От родных
Вряд ли широкая публика знает, что в 1937 году председателем нашего окрисполкома был Никита Матвеевич Агишев. Да, недолго ему довелось занимать этот пост. В начале года его выдвинули на пост руководителя округа, а в сентябре уже освободили от занимаемой должности. И не потому, что был плохим работником, просто, как многие в то время, подвергся репрессиям.
Высится еще на его малой родине, в бывшей деревне Питер Юсьвинского района, дом, воздвигнутый руками самого Никиты Матвеевича Агишева. Живы и здравствуют сын Юрий, дочери Мирра и Тамара. Они помнят и чтут своего отца. Особенно бережно и трепетно все годы собирал сведения о своем родителе Юрий Никитьевич, который в настоящее время проживает в селе Тимино Юсьвинского района. Стоило только догадываться, каких усилий ему это стоило, ведь он слепой, с пяти лет ничего не видит. К тому же и отца совсем не помнит. Остался без него всего нескольких месяцев от роду. По рассказу Юрия Никитьевича можно понять, как же велико было его желание больше узнать о родном человеке, о его судьбе.
— У моего деда Матвея Ивановича и бабушки Алены Андреевны было трое детей. Это мой отец, его сестра Александра и брат Иван. Дед погиб на первой мировой войне в 1915 году. В то время отцу было 12 лет, а Иван только еще родился. Жили трудно. Пашни было мало, мать все время болела. Отец с четырнадцати лет ходил на заработки в Чермоз, Усолье. В 20 лет женился на моей матери Таисье Ефимовне Калиной из соседней деревушки Евсино. Была она из обеспеченной семьи. И пашни у Калиных было поболее, и скота держали немало. С девяти лет мама уже косила литовкой. Кто сам это делал, прекрасно знает, каких усилий это стоит. После мама рассказывала: «Вышла замуж, словно освободилась».
В 1924 году у молодых супругов родился сын Александр. На следующий год Никиту Матвеевича забрали в Красную Армию. Служил он в Ленинграде, закончил кавалерийскую школу, демобилизовался домой в чине сержанта. А здесь уже подрастала дочурка Клавдия. После армии отец работал десятником в лесу, а в 1930 году избрали его председателем сельского Совета.
Трудное, смутное это было время — шло раскулачивание. И все же отец старался делать все по справедливости. Видимо, нетак уже плохо справлялся со своими обязанностями, если его пригласили на работу в Кудымкар, в окружное земельное управление. Вначале уехал один. Когда дали квартиру, перевез семью. В 1934 году его избрали заместителем председателя окрисполкома, а на следующий год он вместе с телятницей Пастуховой принял Участие в работе XVII съезда партии. Привез оттуда в виде презента пачку папирос да несколько книжек. Поскольку сам не курил, папиросы кому-то отдал, ну а книжки до сих пор хранятся в нашем доме.
1937 год, наверное, самый трудный и печальный в его жизни, а также и в жизни нашей семьи. В начале года его выдвинули председателем окрисполкома, а в начале сентября, ничего толком не объяснив, освободили от работы, а вскоре исключили из партии. В то время уже вовсю шли массовые репрессии. Были арестованы первый секретарь окружкома Благонравов и его заместитель Голик. Но отец ни о чем плохом не думал, поскольку не чувствовал за собой никакой вины. Вновь перевез семью в Питер. Ну а поскольку дело шло к зиме, принялся за ремонт столько лет пустовавшего дома.
И тут звонок из Кудымкара, вызывают на бюро окружкома партии. Отец обрадовался, думал, что собираются восстановить в партии. Выпросил в колхозе лошадь и поехал верхом. По пути переночевал в деревне Федотово у Ивана Саввича Власова, с которым работал вместе и которого также исключили из партии. Приехал в Кудымкар 26 октября. Зашел в вестибюль окружкома, а навстречу ему завхоз Радостев. Немного поговорили, и тут отец первым увидел под окном четырех военных в шинелях. Три недели его держали в Кудымкаре, а затем увезли вместе с другими такими же в Свердловск, заключили в тюрьму имени революции 1905 года.
В связи с этим рассказывают интересный эпизод. Когда привезли в Менделеево, арестантов поставили на колени, видимо, чтобы пересчитать. Все повиновались приказу беспрекословно, и только Агишев упорно не хотел этого делать. Это ли не говорит о силе духа моего отца. Допросы шли постоянно, чаще на них вызывали ночью, били. Чтобы набрать порочащие его факты, приезжали даже в нашу деревню. Но материала, который бы доказывал его вину, собрать не могли долго. А обвиняли его в контрреволюционной деятельности. Потом он, якобы, сам сознался в этом. Но если так и случилось, то, думаю, под пытками. По крайней мере на суде, который состоялся 5 августа 1938 года, он заявил, выслушав обвинительное заключение: «Все здесь, от начала до конца, — ложь». Его расстреляли в тот же день. Мы долго ничего не знали толком о судьбе отца. Знали только, что он в 1957 году реабилитирован. После запроса в Москву у нас побывал сотрудник КГБ. Он привез свидетельство о смерти отца и фотокарточку из личного дела.
К сказанному Юрием Никитьевичем надо добавить: Агишевы в сознании окружающих долгое время оставались изгоями, пособниками «врага народа». И отношение к ним было соответствующее. Им не доверяли, их притесняли, следили за каждым, шагом. Конечно, не все, но такие в деревне были. Кто-то, например, написал донос на Таисью Ефимовну, которой и без того приходилось нелегко (все-таки одна тянула пятерых детей), о том, что она, якобы, агитировала на уборке оставить работу. Ничего этого не подтвердилось, но нервов ей и детям было попорчено достаточно. Два раза вызывали в НКВД. В последний раз, было, навсегда попрощалась с детьми, уже не чаяла вернуться домой. Но все обернулось благополучно.
Говорят, сын за отца не ответчик. А вот Юрий Никитьевич поплатился за это своим зрением. Здорово простыл, ведь толком ни одежды, ни обуток не было. А лошадь в больницу вовремя не дали. Когда же привезли в Кудымкар, там не оказалось свободных мест. Конечно, если бы он был не сыном репрессированного, а, положим, солдата, его бы, возможно, и госпитализировали. Так он ослеп в пять лет.
С шестнадцати лет пришлось пойти работать старшему сыну Никиты Матвеевича Александру, с 15 лет — дочери Клавдии.
Здорово не повезло в этой жизни и младшему брату Агишева Ивану. Когда арестовали Никиту Матвеевича, он уже второй год служил в армии в Амурской области. Взяли его ночью, привезли в Юсьву. Держали строго, родные даже передачу не могли передать. Просидел в заключении почти два года. Пришел оттуда — одна кожа да кости. В 1941 году его призвали в армию, определили в штрафной батальон. Погиб под Ленинградом.
А сколько было в те годы таких без вины виноватых. Не приведи, господи, чтоб вернулись те времена.
Н. АГАФОНОВА.
На снимке: Н. М. Агишев (передан сотрудником КГБ).
