12 ноября 1937 года было начато, а 20 ноября того же года закончено следствие по делу о церковно-кулацкой контрреволюционной группе, якобы действовавшей в Мценске. Постановление о принятии дела к производству подписал начальник Мценского райотделения НКВД Пикапов.
Руководителем “контрреволюционной группы” был объявлен священник Баженов, до ареста работавший на Мценской мельнице. В числе “членов группы” оказались бывшие священники Богоявленский, Ангелов, Тихомиров, а также Лавров, Вихрев и другие, кому судьба уготовила “социально чуждое происхождение”. Все они к моменту ареста занимали более чем скромные должности — ветеринара, грузчика, плотника, сторожа, счетовода. Почти все были лишены избирательных прав.
В обвинительном заключении утверждалось: “перечисленные лица представляют собой организационно сколоченную контрреволюционную группу”. (Кстати, за исключением священников, обвиняемые не были знакомы друг с другом, а “преступная группа” была сколочена следствием по территориальному признаку). Им вменялось в вину “проведение контрреволюционной агитации, направленной к свержению Советского государства и распространению террористических настроений против вождя народов, руководства партии и советского правительства”.
Однако за грозными обвинениями скрывалась пустота. Не было преступной группы. Ложью оказались доказательства. Ни один из обвиняемых не признал себя виновным. Основанное на доносах и лжесвидетельствах, это дело поразительно похоже на сотни других сфабрикованных в те годы с применением преступных методов следствия. “Тройкой” УНКВД 11 обвиняемых были приговорены по статьям 58-10 ч. 1, 58-11 УК РСФСР к расстрелу. Двое осуждены к 10, один — к 8 годам лагерей.
Протестуя против незаконного осуждения, бухгалтер Вихрев, находясь в Ивдельском лагере Свердловской области, направил 16 мая 1939 г. жалобу на имя Берия: “...Обвинение явно не соответствует действительности, т. к. я антисоветской агитацией никогда не занимался... Следователь Орлов, предъявляя мне это обвинение, несмотря на мои просьбы, не привел ни одного факта в доказательство антисоветской агитации, не объяснил, в чем же заключается эта агитация, когда и в каком месте она имела случай. Обвинение, предъявленное в голословной форме и без конкретных доказательств, не может служить основанием для вынесения мне обвинительного приговора... Мне исполнился уже 61 год. Отец мой был мелкий торговец. Торговля была без наемного труда в одном безуездном городишке. Сам же я занимался торговлей за время нэпа 2 года и 9 месяцев по патенту 2 разряда тоже без наемного труда. Все прошлое мое характеризует честный труд и лояльное отношение к Советской власти. Советское правосудие должно защитить меня от допущенной 'по отношению ко мне ошибки”.
Он требовал элементарного — соблюдения презумпции невиновности. Аналогичные жалобы были направлены им в Президиум Верховного Совета СССР и Управление НКВД. В марте 1941 года пришел ответ: “Решение бывшей особой тройки при УНКВД по Орловской области от 22 ноября 1937 г. в отношении Вихрева П. Д. и других—оставить в силе”.
Этот документ явно противоречил заключению по уголовному делу, которое велось в 1939 г. в отношении бывшего начальника Мценского райотделения УНКВД и других лиц, причастных к репрессиям 1937—1938 гг.
К этому времени последовало смещение со своих постов и расстрелы Ежова и тех, кто особенно ретиво исполнял директивы о “беспощадной борьбе с врагами народа”. Оппозиция в партии была уничтожена, миллионы крестьян рассеяны по ссылкам и лагерям, в армии и органах госбезопасности проведена кровавая чистка. Теперь можно было дать отдушину массовым репрессиям. Трудящимся разъяснили, что в “деле борьбы с классовым противником имели место перегибы и злоупотребления, нарушалась революционная законность”.
В Орле арестовали руководство УНКВД и ряд сотрудников, в числе которых оказался и начальник Мценского райотделения.
Следствие установило, что Пикапов, “руководя спецоперацией по изъятию кулацкого и другого контрреволюционного элемента в 1937—1938 гг. по Мценскому району, встал на преступный путь извращения революционной законности и методов ведения следствия, создал систему массовых необоснованных и без наличия каких-либо компрометирующих материалов арестов граждан”.
Выплыли в ходе следствия и т. н. “штатные свидетели”, а вернее, — лжесвидетели, которые давали клеветнические показания, обвиняя арестованных в тяжких преступлениях. Один из лжесвидетелей подтвердил свою причастность и к “делу группы попов”: “По этому делу я совместно с Пикаловым выдумывал факты их контрреволюционной деятельности, т. к. ни одного факта мне известно не было... На очных ставках я ничего не говорил и ничем обвиняемых не обличал. Пикапов сам зачитывал обвиняемым показания, которые были написаны от моего имени, а я сидел возле стола и подписывал протоколы. Когда Пикалов кончил очные ставки, то похвалил меня: “Вот молодец! А им, попам, теперь крышка будет”.
Выяснилось также, что в октябре 1937 г. была незаконно арестована группа руководящих работников Мценского района по сфабрикованному Пикаловым делу об “антисоветской право-троцкистской организации”. По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР были расстреляны секретарь райкома Литвишков, председатель райисполкома Шумсвий, зав. культ-пропа райкома Молчанов, директор промкомбината Агарков и др., всего — 10 человек.
Военным трибуналом войск НКВД Курской области 20 ноября 1939 г. М. ф. Пикапов, бывший начальник Мценского, а впоследствии Людиновского РО УНКВД, был осужден к 7 годам ИТЛ. Вместе с ним осудили ряд других сотрудников и лжесвидетелей. Пикалов пытался оправдать свои преступные действия ссылкой на указания бывшего начальника УНКВД П. Симанов-ского. В жалобе, направленной 15 мая 1941 г. руководству НКВД, он сообщил, что по распоряжению Симановского был обязан: “I. Спецоперации провести исключительно в сжатые сроки и исключительно упрощенным порядком. 2. Против одного обвиняемого кулака допрашивать только одного свидетеля. 3. Не производить очных ставок между единственным свидетелем и обвиняемым и не предъявлять материалы следствия обвиняемому для ознакомления с ними.
Санкция на арест давалась по спискам, причем в таких случаях требовалось представить описок на арест большего числа кулаков, а на составление списка давалось двое суток. На ведение следствия на 50 арестованных давалось не больше 5 суток. Такова была обстановка работы в период спецоперации 1937— 1938 гг.”...
И это соответствовало действительности. Бывший сотрудник райотделения Лыкин, допрошенный 26.09.1939 г., заявил: “Райотделению была спущена директива из областного Управления НКВД — в течение нескольких часов представить 50 или 70 справок на бывших кулаков. Получив такое распоряжение, Пикапов созвал аппарат райотделения — меня и Криушова и передал установку области. К указанному сроку справки были составлены и направлены в УНКВД. Было оперативное совещание в областном УНКВД, куда выезжал Криушов. По приезде он передал нам установку Симановского: “Кулака нужно ликвидировать физически. Это директива партии. Особых материалов на них не нужно. Был бы кулак, о чем взять справку и присылать на разбор тройки”. После этого областное Управление присыла
ло списки санкционированных к аресту кулаков. В последующем из УНКВД просто давались “лимиты” — преимущественно по телефону. Мценскому району дали лимит изъять и посадить 70 человек, срок окончания следствия — 5 суток.
Выступая перед партактивом в 1938 г., Симановский откровенничал: “...перед оргбюро ЦК ВКП (б) по Орловской области и перед органом бдительности по личному указанию вождя народов тов. Сталина и руководителя Советской разведки — сталинского наркома тов. Ежова стояла задача—выявить и уничтожить руководителей и участников право-троцкистских формирований и их базу из остающихся недобитых кулацких повстанческих, эсеровских, меньшевистских и других прослоек”. Террор, таким образом, фактически был узаконен.
Следствие по делу Симановского, Пикалова и других руководящих работников УНКВД с достаточной полнотой раскрыло механизм массовых репрессий на Орловщине, обнажило цинизм и антинародный характер тоталитарного режима, попиравшего элементарные нормы законности. Чекисты, которые вели следствие, были убеждены, что восстанавливают справедливость. Ни один факт необоснованных репрессий ими не обойден.
Пикалов и его подчиненные были разоблачены как злостные нарушители соцзаконности. Симановский и его заместитель расстреляны. Ряд сотрудников осужден. Из-под ареста освободили 158 жителей Мценского района. Справедливость вроде бы восторжествовала. Но большинство неправосудных решений остались в силе, что подтверждает случай с Вихревым. Жертвы беззакония еще долго продолжали носить клеимо врагов народа. Страдали их родные. Более того, 9 декабря 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР вынес решение об удовлетворении ходатайства НКВД СССР о помиловании Пикалова и снятии с него судимости! Режим остался верен себе. Мастера “спецопераций” импонировали новому руководителю НКВД, а им с ноября 1938 г. стал Берия. Игра в законность завершилась. В жертву были принесены наиболее одиозные фигуры политического сыска, слишком много знавшие, а потому опасные для режима и названные “пробравшимися в ряды НКВД вражескими элементами”.
Лишь 18 марта 1958 г. постановление бывшей тройки при УНКВД по делу расстрелянных Баженова Алексея Николаевича, Богоявленского Николая Васильевича, Ангелова Ивана Васильевича, Тихомирова Митрофана Дмитриевича, Щербины Александра Семеновича, Рослякова Антона Ильича, Трофимова Павла Тихоновича, Попова Митрофана Сергеевича, Попова Ивана Сергеевича, Игнатьева Алексея Прокофьевича, Лаврова Павла Николаевича, а также Соколовой Надежды Васильевны Домогатского Николая Николаевича и Вихрева Павла Дмитриевича, осужденных на лагерные сроки, было отменено, и дело в отношении их прекращено за отсутствием состава преступления...
Из письма жены и детей репрессированного Генеральному прокурору СССР Вышинскому А. Я.
Тов. Вышинский! Вас. как прокурора СССР, просим помочь разобраться и ускорить решение по делу тов. Салиша Ивана Ивановича, арестованного 03.12.37 г. Орловским отделением НКВД на железной дороге по несущественным причинам.
^ Салиш родился в 1887 г. в Режицком уезде Витебской губернии в бедной крестьянской семье. По национальности он латыш. Отец его умер до рождения сына в 1887 г. С 1903 г. Салиш должен был идти работать на транспорт путевым рабочим. С 1910 по 1913 г. отбывал воинскую повинность, после чего опять работал на транспорте рабочим.
В 1915 г. при наступлении немцев был эвакуирован, вместе с вагонными мастерами в город Орел. Начал с рабочего. Честной и упорной работой выдвигался—был слесарем, бригадиром, мастером, помощником начальника депо, а затем начальником вагонного депо участка.
С 1917 г. — член профсоюза. С 1917 г. до настящего времени был чле-чом городского Совета.
С 1930 г. начал работать начальником вагонных мастерских. Принял мастерские все разваленные, одни только стены. И за короткое время мастерские стали первоклассными. За упорный и честный труд был несколько раз премирован. Городской Совет награждал тов. Салиша грамотами за помощь детским учреждениям, садам и школам... В течение 7 месяцев был болен. Несмотря на советы врача оставить работу, тов. Салиш все же продолжал трудиться.
Член ВКП(б) с 1930 г. Партбилет отобран органами НКВД при аресте. Связей с заграницей не имел.
Просим. Вас, тов. Вышинский, помочь разобраться в его деле и снять с него позорное пятно врага народа. На тов. Салиша поданы клеветнические заявления.
Сообщите нам о получении нашего письма.
г. Орел, Петровский переулок, дом № 13. Жена, дочь. 12.02.1938 г.