2 февраля 1938 года Должанское районное отделение Управления НКВД Орловской области возбудило уголовное дело в отношении группы священнослужителей 'и верующих Русской Православной Церкви. Им было предъявлено заведомо ложное обвинение в “проведении антисоветской деятельности”. Руководителем “преступной группы” объявили священника Рождественской церкви Турбина Г. Ф.
В ходе следствия арестованным были предъявлены новые обвинения — в “шпионской деятельности”.
В сфабрикованных следователями “показаниях” содержались нелепые измышления о том, что священнослужители и церковные активисты “производили вербовку лиц для повстанческих целей, ставя своей задачей помощь интервентам и восстановление капитализма в стране”.
Следствие велось явно с целью произвести эффект на высокое начальство в Орловском управлении НКВД, где подобные “дела” на “антисоветские”, “террористические”, “шпионские”, “право-троцкистские” и “церковно-фашистские” организации фабриковались одно за другим.
Однако натянуть на “высшую меру социальной защиты” должанским фальсификаторам при всем их старании не удалось. Пожилые священники и крестьяне категорически отрицали какую-либо причастность к инкриминируемым им “преступным деяниям”. Как за спасительную соломинку ухватились следователи за факт “сборища верующих” в селе Никольском, где священник говорил о необходимости “почитать евангелие и держаться основ святой Православной Церкви во имя недопущения братоубийства”.
Ктитора Анисимова Д. И. арестовали за шалость сына: “ученик 4 класса неполной средней школы Василий Анисимов на майские праздники из рогатки .пробил в нескольких местах портрет руководителя партии и правительства, а когда директор школы попытался через отца ученика повлиять на сына, тот повел себя враждебно”. Этого оказалось достаточно для ареста, тем более, что ему сопутствовали доносы о “высказываниях террористического характера”.
При аресте трех сестер Савиных — Ольги, Елены и Глафиры, как “участниц антисоветской группы церковников”, из их дома было изъято свыше 60 церковных книг, сохраненных верующими после закрытия Успенской церкви.
В протоколе изъятия читаем: “...церковные книги не являются вещественными доказательствами по настоящему следственному делу, вследствие чего и не могут быть приобщены к нему, а подлежат уничтожению на месте”.., что и было кощунственно учинено — книги сожгли “'по акту”.
Невольно возникает вопрос: зачем было изымать то, что не являлось вещественным доказательством? Книги можно было бы передать в епархиальное управление, тем более, что среди них были и редкие экземпляры, представлявшие историческую ценность. Однако репрессивная машина безжалостно перемалывала не только людские судьбы, но и то, что составляло самую духовную сущность и национальную гордость россиян — от варварского разрушения Храма Христа Спасителя до изгнания за границу величайших русских мыслителей, писателей и ученых.
В протоколах допросов мелькают дежурные штампованные формулировки обвинений невиновных людей в “преступной деятельности”: “...достаточно изобличается в том, что он (она) враждебно настроен к существующему строю и ведет антисоветскую агитацию против проводимых мероприятий коммунистической партии и Советского правительства на селе”. Эта лживая фраза кочует из одного протокола в другой.
Бытовые разговоры объявляются “враждебными”, а любое инакомыслие — “контрреволюционным умыслом”.
Людей лишали самого естественного и святого их права — на иную мысль, на выражение собственного мнения, если оно шло вразрез с официальными идеологическими установками. Это порождало рутину, косность, равнодушие, страх и, как следсг-вие, конформизм у немалой части людей. Вовсе не случайно родилась горькая сентенция писателя Бруно Ясенского о равнодушных, с молчаливого согласия которых творилось беззаконие, а доносительство становилось моральной нормой. А ведь инакомыслие в любом обществе — это естественная формула человеческого бытия, единства и борьбы противоположностей, способ движения вперед, а не вспять. Иначе обществу грозит застой, мракобесие, подавление гражданских свобод, нарушение прав человека, наступление реакции и тоталитаризма, за которыми неизбежно следуют репрессии. История не раз подтверждала эту горькую истину...
Все, кто проходил по “должанскому делу”, были репрессированы:
Астапову Прасковью Семеновну, Павлову Евдокию Сам-соновну, Павлову Ирину Платоновну сослали на 3 года в Красноярский край. Сестер Савиных — Елену Григорьевну, Глафиру Григорьевну, Ольгу Григорьевну, а также Ефанову Ксению Ивановну осудили к 3 годам лагерей. Анисимов Дмитрий Ильич, Головин Стефан Иванович и священник Ивановский Александр Николаевич были осуждены на 5 лет лагерной муки, а священников Турбина Гавриила Феофановича и Христоченко Семена Алексеевича сослали на 5 лет в Красноярский край.
Они реабилитированы спустя пятьдесят два года. Всмотритесь в их глаза — в них горечь страданий и глубокая вера в конечное торжество правды и справедливости.