От родных
В 1932 году он женился во второй раз – на чешке Гертруде Фройнд, ставшей в замужестве Гертрудой Рудольфовной Аросевой.
Гертруда родилась в 1909 году в Праге, в семье еврейского торговца. Она окончила школу танцев Мари Вигман в Дрездене и в 1929 году на средства отца открыла собственную школу танцев в Праге, куда несколько лет спустя привел своих дочерей тогдашний постпред СССР в Чехословакии Александр Яковлевич Аросев. К тому моменту с первой женой они разошлись, и дочери жили с отцом. После свадьбы Гертруда приняла советское подданство.
В 1933 году Аросева отозвали в Москву, куда он вернулся уже с новой женой. Почти год он был без работы, в 1934 году у них родился сын Дмитрий.
«Большую часть своей жизни отец прожил за границей. Вернувшись в Москву, он застал совсем другую картину. Его друзья юности — Вяча (Молотов), Климушка (так он называл Ворошилова), с которыми вместе бежал из ссылок, стали совсем другими. Это были вожди. Они сидели в Кремле, за крепкими стенами, окруженные заслоном из чиновников-подхалимов. Отец оказался в полном одиночестве. Прожив много лет за границей, он встретился с трудностями, которые просто не мог понять. Он не понимал, почему, чтобы купить колбасы, нужно взять какую-то карточку ГОРТ и о ней нужно хлопотать в правительстве. Чтобы купить печку в холодную квартиру, нужно специальное решение чуть ли не Совнаркома (наркома торговли). В общем, он был совершенно неподготовлен к реалиям новой жизни, где всюду натыкался на глухую стену умоотупляющей канцелярии. В бриджах, в берете он, естественно, не вписывался в окружающую среду. И очень страдал. Жена-иностранка, трое детей, а у него поначалу ни квартиры, ни работы. Да к тому времени Гертруда родила сына, нашего брата Дмитрия. Он пытался узнать - в дневниках есть неотправленное письмо Сталину, - почему его окружает такая стена отчуждения», - писала много позже в своих воспоминаниях «Прожившая дважды» младшая дочь Аросева, Ольга, ставшая одной из ведущих актрис Театра Сатиры.
В 1934 году Александра Яковлевича назначили председателем Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКС). Эту должность он занимал до ареста в 1937 году.
«То была, пожалуй, наиболее подходящая для него стихия. Здесь он мог использовать и свой дипломатический опыт, и знание языков, и знакомство с европейским обществом вообще. Сам писатель и человек творческий, он мог вести диалог с представителями культуры Запада на равных. Изголодавшись по настоящей работе, Аросев энергично принялся за дело, найдя здесь поле для приложения своих незаурядных организаторских способностей», - писала его дочь Наталья в своих воспоминаниях «След на земле. Документальная повесть об отце».
Аросев продолжал и свою литературную деятельность. Он написал и издал более 30 книг: повести, рассказы, в том числе, рассказы для детей («Первая звёздочка», «Свинья и Петька»), воспоминания, был членом Союза писателей СССР. В 1927 году он участвовал в написании коллективного фантастического романа-буриме «Большие пожары», публиковавшегося в журнале «Огонек». Первый рассказ в нем – о вымышленном советском городке Златогорске - написал Александр Грин. Задачей остальных участников литературного эксперимента состоял в том, чтобы продолжить эту сюжетную линию, заданную Грином. В написании романа приняли участие 25 известных советских авторов, в том числе Михаил Кольцов (тогдашний главный редактор «Огонька»), Алексей Толстой, Исаак Бабель, Михаил Зощенко, Алексей Новиков-Прибой, Константин Федин и Александр Аросев. Его часть называлась «Марсианин». 10 лет спустя шесть авторов этого романа, в том числе Михаил Кольцов и Александр Аросев, были расстреляны.
В 1935 году Аросев был делегатом I Всесоюзного съезда писателей. Во время приезда французского писателя Ромэна Роллана в Москву Аросев был его переводчиком на встрече со Сталиным.
Чуть позже Сталин поручил Аросеву деликатное и ответственное дело – купить архив Карла Маркса. Формальным владельцем архива являлся центральный комитет германской социал-демократической партии, у которой в Праге была резиденция. Но сам архив хранился в нескольких местах, в том числе в Париже и Копенгагене. В результате долгих переговоров и почти детективной истории часть архивов удалось привезти в Москву, где они хранятся до сих пор в РГАСПИ.
«Наступала страшная пора 1937 года. Все силы уходили на борьбу в защиту своего честного имени, - пишет Ольга Аросева в своих воспоминаниях. - Мера человеческой подлости в те времена была чудовищной. Людьми руководил страх. В дневниках отца описаны собрания, которые проходили в ВОКСе, где интеллигентные люди, имеющие богатые биографии, люди, с которыми он жил и работал многие годы бок о бок, писали друг на друга доносы. Отец сохранил документальные подтверждения тех нападок на него, которые были в прессе, в частности в «Правде». В дневниках есть две заметки, из которых ясно, в чем его обвиняли. Сейчас это смешно читать: его обвиняли в том, что он носит фрак и говорит на иностранных языках. Он отвечал, что знает, когда, где и что носить. «В 1917 году, - писал он, - во время революции я носил шинель, а на приемах зарубежных гостей надевал фрак и говорил с ними на их родном языке, чтобы мы лучше понимали друг друга».
Летом 1937 года Аросев с женой, сыном и дочерью Еленой поехал в отпуск в Сестрорецк. По дороге он заехал в Ленинград к сестре и оставил у нее свои дневники, благодаря чему они и сохранились. Именно в Сестрорецке, 26 июня 1937 года сотрудники НКВД арестовали Гертруду. Сохранились воспоминания дочери Александра Яковлевича, Елены о последнем дне, проведенном Александром и Гертрудой вместе: «В один из вечеров к нам постучались. Вошли двое молодых людей, оба военные, один из них моряк. Объявили, что приехали за Гертрудой, так как она арестована. Гера заплакала, отец, наоборот, разозлился, сказал, что не отпустит ее, что поедет с ней. Они запретили это, тогда он сказал, что им придется подождать, и вызвал из Ленинграда, из филиала ВОКСа, машину. Как ни странно, они на это согласились. Воцарилась какая-то странная, неестественная пауза. Было такое ощущение, что остановилась жизнь, вернее, из нее вырвали кусок, как из киноленты ножницами. Это длилось довольно долго. Раздался гудок машины, надо было ехать. Отец с Герой стали прощаться. Они стояли, прижавшись друг к другу, не обнимались, а просто стояли без движения. Может быть, они что-то говорили друг другу без слов, может быть, обещали… Не знаю. Они прощались. Гера встрепенулась и направилась в спальню попрощаться с сыном. Остановилась, обернулась… Я увидела ее лицо. Я запомнила это лицо на всю жизнь. Неописуемая мука. Она тихо по-немецки сказала: „Нет, я не могу. Господи, зачем ты даешь такие испытания?!“ Те двое подошли к ней с двух сторон и увели ее уже как арестованную».
Аросев пытался спасти жену. Вернувшись в Москву, он несколько раз звонил своему другу юности Молотову. Вот как об этом вспоминает Елена: «Папа пытался дозвониться до Молотова, тот бросал трубку или молча дышал. Папа просил его: „Вяча, ты же меня слышишь, я чувствую, как ты дышишь, скажи мне хоть что-нибудь, скажи, что мне делать?“ Наконец, после очередного звонка, Молотов прохрипел: „Устраивай детей“ и повесил трубку. Отец сказал: „Это все“».
3 июля был арестован и сам Александр Яковлевич, после того как он отправился на Лубянку к тогдашнему наркому внутренних дел Ежову, с которым он также был знаком с юности по Казани, чтобы заступиться за арестованную супругу.
За Аросевых заступился Ромэн Роллан. Он написал письмо Сталину, которое, понятное дело, осталось без ответа. В письме он писал: «Дорогой товарищ Сталин, я узнал из газет об аресте Александра Аросева и его жены. Я, естественно, не имею возможности знать причины этого и не позволяю себе давать их оценку. Но я хочу сказать следующее: за многие годы, в течение которых я имел с Аросевым частые встречи и переписку, он всегда проявлял по отношению к вам абсолютную верность и привязанность. Ни слова колебания или резерва (так в распространенном переводе, правильнее «или сомнения». - ред.). Он говорил о Вас с любовью и гордостью. Между тем, Аросев не является человеком, который способен скрывать свои чувства».
2 декабря 1937 года по обвинению в «шпионаже и участии в контрреволюционной террористической организации» Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством А.Д. Горячева приговорила Гертруду Аросеву к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Ей было 28 лет.
Через два месяца - 8 февраля 1938 года – к расстрелу был приговорен и Александр Аросев. Его также обвинили в «участии в контрреволюционной террористической организации». Как следует из материалов уголовного дела, формальным основанием для обвинительного заключения стали встречи Аросева с зарубежными коллегами. «Тройка» под председательством В.В. Ульриха приговорила его к высшей мере наказания. Он был расстрелян 10 февраля 1938 года, в тот же день, что и его друг и товарищ Владимир Антонов-Овсеенко. Ему было 48 лет.
У Аросева остались три дочери от первого брака и сын – от второго. Дочери переехали жить к матери, сын – к тете, одной из сестер Аросева. «Мы часто ходили с сестрой Еленой на Лубянку и стояли в очередях, чтоб выяснить судьбу отца. Нам выдали справку, что он осужден на десять лет без права переписки… Не знали мы тогда, что это означает смертный приговор, у нас оставалась надежда. Мы продолжали ждать отца все десять лет, - вспоминала Ольга Аросева. - Я дождалась 1948 года, когда истек срок, к которому приговорили отца. На заявление с просьбой сообщить мне о судьбе моего отца я получила справку - умер в 1945 году в местах заключения. Это была очередная ложь. Невозможно себе представить, чтобы папа, будучи живым, не дал о себе знать за все эти годы. И я снова ждала. Ждала, как в детстве, когда он поднимался на лифте. Вдруг сейчас кто-то стукнет в окно или позвонит в дверь, и я или получу весточку, или увижу моего папу».
Правду об отце дети Аросева узнали лишь после смерти Сталина.
Елена и Ольга стали актрисами, Наталья - одной из ведущих переводчиков СССР с чешского языка. Много позже они прочитали дневники отца, которые бережно сохранила его сестра. Наталья и Ольга написали воспоминания об отце, использовав в них его дневники.
Отец Гертруды Рудольф Фройнд в войну погиб в Освенциме. У ее матери Терезии Йировой был билет № 1 Общества советско-чехословацкой дружбы. Ее депортировали в Терезин, но она сумела выжить.
Александр Яковлевич Аросев был реабилитирован в 1956 году, Гертруда Аросева – годом позже.
