От родных
Унжакова Феона Игнатьевна - наша дорогая бабушка и прабабушка. Истоки рода — в селе Паутово (ныне Петропавловского района) Алтайского края. Родители — Игнатий и Зиновия(вья) Стремяковы.
По рассказам моей бабуси Феоны Игнатьевны у неё родных сестер и братьев было шестеро; по старшинству примерно так:
1. Прасковья Стремякова;
2. Феона Унжакова 14.01.1885(6)-28.12.1971;
3. Игнатий Стремяков (убит на Первой Мировой войне);
4. Яков Стремяков умер 19.11.1980 в возрасте 85 лет (тут явное несоответствие с бабой Нюрой, он был старше, звал бабусю «Нянька», она его нянчила , когда ей было 9 лет );
5. Анисья Стремякова ;
6. Анна Игнатьевна Столярова 15.09.1892-17.05.1987.
Была отдана замуж в село Огни (ныне Усть-Калманского района) Алтайского края. Первый муж — Беспалов Василий, из богатой семьи, работал приказчиком в магазине, умер через 10 лет, было 4 детей, все умерли. Второй муж — Максим Петрович Унжаков также из села Огни. Он тяжко болел после Русско-японской войны (ранение, контузия, попал под снежную лавину), совсем не мог ходить, жил у братьев Осипа и Григория в маленькой избушке, бывшей бане, вылечил его какой-то бродяжий старичок, который посоветовал некую мазь, от которой пошли по ногам страшные чирьи, но он стал ходить. Когда немного поправился, он посватался к Феоне Игнатьевне (она как раз овдовела), но она не пошла: “Косточки Васины ещё не застыли”. Через полгода они поженились. Дед был старовер, бондарь, и была у него мельница (на ней будто бы жил безродный старичок, его посчитали наёмным, и за это сослали).
Из воспоминаний мамы:
На Алтае было много казачьих станиц. Казаки были за «старый режим». В августе 1919 года казаки стали поджигать дома в селе, где тогда жила семья Унжаковых. Женщины с детьми бежали в горы на заимки. Беременная бабушка с маленьким сыном вышла на дорогу, просила проезжающих взять их с собой, но долго никто не откликался. Наконец какой-то добрый человек посадил их в повозку. Там, на заимке, в тесном и душном помещении, и появилась на свет наша мама. Ее завернули в шаль. Бабушке дали попить. На этом все заботы о роженице закончились. Через день приехал дедушка, забрал семью, и все вернулись домой (мародеры кое-что унесли, но домик был цел).
Маму любили и баловали. Вообще в семье были очень нежные отношения. Об этом можно судить даже по обращению друг к другу: «Манечка», «Костинька», «тятенька».
Дед, Максим Петрович, несмотря на угрозы (вызывали ночью в сельсовет, пугали револьвером) и традиционную боязнь власти (“Всякая власть от Бога”), не пошёл в коммуну, а был отправлен родственниками на поиски места “без коммуны”. А бабушка осталась с детьми ждать результата. Она боялась, что его в дороге арестуют (а для нее это значило, что они никогда не увидятся). Все боялись даже стука в дверь. И однажды к ним постучали. Все имущество отобрали. Семью бабушки и их родственника Григория поселили в избенке под горой. Зима. Холодно. Печку топили раз в день, ведь хвороста было мало. В избушке всегда полутьма (гора отбрасывает тень). Сначала отправили в ссылку семью Григория, на Ангару, там люди мёрли как мухи. Потом пришел черед и наших родных. Их, как менее богатых, увезли недалеко, за 40 верст. Поселили 8 семей в один кулацкий дом, в две комнаты. Тесно, дел никаких, из еды - только то, что успели взять с собой. И вскоре ссыльные начали сбегать в свое село. Власти были в курсе, но распоряжений, что делать с раскулаченными, не было. В конце концов, в этом доме остались только наши родные. Осенью приехал родственник и увез на родину, в село Огни. Там и перезимовали. Весной, в начале мая, Унжаковым одна старушка разрешила жить в пустующей избушке. Раз стали жить одни, надо заботиться о дровах. Мамин старший брат в половодье ходил на речку ловить плывущий хворост. А власти не знали, что делать с такими… Начали строить в горах поселок, но не было средств, сил. Наконец пришло распоряжение о местах ссылки. Чтоб не было возможности сбежать, в канун отправки к месту ссылки главу семьи арестовывали. Нашу бабушку тоже арестовали. Маме и дяде Косте велели собираться в дальнюю дорогу. И двое детей собрали мешки с одеждой, бельем, едой, ящик с домашней посудой. Всю ночь не спали, плакали, ждали свою маму. У соседей хранилась еще швейная машинка. Утром уложили все в телегу и поехали. За селом стояла цела вереница подвод с такими же раскулаченными. Много было слез, плача. Обоз шел под охраной, чтоб не было побега. Замыкала колонну повозка с пулеметом. Ехали трое суток. Остановки – примерно через час. Привезли на станцию, приказали грузиться в товарные вагоны. В углу вагона-бочка с водой и ведро под мусор. И все. Разместились на полу.
Остановки были часто, но выйти из-за скопления народа было трудно. А еще труднее взобраться детям в высокий товарняк. Бабушка боялась, что дети потеряются, отстанут. Ехали около недели. Пили грязноватую воду из бочки, ели сухари из мешка с продуктами. Бабушка ночью тайком молилась, чтоб дети не заболели. Приехали в город, всех везут за город. Место болотистое, на каждой полянке-люди, дети плачут, старики стонут. Сосланных из Огней собрали на одной полянке. Они были рады, что можно развести костер, согреть воду. Пришедший начальник сказал, что дальше будут переправляться по реке. От соседей узнали, что эта река называется Томь, приток Оби. Поняли, что везут еще дальше, на север. Всю ночь не спали, мерзли, жгли костры. Наутро подошел буксир-пароход, за которым качались три больших баржи. Именно на них и приказали грузиться. Поплыли. Ребятишки с интересом смотрели по сторонам, такого простора (плыли сначала по Томи, затем-по Оби) не видели. Не знали, куда везут. Думали: может, о них забыли…, проплыли мимо большого села Колпашево (прочитали на указателе, это город в Томской области с 1938 года), повернули в приток Оби - Кеть. Выгрузились на берег, вдали увидели три мыса, на которые всех и перевезли на лодках. Измученные, голодные, развели костер. Старший мамин брат стал устанавливать палатку. Оглядевшись, поняли, что тайга поможет выжить (ягоды, грибы, черемша). Пришедший начальник сказал, что именно здесь - их новое место жительства, и сказал: «Граждане кулаки! Вокруг тайга от неё и прокормитесь, а бежать не смейте, на единственной дороге дозор с приказом – стрелять по всем убегающим!». Сначала надо строить землянки как временное жилье. Раз в неделю будут выдавать паек хлебный (работающим - по 400 граммов, остальным - 200).Семьи, в которых были мужчины, быстро построили землянки, а потом - избы. Бабушка со старшим сыном помогали в строительстве одной семье. А соседи обещали отдать нашим родным землянку после переезда в дом. Землянка освободилась только в конце ноября, а до этого жили в палатке, в МОРОЗ! Сколько было радости: в землянке есть печь, будет тепло. Заселились. Первый вечер был очень радостным: мама с братом расположились у печки и пели песни. Они заготавливали дрова для печки. Мама разрубала топором поваленную березку, потом таскала эти «полешки» к землянке, называли их «Манькины дрова». Однажды бабушка пошла подальше от землянки, чтоб набрать чистого снега для питьевой воды. И услышала плач из заброшенной землянки (палатки?). Там жили мать («Барибониха (?)») и 4 маленьких детей, которые замерзали, отца арестовали, он не хотел отдавать свое имущество. Бабушка пожалела их и привела в свою землянку.
В поселке шло строительство. За год построили школу, клуб, начали строить спирто-порошковый завод, в соседней деревне - детский дом. А перед Новым годом …в землянке появился мой дедушка.
Он добрался до Новосибирска, где муж бабы Они (Анисьи) Сергей— член Бюро ВКП(б) по Западно-Сибирскому краю (или по Новосибирску) объяснил ему, что таких мест(без коммун) нет, и пристроил его дворником на вокзале Новосибирска. Дед там прожил около года и, когда узнал, что семью окончательно сослали на реку Кеть, то уехал туда, где работал плотником и столяром, делал бочки для завода, вечерами делал домашнюю посуду. Старшего сына научил делать игрушки. Мама раскрашивала их (делали деревянных курочек, петушков, голубей). Бабушка ходила в соседние села, меняла игрушки на продукты. Весной стали расчищать полянку у землянки, корчевать пни, посадили овощи. Осенью собрали урожай. Дедушку за добросовестный труд поощрили: дали комнату в деревянном доме. Было тепло, но очень тесно, ведь в комнате надо было еще и верстак поставить. И задумал дедушка строить свой дом. Летом начал, а к осени домик в три окна был готов. Вместо кроватей-нары. Однажды бабушка сказала, что в лавке есть платье, но… надо сдать 2 килограмма семян акации. И мама стала их собирать. Мама успешно закончила 5 классов. Все хвалили ее за старательность. Ее старший брат уехал учиться на курсы бухгалтеров. А дедушка начал болеть (что-то с животом, вроде аппендицита), лечить мог только ветеринар. В конце августа у него было два тяжелых приступа. Он тихо лежал, а рядом – кучка стручков акации, которые он вскрывал. Мама уходила учиться в другое село (Новосёлово) в школу. Когда видела его в таком тяжелом состоянии, плакала, не хотела уходить (Новосёлово было за 8 верст), но дедушка улыбнулся и велел идти учиться. 1 сентября. Мама беспокоилась о своем тяте и просила директора отпустить ее домой, но тот разрешил уйти только назавтра после уроков. Она отправилась домой, по дороге встретила женщину, которая сказала, что утром ее папа умер. Мама заплакала и побежала изо всех сил домой, ноги сбила в кровь. Бабушка лежала на нарах и молча плакала. Соседи помогли собрать дедушку в последний путь. К вечеру трое пьяных мужиков привезли гроб и сказали, что похоронят деда сами, кладбище в лесу, далеко, могила еще не готова. Бабушка с мамой потом ходили на кладбище, искали могилу дедушки, но не нашли. Бабушка молилась «на все кресты». Точное место захоронения неизвестно. Умер он в посёлке Матьянга в 1934 г.
Дед прошёл три войны: 1)русско-японскую, 2) Первую Мировую (3 года в плену в Сербии), 3) Гражданскую — за красных. Был награжден медалью «За Усердие», но всегда был скромен. Есть предание, что видел Иван Столяров (муж бабы Нюры, казак, они были за белых), как дед едет последним на своей телеге воевать (“коня хлестать — нехорошо, божья тварь, а потому грех”), и подумал: “Стрелить, и пропадёт мужик”.
У бабушки с дедом было, кажется, 8 детей (четверо от первого мужа), выжили только двое.
1. Унжаков Константин 1916-21.09.1979,
2. Алеева Мария 23.08.1919 - 27.20.2012.
………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Наша бабушка жила сначала в семье старшего сына, Константина, помогала по хозяйству, растить внуков, потом в нашей семье, с дочерью Марией, зятем Георгием (Жалялом), и нами, Рифхатом и Ириной. В молодости наша бабушка была привлекательной статной кареглазой женщиной. Была очень спокойной, смиренной. Очень не любила пьяных. Любила играть в карты (в дурака). Боялась автомобилей и мотоцикла и никогда на них не ездила (считала, что это… не от Бога). Она проехала на мотоцикле 1 раз, когда возвращалась из больницы, где лечила перелом руки. Она говорила: «Рука у меня врежёная». А про автомобиль говорила так: «Вот приедет Нюра, тогда и поеду», но баба Нюра приезжала, с удовольствием ездила на автомобиле и мотоцикле, а бабуся так и не села в автомобиль.
Умерла бабушка в селе Никольское, где и похоронена на кладбище, под огромными тополями.
Из заявления в районный суд моей мамы: «Прошу рассмотреть дело о моей реабилитации на основании существующих законов и постановлений. Моя мать Унжакова Феона Игнатьевна, 1885(6) года рождения, в 1931 году была раскулачена. Я и мой старший брат вместе с матерью были выселены из Учь-Пристанского района Алтайского края и сосланы в Нарымский край, в Колпашевский район, где находились под надзором комендатуры не имея права свободного выезда из поселка».
Кирова Ирина
