От родных
Моя бабушка Вера Николаевна родилась 23 января 1900 года в Нижнем Новгороде. Её отцом был Николай Антонович Контино (1864 - 1932), инженер-химик, уроженец острова Корфу. Отучившись во Франции, он был отправлен в Россию парижским инвестиционным банком, который вкладывал средства в волжские предприятия. Николай Антонович женился на Елене Яковлевне Соболевой и остался в Нижнем. В 1910 году семья переехала в Казань. У Контино было четверо детей: Софья, Вера, Любовь и Дмитрий. В 1914 году, когда умерла мать, а отец налаживал производство боеприпасов в прифронтовой зоне, дети изрядно помыкались по родственникам, пока Николай Антонович не перевёз их в Москву, а затем, занятый по службе не переправил их в Петроград, к дяде - Сергею Яковлевичу Соболеву, инженеру Балтийского завода. Там Вера окончила гимназию, продолжила учёбу, а в 1924 году вышла замуж за студента-юриста Петроса Бекзадяна. 14 декабря 1924 года у них родилась дочь Елена, моя мама.
В 1927-м они переехали в Москву, где Петрос Артемьевич стал работать в представительстве ЗСФСР. В 1930-м деда арестовали как бывшего офицера, но вскоре выпустили, сняв все обвинения. Осенью 1937-го в Москву был отозван старший брат Петроса, Александр Артемьевич, полпред СССР в Будапеште. Не имея возможности остановиться, как это всегда бывало, у своего друга, наркома Литвинова, АА и его жена Мария Семёновна приехали к Петросу в Старопименовский переулок, д.16, кв. 24. Там его и арестовали. А в ночь с 20 на 21 декабря взяли и Петроса. Бабушка и мама могли уехать к родственникам на Кавказ, но остались в Москве, как и многие, думая, что "недоразумение" скоро разрешится. Мама продолжала ходить в школу, где училась в одном классе со Светланой Сталиной. Осенью 1938-го Веру Николаевну арестовали, квартиру опечатали, а мама осталась на лестничной клетке с котом Шайтаном. Её приютил дворник и довольно долго не давал забрать в детский дом, каждый день заявляя сотрудникам НКВД, что "скоро за девочкой приедет тётка". К счастью, так и случилось: приехала Любовь Николаевна и отправила маму в Тбилиси, к другой тётке - Елене Артемьевне Бекзадян.
Бабушка немало времени провела в Бутырке, в сверх предела забитой камере. Помню, что из-за этого она никогда не ездила в закрытых лифтах... Следственное дело её - тонкое и краткое. "Какое участие вы принимали в контрреволюционной деятельности мужа?" - "Никакого". Пять лет лагерей как члену семьи изменника родины. Потьма. Бабушка, красавица-гречанка, вовсе не была белоручкой. Пройдя через неизбежный лесоповал, она долгое время работала в наладчицей швейных машин, которых она обслуживала несколько десятков. Поскольку от исправности аппаратуры зависели и выработка, и, соответственно, штрафы с прочими наказаниями, Вера Николаевна бережно охранялась даже уголовницами. Ещё были изумительные вышивки, которые в мире преподносились как продукция народных промыслов.. Много лет спустя, я попросил бабушку вышить мне придуманный герб. Работа была выполнена быстрее, чем за день. закончив, бабушка показала мне изнанку: она практически не отличалась от лица.
Через два с небольшим года после ареста маме, которая уже вернулась в Москву, разрешили свидание. Вместе с тётей Любой они отправились в Потьму. Свидание должно было быть долгим, но оно не состоялось, потому что начинаться должно было в воскресенье, 22 июня 1941 года. Мама рассказывала, что бабушке разрешили подойти к ограде, помахать рукой. Она улыбнулась, и её увели. Зайдя в караулку, потеряла сознание.
В 1943-м бубушку освободили, поселили во Владимире. Получив все "минусы", она долго не могла жить в Москве. Наконец, получив разрешения и выйдя вторично замуж за Тиграна Ивановича Ходжаева - чудесного человека, которого я очень хорошо помню, Вера Николаевна оказалась вместе с ним и его старенькой мамой в крошечной комнате бывшаго особняка Сибиряковых на улице Станкевича. В 50 лет бабушка поступила на высшие курсы кройки и шитья имени Крупской, получила диплом с отличием и стала работать: сначала в ателье Художественного фонда, потом во Всесоюзном институте ассортимента лёгкой промышленности. Там, как она рассказывала, стал работать "Славочка Зайцев, такой талантливый мальчик!" Зайцев тепло и бурно (по своему обыкновению) вспоминал Веру Николаевну.
Бабушка была дивный человек! Нянчила меня и очень баловала! Мы с ней как-то на даче жутко провинились. Пошли гулять на станцию "Фирсановка" и съели на пару какое-то невероятное количество эскимо на палочке за 11 коп. Я свалился с ангиной, а бабушке так досталось от мамы! Бабушка учила меня рисовать, вышивать (добилась от мамы разрешения дать мне в руки иголку), вырезать бумажных солдат, которые умели бегать по столу.На последние деньги дарила мне книги. А ведь после смерти Тиграна в 1964 году у неё оставалась только пенсия в 37 рублей.Конечно, папа с мамой помогали, но... Чтобы подтвердить "непрерывный стаж", ей нужны были два свидетеля работы в заключении. Со своей единственной подургой по лагерю - Наташей - они подумали и не стали никого искать. Ведь ещё ко всему, в отличие от многих известных репрессированных, такие, как бабушка, не получили официальной реабилитации. Полное прощение пришло только безлико и посмертно, во время Перестройки.
Бабушка много мне рассказывала и о своём детстве, и о дедушке, и, как ни противилась этому мама, - о тюрьме и лагере. Жаль был глуп и недораспросил, недозаписал. Вера Николаевна умерла в июле 1984 года, успев застать и понянчить первого правнука.
Сергей Бунтман
