшей дочерью, разучивали мы однажды песню немцев Поволжья, (одну из многих), в которой были такие строки «Wir sind nicht schuld, dass man und hat verleumdet, nahm uns die Ehrе` schuf Ungerechtigkeit, hat uns zerstreut im Großen Sowjet Lande, getrennt von Ort, wo unsre Wiege stand» (Что в переводе на русский звучит так: «Мы никак неповинны в том, что нас оклеветали, оторвали нас от земли, где стояли наши колыбели и рассеяли по всей огромной советской стране»)

Исполняя эту песню, пожилые уже мужчины и женщины- участники клуба, стояли с такими отрешенными, углубленными в себя лицами, с таким горячим чувством, не замечая ничего вокруг,- они пели о погубленных судьбах своих родителей, о самих себе,- что даже меня, тогда еще 28- летнюю и все еще далекую от полного осмысления своих корней, каждый раз пробирал озноб при мысли, что это о нем говорится в этой песне, что с нами мог бы стоять петь он, мой отец...

Он сполна вкусил всех «прелестей» сталинских репрессий. Сначала в Красноярском крае, в Kанском районе, а затем в Воркуталаге он отсидел- нет отработал, ведь он там не сидел! По 58 й статье, по оговору- полных 13 тяжелых лет. И неудивительно, что, прожив после ссылки чуть больше десяти лет, умер в еще молодом возрасте от болезни легких и сердца. При освобождении му выдали на руки все его письма с прошениями о пересмотре и справедливом решении его дела, которые он писал почти ежедневно из лагеря в разные инстанциив Москве. Их никто никуда не отправлял они так и хранились в его папке в региональном управлении НКВД. Ему, убежденному коммунисту, молодому лектору Обкома партии КПСС, ставили в вину преступный замысел. Якобы он входил в группу врагов народа, задумавших «взорвать мост через Волгу». Какой абсурд! Только сейчас, спустя десятки лет, я понимаю, что этому абсурду не стоит удивляться, зная принцип работы сталинско- чекистской репрессивной машины. Если даже на вокзалах, при посадке в терплушку колонны репрессированных немцев, раскулаченных и прочих «контриков», бытовала практика ДОБИРАНИЯ невинных людей и присваивания им прямо там, на перроне, без суда и следствия!- статуса заключенных, добирая до ПОЛОЖЕННОГО количества!- То есть если для закрываемого последнего вагона эшелона, отправляющегося в места «не столь отдаленные», не хватало людей, то их, «недостающих», могли подбирать прямо на перроне- все равно кого- встречающих ли родственников с другого поезда или отправляющтхся по своим делам в обратном направлении. ДОБИРАЛИ до положенного «поголовья». Об этом я читала в автобиографическом рассказе такого, схваченного ни за что человека- к сожалению, не помню имени автора. Иногда такие колонны сажали в заведомо неплавучие корабли и баржи, рулевые дотягивали их до середины реки или пролива, где глубина и быстрое течение, и покидали баржи, отправляя на дно заключенных в трюмах людей- топили их живьем, с женщинами детьми и стариками. С такой вот баржи чудом спасся наш 90- летний родственник Владимир Данилович Шефер, так что рассказ этот тоже- из первых рук. И сколько еще было их, таких невинных людей «упало в эту бездну» бессмысленных, кровавых сталинских репрессий! Прод. след.Он сполна вкусил всех «прелестей» сталинских репрессий. Сначала в Красноярском крае, в Kанском районе, а затем в Воркуталаге он отсидел- нет отработал, ведь он там не сидел! По 58 й статье, по оговору- полных 13 тяжелых лет. И неудивительно, что, прожив после ссылки чуть больше десяти лет, умер в еще молодом возрасте от болезни легких и сердца. Ему, убежденному коммунисту, молодому лектору Обкома партии КПСС, ставили в вину преступный замысел. Он якобы входил в группу врагов народа, задумавших «взорвать мост через Волгу». Какой абсурд! Только сейчас, спустя десятки лет, я понимаю, что этому абсурду не стоит удивляться, зная принцип работы сталинско- чекистской репрессивной машины. Если даже на вокзалах, при посадке в терплушку колонны репрессированных немцев, раскулаченных и прочих «контриков», бытовала практика ДОБИРАНИЯ невинных людей и присваивания им прямо там, на перроне, без суда и следствия!- статуса заключенных, добирая до ПОЛОЖЕННОГО количества!- То есть если для закрываемого последнего вагона эшелона, отправляющегося в места «не столь отдаленные», не хватало людей, то их, «недостающих», могли подбирать прямо на перроне- все равно кого- встречающих ли родственников с другого поезда или отправляющтхся по своим делам в обратном направлении. ДОБИРАЛИ до положенного «поголовья». Об этом я читала в автобиографическом рассказе такого, схваченного ни за что человека- к сожалению, не помню имени автора. Иногда такие колонны сажали в заведомо неплавучие корабли и баржи, рулевые дотягивали их до середины реки или пролива, где глубина и быстрое течение, и покидали баржи, отправляя на дно заключенных в трюмах людей- топили их живьем, с женщинами детьми и стариками. С такой вот баржи чудом спасся наш 90- летний родственник Владимир Данилович Шефер, так что рассказ этот тоже- из первых рук. И сколько еще было их, таких невинных людей «канувших в бездну» бессмысленных, кровавых сталинских репрессий! Приехав полсле освобождения из Воркуталага на поселение в Прокопьевский район, который больше Франции) отец стал работать сперва рядовым учителем, затем его назначили директором школы в поселке Новостройка. Коммунистом он оставался всегда, даже и в заключении- еще один парадокс системы!- (подобно российскому немцу Федерау у Солженицыина в "Раковом Корпусе", скромно ответивший на вызов партийного номенклатурщика Русинова, удивленного этим сохраненном для "врага народа"членством в КПСС) По работе папе приходилось ездит в удаленный на 20 км центр района, Прокопьевск- когда за учебниками или пособиями, когда за хозяйственной утварью для школы. Зимой, когда бураны заметали поселок на целые недели, приходилось добираться на санях с трактором. А уж если и трактор заглохнет.. Что делать, надо идти пешком, и с грузом! Оставишь- все разворуют, а ты ответственное лицо! Или сидеть в прицепе всю ночь, ожидая помощи. В один из таких вот вынужденных пеших маршей по заснеженному степному пути, а скорее бездорожью, вспотев и сняв шарф, папа сильно простыл. Застарелый недолеченный лагерный туберкулез обострился. Начались бронхиты, кашель, и обострилась болезнь сердца- стенокардия. й Продолжение. след.