От родных
Родился 18.07.1894 в белорусском местечке Долгиново, потом пошел в Виленскую еврейскую гимназию.
Учился в Виленском еврейском учительском институте, стал учителем физического воспитания в гимназии.
Преподаватель гимнастики. Всю жизнь занимался теорией, методикой, историей физического воспитания. Где только ни были курсы усовершенствования учителей, во всех странах Европы – он туда ездил и обязательно повышал свои знания. В конце концов он стал очень большим специалистом теории и методики физического воспитания. Лев Мирский был не только очень квалифицированным учителем гимнастики, но и теоретиком-методистом, выпускал книжки по своей специальности.
До Первой Мировой Войны он учился, во время войны работал санитаром в санитарном поезде.
В 1935 году его пригласили в Московский институт физической культуры имени Сталина, где он преподавал.
Лев Мирский работал в научно-исследовательском и в учебном институте физкультуры. В институте работало много иностранцев. И многие сотрудники института жили в доме по адресу Казакова 18 (бывшая Гороховская улица). А потом был 37й и каждую ночь из этого дома кого-нибудь забирали.
Ночью 30 апреля 1938 года арестовали Льва Мирского.
Он прошел все московские тюрьмы и застенки: Лубянка, Лефортово, Бутырка, Матросская Тишина, Таганка... Его обвиняли в том, что он резидент и агент семи разведок, ведь он много ездил, выписывал иностранные газеты и не скрывал этого. (Потом он видел дело, в котором был донос, постановление... и ничего. Ни улик, ни доказательств, ничего). Он нигде ничего ни под каким видом не подписал. То ли благодаря этому, то ли благодаря счастливому стечению обстоятельств, он прошел через все тюрьмы, но не был выслан из Москвы. Он сидел два месяца в Матросской Тишине, люди там через две недели подписывали что угодно. Он приходил на допрос и ему говорили: «Ваша жена сидит в соседней камере, она уже во всем призналась, подписывайтесь», а он отказывался. Он видел на промокашке надпись «Мика», так дома называли сына Мишу. Это была провокация, чтобы он думал, что жена здесь была.
В одного следователя Мирский запустил стеклянной чернилиницей и тот еле увернулся, иначе бы ему проломило голову. Разумеется, его посадили в карцер. Выдержал он все пытки только благодаря своей физической подготовке. Его били бутылкой от боржоми, не давали спать, заставляли сутками стоять в камере, и нельзя было ни опереться, ни присесть. Тех, кто терял сознание или засыпал, били, обливали водой и снова ставили. Спасло его то, что он умел расслабляться.
За время его отсидки село шесть следователей. Один из них ему говорил: «Мирский, ты – овечка, ты выйдешь. А меня не выпустят, я слишком много знаю».
Пока он сидел, Ежова сменил Берия и, как ни странно, заключенным стало легче. Уже стало можно передавать книги, можно было получать газеты и даже играть с самим собой в шахматы.
Он вышел через 22 месяца, в феврале сорокового года. Перед выходом ему выдали все деньги, которые семья ему передавала. В тюрьме ему их не передавали, чтобы он верил, что жена тоже сидит.
Он потом много лет не мог видеть боржомные бутылки. Семья не могла понять, в чем дело, а он не мог рассказывать, не мог выдавить это из себя.
Перед ним извинились, реабилитировали, дали санаторий на два месяца, заплатили за два года вынужденной безработицы и восстановили в институте.
В конце 70-х он с сыном уехал в Израиль.
Анна Копелевич
