Я не разделяю ваших убеждений,
но готов умереть за ваше право их высказывать.
Эвелин Холл
15 февраля 2019 года прошла дискуссия о «стене скорби» в Коммунарке. Прошло 4 месяца со дня открытия памятника жертвам репрессий на спецобъекте НКВД «Коммунарка». Тогда мы с вами узнали, что РПЦ совместно с обществом "Мемориал" торжественно открыли памятник с именами палачей. До установки никаких открытых дискуссий и обсуждений не было, как собственно и вчерашнее мероприятие прошло тихо в своем кругу. О том, что такая дискуссия пройдет нам рассказал публицист и общественный деятель Юрий Самодуров. Он связался с нашей редакцией, так как именно мы были инициаторами всех обсуждений об уместности упоминания имен палачей в качестве жертв без указания об их причастности к массовому террору. Именно усилиями нашей редакции на расстрельном полигоне появился отдельный список палачей. Но организаторы мероприятия (Мемориал и подведомственные ему проекты) в категоричной форме дали понять нежелательность нашего присутствия. Юрий Вадимович предложил свои четыре минуты выступления пожертвовать на донесении нашей точки зрения. Вчера часть доклада нашего главного редактора была зачитана на этом мероприятии. Так как мы считаем эту тему открытой и важной для обсуждения, приводим здесь позицию нашего проекта целиком.
Доклад руководителя проекта «Бессмертный барак» Андрея Шалаева на тему дискуссии «Что нам делать с Коммунаркой?».
«Очень жаль, что приходится обращаться к аудитории со своими размышлениями через человека, который отдал свое право выступления мне, но я рад, что его будет зачитывать Юрий Самодуров, человек, которому я доверяю и которого я безмерно уважаю. Не хотелось бы углубляться в размышления, почему нашему проекту «Бессмертный барак» не дали возможности выступить со своим особым мнением лично, и поэтому я скажу кратко: люди, которые организовали эту дискуссию, просто боятся правды и настоящего разговора не для галочки. Им отчего-то важно показать, что дискуссия есть, но сделать это они хотят в максимально узком кругу.
Наш проект действительно одним из первых обратил внимание общества и поднял вопрос о том, насколько уместно размещать на общих памятниках имена палачей среди жертв. Из этого вопроса следуют и другие:
• Приемлемо ли заведомо скрывать причастность к репрессиям, не указывая этого?
• Нужны ли дополнительные списки с пояснениями?
• Уместно ли это делать на месте массовых расстрелов?
Наше мнение совпадает с мнением наших читателей, подписчиков и коллег по составлению сайта. Позволю себе напомнить, что «Бессмертный барак» — это не частный проект, а общественное движение. Сайт и весь проект является независимой и некоммерческой институцией и живет за счет историй и комментариев, которые присылают неравнодушные люди.
Итак, мы [я имею в виду сейчас не только редакторов!] считаем, что оставлять общий список на памятнике без каких-либо пометок — это в первую очередь неуважение к живым, к родственникам тех, кого пытали, к родственникам тех, кого убили и уничтожили. И я сейчас говорю не о чем-то необъятном, я говорю о личной истории. К слову, у одного из наших редакторов пытали бабушку и пытал ее один из тех палачей, чье имя выбито на этой стене скорби.
А вот места захоронения бабушки нет, и памятника бабушки нет. Какое чувство должен испытывать человек, который читал дело бабушки, но не имеет могилы своего родственника, зато видит, что ее палачу оказана честь быть упомянутым на «мемориале»? Напомню. Для тех, кто связан с «Бессмертным бараком» [и опять речь отнюдь не о редакторах! речь о наших читателях и подписчиках], так вот для нас всех тема репрессий — это личная боль и утрата, и только через призму личной истории можно вести обсуждения об уместности имен палачей на памятниках.
Это не частное мнение. Смотрите. За время с момента установки и торжественного открытия этого мемориала на расстрельном полигоне Коммунарка нам пришло немало писем, в том числе от родственников жертв репрессий. Люди негодуют, что имена их родных теперь стоят в одном списке с палачами. Они НЕ ПОНИМАЮТ, как можно помещать на эту «Стену скорби» имена кровавых палачей и убийц, признанных даже Верховным судом не подлежащими реабилитации, чьи статьи были переквалифицированы на более подходящие к их деяниям. И мне жаль, что дискуссия (опять же в укороченном и согласованном не понятно кем порядке) проходит уже после открытия мемориала. Было бы разумно ее проводить до. Но тема репрессий монополизирована, в ней нет открытости, в обсуждении не принимают участия родственники, сделано все для того, чтобы как можно меньше людей приняли участие и высказали свое мнение о памятнике и подобном его воплощении.
Государство дало на откуп тему сохранения памяти о жертвах репрессий людям, которые, как показало время, не способны организовать это обсуждение. Акцентирую. Речь не о возможности или невозможности такого списка, а об ОБСУЖДЕНИИ. Здесь и кроется суть проблемы. Одни делают для плана впопыхах памятник, другие, пользуясь доверием, превращают человеческую память в систему манипулирования и как следствие, используют ее в политических целях. Так теряется смысл самого сохранения памяти. Или это кому-то неочевидно?
Так вот, возвращаясь к тому, что должен чувствовать человек и что он должен унести в мыслях после посещения таких объектов как Коммунарка. Что он должен видеть и визуализировать на таком месте, как совместить это все с уважением к памяти родственников и направить посещающего впервые расстрельный полигон школьника по пути осознания произошедшего, как должно выглядеть это все для человека, не знакомого с темой, — вот о чем нужно думать, вот какую задачу нужно решать в таких местах. Получается же совсем наоборот. Человек приходит и видит надпись на воротах «Место захоронения жертв репрессий. Коммунарка», проходит внутрь и видит простой список: без пояснений, без отметок. Знаете, как удивились журналисты Радио Свобода, когда мы для их статьи перечислили и откомментировали имена зарытых там чекистов? Им были известны далеко не все имена. А ведь это люди, не чуждые теме репрессий. У нас же в обществе знание о репрессиях, как и уровень правовой грамотности, почти равны нулю. Мы живем в обществе, где большая часть населения по опросам не знает или одобряет репрессии, что в таком случае говорить о них, тех, кто не сможет отличить имя Ягоды в списках жертв репрессий от имени сторожа из совхоза, взятого за слова или мысли?
И все это опять упирается в право на память, которое присвоили люди, считающие, что их наделили полномочиями говорить за всех. Нет, друзья. Нужно уже остановиться и спросить себя, что мы делаем не так, почему этот памятник разделил общество на два лагеря. Причем именно по вопросу об уместности размещения в одном списке имен палачей и имен жертв. Нам очевидно, что в отношении сотрудников ГБ должна быть презумпция виновности, этим именам не место на стене скорби. По крайней мере без должных комментариев.
У меня только один вопрос. Кому почему-то необходимо доказать право палачей на добрую память? Если трудно ответить на этот вопрос, я его модифицирую. Кому выгодно доказать право палачей на память?»
Мы с первого дня ощущали трепетное отношение Общества Мемориал и его подведомственных проектов к нашему движению. Мы старались пойти на контакт и говорить. Старались не замечать едкие, а иногда и просто оскорбительные выпады в сторону тех, кто говорит и поднимает тему памяти о репрессиях. На этом считаем, что пора поставить точку. Повторим, никто не имеет права присваивать и говорить от лица всего общества и уж тем более монополизировать тему репрессий. Мы делаем свое маленькое дело — сохраняем человеческую память, семейные истории, привлекаем к обсуждению, рассказываем о людях уничтоженных государственной машиной. И мы это дело будем продолжать не смотря ни на что.