Я родилась в Ленинграде в семье командира Красной Армии Кривошеина Бориса Евгеньевича. Моя мать, Кривошеина Татьяна Александровна, была по образованию художник-архитектор. В семье было трое детей.
Отец мой окончил в июне 1914 г. Московское Александровское училище в один год с М.Н.Тухачевским. Был выпущен подпоручиком в Кексгольмский Гвардейский полк в Варшаву. Принял участие в первой мировой войне, в 1916 г. получил звание полковника и принял 22-й Сибирский полк. Имел серьезные ранения и отравление газами, получил 10 боевых наград и золотое оружие. После революции перешел в Красную Армию и принял участие в ее формировании, занимал высокие командные должности. Погиб он до начала репрессий. Мать осталась с тремя детьми в возрасте от шести недель до шести лет.
Моя мать была арестована в ночь с 9 на 10 декабря 1940 г. Это была страшная ночь. Пришли двое: оперативник Костерин (брюнет среднего роста) и следователь Климентьев (блондин, высокого роста), который потом при допросах изыскано издевался над моей матерью. Обыск в нашей большой квартире продолжался всю ночь, утром мать увезли, оставив нас без средств. Таким образом, наша голодная жизнь началась еще до войны и блокады.
Мы остались на попечении няни, которая заменяла нам бабушку, без средств к существованию. Нас должны были тоже репрессировать, но этому помешали начало войны и блокада. К нам подсылалась одна негодная женщина, дочь сексотки, известной под кличкой «Клеопатра». Но мы вели себя очень осторожно и на ее провокационные высказывания не отвечали, наоборот, мы были примерными детьми, выращенными Советской властью.
Мать осудили 24 марта 1941 г. на 6 лет лагерей и 4 года поражения в правах. 15 июня 1941 г. ее вывезли из Ленинграда. Срок свой она отбывала в Карагандинских лагерях.
Пережить нам пришлось много: очереди в приемной «Большого дома», чтобы узнать, где она содержится, и очереди для передачи денег (раз в месяц) на Шпалерной улице. Узнали, что у нас в стране нет политического кодекса, есть только уголовный кодекс с политической статьей «58».
Первое время мы не чувствовали себя униженными, жизнь шла нормально, мы учились, но стали голодными. Я не могу говорить о том, что знакомые от нас отвернулись. Люди нас не избегали при встрече, но в дом не ходили. В нашем престижном доме нас жалели, старались подкормить, жертвовали няне иногда деньги. Но все равно мы жили впроголодь, поэтому в блокаду умерли брат, сестра и няня. Я осталась одна. Меня выходила моя школьная учительница Надежда Ефимовна Ковалева (13-я школа Петр. р-на).
Пережив зиму 1941–42 г. в блокадном Ленинграде и потеряв всех родных, я весной 1942 г. устроилась мотористом в СЗРП, т. к. до войны занималась в яхт-клубе «Водник» водо-моторным спортом. В мае 1942 г. наши катера отправили на «Дорогу жизни» перевозить людей и грузы, начиная с продовольствия и кончая взрывчаткой, и оттуда меня хотели возвратить в город, как дочь «врага народа». Когда меня вызвали в СМЕРШ, я сказала: «Я дочь командира Красной Армии и имею право защищать Родину!» К моему счастью, капитан госбезопасности был порядочным человеком, оставил меня, но все же держал под наблюдением.
Моя мать была в Карлаге до 1943 года, потом в ссылке. В 1957 г. она была реабилитирована, но я все равно чувствовала себя иногда изгоем нашего социалистического общества.
Кривошеина Марина Борисовна, г. Санкт-Петербург.
Архив МИЛО «Возвращение». Рукопись.