Сорок лет

Елена Корнелиусовна Фаст (Гамм) (6 мая 1914 – 14сент. 1991)

Воспоминания о 40 годах семейной жизни.

Перевод с немецкого Елены Вильгельмовны Классен (Фаст).

Редактор Фаст Вильгельм Генрихович

«… и около сорока лет времени питал их в пустыне».

Деян. 13, 18

«…любовию вечною Я возлюбил тебя и потому

простер к тебе благоволение».

Иер. 31, 3

Не юбилейное торжество у нас сегодня. Если на то будет воля Божия, мы соберемся для этого через десять лет. Тогда мы отпразднуем нашу золотую свадьбу. А сегодня мы с тремя нашими сыновьями вспомним нашу прошлую жизнь, как сказано во Второзаконии 8, 2:

«И помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его или нет». А также Втор. 6,7: «… и внушай их (заповеди) детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая».

Это мы и попытаемся сегодня сделать; и да будет слава Богу за все пути, которыми Он нас провел и в которых нам помогал.

1935 год

17 марта мы отпраздновали нашу свадьбу. И хотя она прошла в тесном кругу, все крепко запомнилось. Господь благословил этот день. Милые, дорогие наши родители стояли рядом с нами и молились за нас. Когда мы пошли к алтарю, маленький хор запел песню, которую я больше с тех пор никогда не могла забыть:

Хочешь ли идти тропою света ты,
Держись за руку Иисуса!
Он все предусмотрит с высоты,
Держись за руку Иисуса!
Если прелесть мира вдруг тебя манит,
Держись за руку Иисуса!
Силою Его все искушенья победишь,
Держись за руку Иисуса!
Грех мучительно тебя отяготит,
Держись за руку Иисуса!
Только Он с тобою грех твой победит,
Держись за руку Иисуса!
Его милости доверься ты,
Держись за руку Иисуса!
Вскоре лик Его увидишь ты,
Держись за руку Иисуса!

Припев:
Крепко за верную руку ты держись,
Держись за руку Иисуса!
На путь в отечество твое
Держись за руку Иисуса!

Нас сочетал дядя Бернгард Тевс (он был моим учителем во 2-ом классе, когда мне было 7 лет. Он говорил о тексте Ис. 48,17-18: Так говорит Господь Искупитель твой, Святой Израилев: «Я Господь, Бог твой, научающий тебя полезному, ведущий тебя по тому пути, по которому должно тебе идти. О, если бы ты внимал заповедям Моим! Тогда мир твой был бы, как река, и правда твоя – как волны морские». Папиных родителей уже не было в живых, и мы прожили три счастливых года с моими родителями, братьями и сестрами в родительском доме.

1936 год.

В воскресенье, 17 мая, в 8 часов утра, когда солнце ярко освещало комнату, Господь подарил нам первого сыночка, нашего Вилли. Как велика была наша радость – невозможно описать! Мы молились о нем, и теперь нашим сокровенным желанием было, чтобы рос он и развевался во славу Божию. Как радовались мы все нашему дорогому ребеночку! Когда я сшила ему первое платьице, а потом к Рождеству, первые штанишки и связала первые туфельки – все так радовало наши сердца.

1937 год.

Тяжелые грозовые тучи сгустились, нависли над нашим народом, и многие деды, отцы и матери были оторваны от своих любимых и отправлены в тюрьмы. Страх охватил почти каждый дом. Мы, однако, продолжали радоваться нашему милому ребенку, который уже в 11 месяцев ходил и говорил «папа» и «мама». Он был чудесным малышом и прекрасно развивался. Вместе с нами радовались ему дедушка с бабушкой и мои сестры. Да разве же могло быть как-то иначе?..

1938 год.

В пятницу 1 июля подарил нам Господь прекрасную маленькую дочку, и папа назвал её Еленой. Теперь наше родительское счастье еще более возросло. Мы восприняли её как дар Божий и пытались осознать свою ответственность. Нашей молитвой и стремлением было – детей, которых Он доверил нам, привести вновь к Нему. Господь знает это! Почему же так не могло оставаться? Вскоре все изменилось.

14 июля с заходом солнца разразилась беда. Моего дорогого любимого папу и вашего папу насильно вырвали у нас и посадили в тюрьму. Мне трудно совладать с пером, описывать этот страшный вечер. Весь дом наполнился плачем и причитаниями. Особенно запечатлелся мне громкий крик моей младшей сестренки Зельмы – ей было тогда 9 лет. Это было почти непереносимо. Мы утешали себя словами апостола Павла: «… любящим Бога всё содействует ко благу» (Рим. 8, 28). Хотя тогда нам это было трудно понять.

За пять месяцев я трижды съездила в Мелекес (три часа на поезде) к тюрьме, где находились наши любимые, чтобы передать им немного продуктов. Весь день я напрасно простаивала у тюремных ворот и затем возвращалась с не принятой передачей домой. Последнюю такую поездку я совершила 9-го декабря. Было уже очень холодно. Оказалось, их уже отправили из Мелекеса дальше, а мы об этот ничего не знали. С ужасно тяжелым сердцем поспешила я назад к своим детям, с которыми оставалась тогда моя милая мамочка. Сердце её тоже разрывалось от горя, но она постоянно старалась утешить меня. Неужели так будет всегда? Увидимся ли мы еще на этой земле? Эти вопросы не давали покоя нам ежедневно и ежечасно.

1939 год.

Как дорога и близка была мне милая мамочка во все времена! Общее горе ещё больше сблизило нас и сплавило наши сердца крепкой любовью. В конце января мы получили первые весточки от наших любимых уже из лагерей. После пяти с половиной месяцев тюремного заключения их отправили в лагеря.

От папы известие пришло из под станции Потьмы, а от Генриха – с далекого севера, г. Соликамска и еще много севернее. Первое его письмо начиналось словами:

«До свидания, мой двенадцатилетний Вилли и десятилетняя моя Лели». Так мы узнали, на сколько лет его заключили. Эту весть я никому не могла рассказать, таила ее в себе. Не могла я этого постичь. Все более множились заботы о том, что нам есть и во что одеваться. Питание часто было очень скудным. 6 мая мамочка поздравила меня с днем рождения и сильно заплакала: она истратила последнюю муку, сварив на завтрак затируху с водой. И вдруг, не успели мы еще и позавтракать, как около нашего дома остановилась машина. Из нее выскочил какой-то мужчина с тяжелым мешком, подошел к двери и спросил: «Семья Корнея Гамма здесь живет?» Услышав «да», он опустил мешок и сказал: «Эту муку послал вам бывший его работник» (татарин Минстафа, возможно Мустафа). Так мы познали помощь Божию. Господь своих не оставляет никогда, и чем нужда выше, тем помощь ближе.

21 июля заболела наша любимая маленькая Лёля. Она была нашим солнышком, как радовались мы ей! В десять месяцев сделала она свои первые шажки и теперь уже так хорошо бегала по дому. Часто мне думалось, что папа и дедушка должны обязательно появиться дома и порадоваться ребенку. Через три недели, однако, Господь счел нужным взять дитя к Себе. 12 –го августа в три часа утра мы с мамой закрыли ей глазки для этого мира. Все тяготы, последовавшие за этим, не коснулись ее. Она перешла к Спасителю, который с любовью сказал когда-то: «… пустите детей, и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф. 19, 14). Почему её папе нельзя было видеть своё дитя? Это было мне трудно понять.

1940 год.

В первые дни этого года мы получили письмо от нашего дорогого отца. Он был болен и находился в больнице. Может быть, принесет нам 1940 год свидание?

Через некоторое время пришла открытка, написанная 13–го января со следующим содержанием:

«Мои дорогие все! Снова у нас наступил день для писем, и я не хочу упустить его. Не знаю, получаете ли вы мои письма. От вас с ноября я не получил никаких известий, последнее было с весточкой о Генрихе. Последние две посылки я получил. О всего у меня осталось еще масло и топленое сало. Пока не присылайте ничего больше. Однажды я писал о сахаре, и его не надо, если еще не послали. Ни в чем я не нуждаюсь, нахожусь в хорошем окружении, всем обеспечен, все еще в больнице и болен… Состояние не улучшается. Что принесет ближайшее будущее? Дорогие мои все! Не задерживайте меня дольше. Как бы хотелось мне всех вас снова увидеть и обнять, но не будем отчаиваться, если все предопределено иначе. «Хочу домой. Меня влечет в Отцовский дом». Ваш любящий папа и дедушка. К. Гамм

До свидания там в вышине!»

Мы предчувствовали, что это будет его последним письмом, и нам не удастся больше свидеться на этом свете, и мы оплакивали его. Прошел, может быть, месяц, когда пришло письмо от одного из его соузников. Он лежал рядом с папой в больнице. Он сообщил, что папу вынесли мертвым в 7 часов утра 15 января 1940 года. Он встал и просмотрел ложе отца, и обнаружил под подушкой листок, на котором дрожащей рукой папы были написаны его последние слова. Этот листок был приложен к письму:

Как верен Бог! Сердце Отца своих не оставляет. Как верен Бог! Он в радости и в горе Нас принимает и сопровождает. Меня покрыли всемогущих два крыла. Рухните горы, и холмы падите. Как верен Бог! Как верен Бог!

Такое великое утешение имел он и нам передал как завещание! Пройдет еще немного времени, и мы все встретимся у золотого берега в вечной Отчизне.

В мае этого года я вместе с несколькими другими женщинами поехала закупить хлеб в г. Куйбышев. Там, в течении нескольких дней мы отстояли длинные очереди в различных магазинах и наполнили мешки печеным хлебом. Затем поехали домой на грузовике из нашего колхоза и были несказанно рады и благодарны, когда нам удалось доставить хлеб домой.

Мне доставляло также много радости готовить подарки к Рождеству моему Вили, хотя мы праздновали этот праздник очень тихо, но всегда с большой радостью. Ведь Иисус из любви к нам родился во плоти на этой земле. В этом году последний раз праздновали Рождество на нашей родине в Надеждино (Нойгоффнунг).

1941 год.

В 1941 году разразилась ужасная война, принесшая глубокие страдания и нашему народу. 1 декабря нам пришлось оставить наш дом и двор и все имущество. В три дня все немецкое население колонии было вывезено тракторами, санями с малым количеством вещей (лишь самым необходимым) на железнодорожную станцию Погрузная. Каждый пытался взять с собою как можно больше съестного, но и оно скоро кончилось. И вот нас погрузили, сколько можно было вместить, в вагоны-телятники, и поезд тронулся, увозя нас в Казахстан. В Осокаровке весь поезд, содержавший около 90 вагонов, разгрузили. Это было за несколько дней до Рождества. С какой печалью думали мы о Рождестве. Почему? Разве радость о благой вести: «ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель…» стала менее великой?.. Разве все зависит от внешних обстоятельств? Выгрузили несколько покойников и похоронили их. Нас всех поместили в клуб. К этому времени многие уже сильно страдали от голода. Оттуда всех на санях развезли по деревням и колхозам. Нас тоже усадили в сани, и какой-то казах повез нас 32 км по степи в село Кондратовка. Была ночь. Нам позволили войти в какую-то казахскую хижину, где был готов горячий суп, согревший нас, и можно было улечься на полу в ряд и заснуть. Нашим утомленным продрогшим телам стало легче. На следующий день наступил Сочельник. Но вспоминали мы о нем очень тихо, а вечером мы должны были пойти на работу в ночь, провеивать зерно в амбаре. По пути мои близкие сильно простудились. Мама, брат Ганс, сестра Зельма и маленький Вили заболели. Ухаживать за ними в таких условиях было столь трудно, что я, выходила на улицу и кричала под открытым небом. Мне казалось, что Бог отвернулся от нас. Казахскую хижину нам пришлось через несколько дней покинуть. Нас поселили в сарае, где раньше хранилось зерно. Без окон, без печи, земляной пол, - так мы встретили новый год.

1942 год.

Пробили мы себе маленькое окошечко, раму для него нам дали. Печник сложил нам крошечную печку, которой предстояло нас обогревать. За плитой вмонтировали большой котел. Когда мы затапливали печку, в котел усаживалось трое детей: Вилли и Хайнс с Лизель Дридигер, которые вместе со своей мамой разделяли наше жилье. Часто во время протапливания печи дети не успевали согреться. Когда я пошла попросить топлива, то мне грубо ответили: «Топите снегом!». И я несколько раз решалась выходить по ночам на поиски топлива и брать там, где не позволялось. При этом я из глубины сердца молилась Богу о спасении (об избавлении) от этой нужды. Он хранил меня. Как часто милостивый Бог простирал над нами крылья! Так мы прожили эту зиму.

Весна принесла новые надежды, но никакого облегчения моим больным она не принесла. Сестренку Зелли отвезли в больницу в Осокаровку. Однажды я ее там навестила, пройдя пешком 32 км туда и обратно. Тамошние врачи сказали, что у неё больные легкие, и вскоре её отпустили домой. Мама была прикована к постели и уже совсем не могла ходить. Ей становилось все хуже, часто было совсем тяжело. Ночью я ложилась спать рядом с ней и, бывало, просыпалась, трогала её лоб рукой, чтобы проверить, теплая ли она ещё. Какой ужасной представлялась мне жизнь без мамы.

Брат мой Ханс болел водянкой, сопровождавшейся постоянными страданиями. Долгое время перед смертью он совсем не мог лежать и постоянно сидел. Если только у меня было время посидеть с ним рядом, он просил спеть ему песню № 101 из сборника «Благая весть»:

Поднимите меня выше
Из греховной тьмы ночной,
К Господу моему ближе,
Что крестом мне дал покой.

Ангелы, прострите крылья,
Отнесите же меня
На Голгофу, чтоб я видел,
Как он умер за меня.

Поднимите меня выше
Из болезней и невзгод.
Все больнее и больнее
Жар страданий меня жжет.

Ангелы, прострите крылья,
Отнесите же меня
На Фавор, где в ярком свете
Сразу боль забуду я.

Поднимите меня выше
Из земной юдоли сей.
Пусть все ближе и все ближе
Свет небес сияет мне.

Ангелы, прострите крылья,
Поднимите же меня
На Сионский холм небесный
Встретить моего царя.

Часто едва успевала я пропеть эту песню, как он просил спеть её опять сначала. Однажды он сказал мне: «Лена, я иду к Спасителю». 14 июня в 3 часа утра ангелы подняли его душу ко Господу. Господь забрал его из этой долины плача.

Какое блаженство будет,
Когда, свободный от боли,
Я узрю лик моего Иисуса Христа.

Он видел его уже сейчас. В тот же день вечером мы вынуждены были похоронить его. Без гроба. Как папу и как бедного Лазаря его вознесли к Богу ангелы.

Мамино здоровье начало вскоре поправляться. Она снова училась помаленьку ходить. И мой маленький Вилли резвился около нас, он любил собирать цветы и доставлял нам много радостей. Он всегда был расположен к добру и охотно слушался. Если нечего было есть, то он не огорчался, а когда было достаточно, он радовался, что можно было все съесть. Мой милый ребенок, я снова прижимаю тебя к сердцу!

1943 год.

5 января снова пришло расставание, да такое, что чуть сердца наши не разорвало. Всех женщин немок забирали в трудармию, включая и нас – четырех сестер. Мама, больная, 14 летняя Зельма и мой 6-летний Вилли оставались одни на чужбине, без хлеба и без помощи. Когда мы собирали свои скудные пожитки, мой сын встал рядом со мной и сказал: «Мама, возьми же меня с собой, чтобы мы могли вместе умереть!» Как часто эти слова моего ребенка отзывались как нож в моем сердце. Не хочется больше писать об этом прощании.

В Осокаровке, где были собраны многие нам подобные, а еще многие прибывали, нас погрузили в вагоны-телятники. У матерей, которые взяли с собой детей, их забирали и отправляли в детдома. Так мы поехали, как и прибыли сюда в 1941 году. Только тогда мы были со своими семьями, хотя и без любимых отцов. Теперь нас и с детьми разлучили. Голод и холод были нашим уделом.

В городе Котельнич Кировской области мы вышли из вагонов. Была ночь. Огромную массу женщин завели в клуб; им позволили в эту ночь и на следующий день «отдохнуть» и отогреться. А на следующую ночь нас (1000 женщин) гусиным маршем погнали в дремучий лес. За эту ночь и 3 дня мы прошли 90 км. Нашу колонну предваряла упряжка лошадей и замыкала также упряжка – санями. Так тянулись мы на ужасном морозе, проходя через деревни, которые казались мне такими мирными. Здесь я видела детей такого же возраста, как мой Вилли. Однажды на дорогу вышли женщины с корзиной хлеба и раздавали всем по кусочку. Когда мы подошли, хлеб уже кончился. Нас было слишком много для них.

17 января мы прибыли к месту назначения, совершенно измученные. Бечево – так называлось место, где нас ожидали голод и тяжелая работа. Нас разместили в бараки по 300 женщин. Трехэтажные нары и узкий проход между ними. Всех разделили на бригады и на следующий день нас послали валить деревья. Здесь было достаточно топлива и в целом нам не приходилось мерзнуть. Как я вспоминала моих родных, которым нечем было топить, когда мы жгли сучья в лесу. Так мы работали без каких-либо перерывов. Мы мучались от голода, а наша духовная жизнь тоже ослабевала. Летом питались в основном крапивой и щавелем да кусочками хлеба, которые нам давали почти каждый день… Как я тосковала по моим любимым! Здесь я выучила две новые песни, которые часто пела в своем одиночестве, выражая в них свою тоску:

Знает ли Иисус о печали моей,
Слишком сильной для слов или пения?
Что мой дух угнетен и сердце скорбит,
Что мой путь так тяжел, полон терний?
Припев: О да, Он все знает, Он помнит меня
И вместе со мною скорбит.
Он знает все, Он помнит о всех,
Его сердце любовью горит.
Знает ли Иисус, что на темной тропе
Мое сердце страшится бед?
Когда солнце зайдет, ночь меня обоймет,
Одиноко и боязно мне?
Знает ли Иисус, что мой враг иногда
Искушает меня выше сил?
Боль раскаяния сердце терзает мое,
Мир, покой я совсем позабыл.
Знает ли Иисус, что вернейших друзей
Похищает порой у нас смерть?
Когда боль расставанья разрывает сердца,
До меня Ему дело есть?
Знает ли Иисус мой путь впереди,
Что сокрыто от меня пока?
Через рифы и скалы в бурных водах
Поведет ли Его рука?
И еще:
Хочу домой. Меня влечет Отцовский дом
И сердце верное Отца.
Прочь из мирского шума суеты
К блаженному покою в небесах.
Я вышел в путь, имея тысячу желаний;
Назад иду, оставшись лишь с одним:
Росток надежды в сердце охраняю,
Что буду принят я в свой дом Отцом своим.
Припев:
Хочу домой, хочу домой, в мой Отчий дом.
Хочу домой, меня влечет Отцовский дом.
Хочу домой, хочу домой, хочу домой я.
Хочу домой, хочу домой.
Хочу домой. В блаженном сне я видел
Возвышенную лучшую страну.
Там мой удел, среди её обителей,
Здесь нету места для души.
Весна пришла, и ласточка к отчизне летит через горы и поля.
Ничто не в силах удержать её на месте
Так же хочу на родину и я.
Хочу домой. Ладья причалит в гавань,
Отважный ручеёк спешит в моря.
Ребенок маленький уснет в объятьях мамы.
Так же хочу на родину и я.
Немало песен в радости и горе я пел.
Теперь меня манит покой.
В сердце остались два последних слова:
Хочу домой! Хочу домой!

Я страшно тосковала о моем ребенке, милой маме, о муже, который так хотел быть рядом, в своей семье… Иногда мы получали письма от родных. Это было всегда великой радостью.

На Пасху нас ожидал чудесный сюрприз. Ранним утром целый женский хор, называемый тогда бригадой, запел светлыми голосами:

Он жив! Он жив!
Собой Он смерть попрал.
Он жив! Он жив!
Господь всех сил восстал

Как это снова подняло дух! Неужели мы забыли, что Он жив? К моему стыду я должна признать, что почти все время прибывала в подавленном состоянии. Мой жребий казался мне слишком тяжелым. Утешала себя тем, что как говорилось в нашем свадебном наставлении: Господь ведет нас по нашему пути. Летом мы иногда собирали лесные ягоды. Часто радовались красоте природы.

На Рождество мы остались уже только с тетей Мими. Тетю Аню и тетю Августу отпустили из-за болезни «домой». Мы были так счастливы, когда на ужин смогли испечь на углях несколько картофелин. Они казались нам вкуснее рождественской коврижки. Так мы вступили в следующий год.

1944 год.

Уже с весны я часто болела, и меня не заставляли работать. Тогда я сидела на нарах и вязала. Так было и в начале августа. Тетя Мими была на работе, когда в барак зашел почтальон и принес письмо. Это всегда было огромной радостью, а к моей радости, там было письмо и для нас. Но как я была потрясена, когда в первых же строчках прочла известие о кончине милой мамочки и поняла, что никогда больше мы не встретимся здесь на земле! 28 июля после трехдневных мучительных болей она отошла ко Господу. Она так любила петь:

Там в вышине небесной лежит отчизна моя.
К тихой и мирной жизни зовет, мерцая, звезда.
О да, туда манит меня звезда.

Иногда она пела своему маленькому внуку (которого она называла «мой милый мальчик») песни, которые он вспоминает по сей день. Теперь уста ее сомкнулись.

После этого я сильно заболела и попала в больницу, где провела целый месяц в тяжелом состоянии. Когда мне стало полегче, мне сообщили, что Мими и мне разрешается переехать к нашей сестре Терезе в Ставрополь. И вот однажды нам удалось на попутном грузовике добраться до станции Котельнич. Оттуда мы поехали сначала на барже, затем на пароходе по Вятке, Каме, Волге, пока не сошли рано утром 26 сентября на берег в Ставрополе. Путешествие заняло у нас 13 дней. Свидание с сестрой доставило нам много радости, но одновременно и много грусти. Между нами уже не было полного взаимопонимания. Здесь мы проработали до Рождества, а затем всю нашу контору вместе с рабочими перевели в Сызрань. 24 декабря, опять к Рождеству, прибыли мы туда. Меня сразу попросили помогать по хозяйству одной больной женщине с двумя маленькими детьми. Ей нравилась моя помощь, и она не хотела меня отпускать.

1945 год.

Этот год принес очень печальные известия «из дома». Во-первых, что вскоре после смерти бабушки была арестована и посажена тетя Августа (сентябрь 1944 г. – В. Ф.) Это причинило мне сильную сердечную боль. Бедная девочка! Как ей было перенести ещё и это? Затем известие о смерти моей младшей сестры Зельмы 16 января… Теперь мой маленький Вили совершенно осиротел. Тетя Зельма, которая радовалась ему, когда он возвращался из школы, и всегда была с ним рядом, теперь последовала за своей мамочкой к Господу. Доживет ли мой ребенок до того момента, когда мне позволят его забрать? Можно ли было на это вообще надеяться? «Знает ли Иисус о печали моей?» В огромной нужде и нехватке пищи и одежды, мой сын окончил в этом году первый класс и написал мне письмо со своими оценками – все пятерки. Вложил фотографию с учениками первого класса и их учительницей.

И ещё срисовал для своей мамы из Библии два стиха готическими буквами:

«Господь – пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться» (Пс. 22,1)

и

«… се, я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28,20).

Эти два листочка для меня по сей день как святыня. Такие драгоценные обетования, и ими утешался мой ребенок в своем тяжелом положении.

9 мая, когда мы, рабочие, собрались все на работе, нам торжественно сообщили, что окончилась война и настал, наконец, долгожданный мир. Как мы обрадовались, что теперь мы сможем скоро поехать «домой» и по крайней мере соединимся со своими родными, по которым так истосковались… Но и здесь нас ждало большое разочарование. Еще месяц работа продолжалась без изменений. Затем нам сообщили: «Работа здесь закончилась, и вся контора с немецкими рабочими переводится в Татарию, 25 км от станции Клявлино». Там нас ждала тяжелая работа – копать траншеи кирками и ломами. Нас снова погрузили в телятник и повезли поездом дальше. Через несколько месяцев нас торжественно пригласили на собрание и объявили, что вышло постановление, согласно которому мы все поселены сюда навечно. Нам всем разрешается выходить замуж, создавать семью, а у кого кто-то из близких остался в других местах, о них следует забыть. Дети и дети детей наших будут навечно ссыльными. Какой это вызвало плач, об этом лучше не писать. Кто же может забыть своих родителей или детей? Моим большим утешением было то, что на этой земле нет ничего вечного, и поэтому не стоило уж слишком убиваться. Так закончился и этот год, и мы вступили в год

1946 год

Этот год принес мне некоторые добрые вести. Тетю Августу в мае освободили из лагеря, и она снова была рядом с моим ребенком, с Вилли.

Затем тетя Мими получила вызов от дяди Яши из Караганды. Прошло, кажется несколько месяцев, и она в самом деле получила разрешение поехать к мужу. Это настолько прибавило мне мужества и надежды, что я решилась подать прошение о том, чтобы меня отпустили забрать моего ребенка. Тем более, что я получила уже бумагу из сельсовета о том, что сын мой живет один в тяжелом положении, и если мать его не заберет, то может погибнуть. Тетю Августу к тому времени отправили со стадами в отгон.

Хочу привести здесь текст последней открытки от Вилли: «Здравствуй, дорогая мама. Я Жив и здоров, что и тебе желаю. Тетя Августа поехала в отгон, туда никакая почта не идет. Там они остаются до осени. Я хожу на прополку. Получаю 400 грамм хлеба. Сегодня мы не пошли на прополку, потому что сегодня дождь. Когда воскресение, тогда мы всегда дома бываем. От папы я уже давно не получал писем. Нас тут не отпускают. Если можешь, приезжай сама. На этом я оканчиваю мое письмо. До свидания, твой сын Вильгельм Фаст (1946, 20 июня).

У меня была такая большая надежда получить разрешение, когда я подала прошение, но мне сказали, что все документы отосланы в трест, и там будет решаться мое дело. С 1 июня стали разрешать покупать билеты на поезд без пропусков. И я решила поехать без разрешения… В глубине души я решила или спасти своего ребенка или умереть… Воззвала к Господу о помощи и благословении на эту поездку. 13 июня вечером я зашла в поезд с билетом, но без документов. Когда поезд тронулся из Клявлина, хотелось громко запеть: «Да, я еду, я еду, я прибуду сегодня!» Разве не слышит мой сын, что к нему едет мама?».

В Уфе была пересадка, и все прошло неожиданно легко. Где могла, я старалась прятаться за тетей Мими, постоянно взывая о помощи к Богу. В Челябинске была еще одна пересадка, и здесь, казалось, мы могли застрять. В Петропавловск отправлялся поезд, вагоны – телятники, которые были набиты шумными веселыми солдатами, возвращавшимися с войны домой. Они позволили нам войти, не причинили нам никакого вреда, были приветливы и дружелюбны. В Петропавловске мы пережили 5 трудных дней. Все поезда были переполнены, и не было никакой надежды уехать дальше. Здесь я чуть не пришла в отчаяние, но моя сестра старалась утешать меня, поддерживая во мне надежду. Рано утром я услышала, что поезд с пустыми угольными вагонами отправляется в Караганду. Я бросилась за сестрой в зал ожидания, и с нами еще человек 30 пассажиров залезли в высокий вагон и притаились там. Как мы обрадовались, когда поезд наконец тронулся! Так мы ехали до вечера. Затем остановились на станции Боровая. Там нас обнаружили. Мы замерли с огромным напряжением и страхом. Вдруг кто-то сверху посмотрел на нас. Нам нужно было немедленно вылазить и шагать в милицию. Там проверили наши вещи и документы. Я была чудом спасена – Господь слышал мой вопль и внял ему. Нас отправили на вокзал. На следующий день мы закомпостировали наши билеты и смогли снова сесть на поезд и ехать дальше. На станции Акпосты я простилась с тетей Мими, она поехала дальше, а я вышла. Это было на заходе солнца. Тяжелое расставание. Три с половиной года мы были каждый день вместе, теперь наши пути расходились…

Ночь я провела там у милых старых знакомых с родины. 26 июня рано утром, (через 13 дней после начала моего путешествия), прежде, чем пастух вывел стадо на луг, я пешком направилась к деревне Кондратовка. Туда, где нашла свою смерть моя мамочка, брат и сестра и где еще трое моих близких терпели страдания. Когда я вышла на прямую дорогу длиной в 12 км, я опустилась в сторонке на колени и помолилась Господу из глубины души, чтоб Он помог мне найти моего ребенка и благополучно привезти его назад. Теперь я шла быстрым шагом по дороге. И вот показалась деревня, и я снова воззвала ко Господу, чтоб Он показал мне, где мой ребенок. Я боялась быть увиденной в деревне, потому что не имела письменного разрешения забрать своего ребенка. Если таких, как я вылавливали, их осуждали на 25 лет.

Когда я вошла в деревню, мне встретилась одна женщина, я сразу спросила ее, не знает ли она, где живет Вилли: «Я его мать и приехала, чтоб забрать его…» Она громко вскрикнула и сказала, что он живет у нее. Эта была та же хижина, куда мы прибыли в 1941 году в Рождество. В отдельной комнате, если ее можно было бы так назвать, на жалком ложе спал Вили, не догадываясь, что его мама сидит рядом и плачет… Через три с половиной года тяжелых страданий и разлуки. Он проснулся через некоторое время, когда вошла тетя Аня и воскликнула: «Вилли, твоя мама приехала!» И тут же он оказался в моих объятиях… «Наг и слаб я, укрой меня. Я беспомощен, помилуй меня!»… Да, он был наг и безпомощен. Так просидели мы некоторое время… Наши переживания невозможно передать словами. Мы провели небольшое приготовление к отъезду, как обрадовался Вилли рубашке и штанам, которые я привезла для него!.. Вскоре грузовик, направляющийся в Осокаровку, взял нас с собой. Там были знакомые тети Марии Штайнмец. Они согласились взять нас с собой. Еще до вечера мы оказались на вокзале, и путешествие началось сначала. Я так боялась. Мое сердце робело перед предстоящей поездкой. В Осокаровке на базаре я купила молоко и хлеб и дала своему ребенку наесться вволю. На ночь мы отправились к знакомым и спали вместе на мягкой постели. Наши друзья старались оказать нам наилучшее гостеприимство. Нам каждому досталось даже по вареному яичку.

Затем мы опять пошли на вокзал. Здесь я встала в очередь за билетами. Как опять испугалась я, когда заметила, что билеты продавали только тем, у кого были паспорта или разрешение на поездку. У меня же не было ни того, ни другого. Тогда я снова обратилась к Господу из глубины своего сердца с мольбой: «Господь, Ты знаешь, что я ничего плохого делать не хотела. Мной двигала тоска по моему ребенку, желание спасти его. О, помоги же!». И Он опять чудесно помог. Когда подошла моя очередь, я попросила один взрослый и один детский билеты до станции Клявлино и протянула деньги. Он взглянул на меня, потом посмотре6л в свою книгу и сказал: «Это где живет мордва?» - «Да, да», - был мой ответ. Через пару минут я держала в руках оба билета. Как я была благодарна! Мы решили не ехать через Петропавловск и сели на другой поезд. Первую пересадку мы делали в Акмолинске. Здесь Вилли заболел. Началась настоящая рвота, и он почти не мог сидеть из-за болей в животе. Возможно, он съел слишком много. Как я этого не предусмотрела? Из Акмолинска путешествие продолжалось более-менее спокойно до станции Каргалы. Когда мы прибыли туда, зал ожидания как везде был переполнен; а так как я была без документов, то мне все время приходилось быть на стороже из-за частых проверок документов и страха быть пойманной. Вилли я уложила как можно удобнее, а сама выходила на улицу даже в дождь, заняв очередь, чтоб компостировать билеты. Когда я вернулась, мне сказали, что медсестра их Комнаты матери и ребенка осмотрели моего сына, и велела мне зайти к ней за лекарствами, а также распорядилась, чтобы мне закомпостировать билеты. Без страха, с радостью пошла я к ней, т.к. поняла, что это Господь!.. Без лишних вопросов билеты были закомпостированы, и мы поехали дальше. На этом пути были проверки документов и некоторых подобных мне вылавливали и уводили. Я сидела с ребенком за дверью, и меня не заметили. Я молилась, и Господь закрывал им глаза. Так мы благополучно добрались до Челябинска. Здесь меня поверг в ужас огромнейший зал ожидания, набитый людьми. К тому же на стене висела огромная картина со счастливыми детскими лицами – Сталин, окруженный сияющими детьми с цветами и подпись: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!». Я уложила моего ребенка на скамью у кассы для женщин с детьми и встала в очередь. Снова было долгое стояние. И снова я подняла свои очи к тем горам, с которых ждала помощь… И вновь не напрасно. Когда я протянула свои билеты на регистрацию, кассир потребовала у меня паспорт и свидетельство о рождении. Я ответила, что у меня нет ни того, ни другого, но очень прошу закомпостировать мои билеты. Она спросила: «А где ваш ребенок?» Я показала на скамью, где он лежал. Одного взгляда было достаточно, чтобы она проштамповала наши билеты, и мы поехали дальше.

Теперь мы ехали до Уфы. Еще одна пересадка. Здесь я тоже осмелилась сразу обратиться в кассу для женщин с детьми, и Господь помог нам и тут. Так добрались мы до нашей цели 5 июля. Вилли больной и бледный, но радостный и благодарный, что путешествие, наконец, окончилось. В Клявино мы встретили наших знакомых и грузовик с работы, который довез нас под сильным дождем, так, что мы совсем промокли. Нас очень сердечно встретила тетя Тереза и дядя Леня. Многие радовались вместе со мной тому, что ребенок мой теперь был со мной. Вилли был очень слаб. Рвота и боли в животе долго не прекращались. Дышал он тоже очень тяжело, как старик с астмой. Это очень заботило и огорчало меня. Мои знакомые, которым я много помогала, Георгий Константинович и Нина Алексеевна Петропавловские, уехали со своими детьми в отпуск впервые после войны. Они спросили, не смогу ли я это время у них пожить. И я с радостью согласилась. Здесь у меня было достаточно времени, чтобы поухаживать за моим ребенком. У них была коза, и ее молоко оказалось чудодейственным. Так мы прожили 6 недель. Было так хорошо, что мне казалось что что-то тяжелое должно случиться опять. Вилли очень любил, чтобы я пела, и знал наизусть много песен, например: «Знаешь ли ты, сколько ясных звезд сияет в небесах»», «Усталый от дневных трудов», «Кто позволяет Богу управлять», «Доверь свои пути» и т.д. Однажды я сказала ему, что хватит петь, мама устала, мы будем спать. Он ответил мне печально: «Ома мне так никогда не говорила» (Ома – бабушка).

О детское сердечко! Что это?
То дар, доверенный тебе,
Который к Богу должен возвратиться.
Храни его! Храни душу ребенка в чистоте;
Пусть это будет зеркало без пятен.
Один лишь взгляд, одно лишь слово твоих уст –
И рана неисцельна тут как тут.
Храни же душу твоего ребенка в чистоте!

Когда мои хозяева вернулись, то Нина Алексеевна была очень удивлена тем, как выглядит Вилли. Она сказала, что не узнала бы его на улице. Сейчас он выглядел как ребенок, а сначала как старичок.

С этого времени многое изменилось в нашей жизни. Настал учебный год, и мы покинули татарскую деревню, и пошли с Вилли за руку 3 км до Мордовской деревни, где он пошел в школу, а я на работу, и где мы жили у тети Терезы. Вилли радостно шагал вприпрыжку по дороге туда и говорил, что ему так нравиться учиться, что он хотел бы учиться всю жизнь. В сентябре меня как-то вызвали в НКВД и сказали, что пришло разрешение забрать моего сына. Меня охватил сильный страх – обнаружилось, что мой сын давно уже был со мной, и что я ездила за ним без разрешения. Мне снова предстояло выдержать жестокую борьбу. Господь дал милость и силу. Он не позволил им грубо со мной обойтись. Скольких страхов можно было бы избежать, если бы разрешение пришло сразу.

Заботы о будущем, «что есть и во что одеваться», казались мне порой слишком тяжелыми. Но разве Господь не помогал мне чудесно до сих пор? Разве Он перестанет быть милостивым? Мое сердце часто доходило до отчаяния. Недалеко от нашего жилья был источник. Я часто ходила туда за водой и пела там:

«Хочу домой…», «Знает ли Иисус?» или вспоминала песню «Предай пути свои…». Когда я доходила до куплета:

Надейся, о, несчастная душа,
Надейся, уповай, не унывая…
Только дождись…

То я останавливалась и повторяла себе: «Только дождись» С новыми силами возвращалась я от «источника». От папы в эти годы мы получали письма редко, и все-таки мы знали друг о друге. Так прошел и год 1947. Начался 1948 год.

1948 год

В этом году должен был освобождаться наш папа, и мы с Вилли хотели переехать с ним в Караганду. Но человек предполагает, а Бог располагает. На мой день рождения (6 мая) в этом году тетя Мария Каспер подарила мне Библию. Я начала прилежно читать Слово Божие и осознала свое погибшее состояние. Согласно Евр: 4-6, для меня кажется, не возможно спасение. Я много молилась, но мира душевного не доставало. В октябре мы получили открытку от папы. Он был на пути в Сибирь с Севера, где он провел 10 лет. Теперь его сослали навечно в Сибирь. 17 марта у него произошло большое несчастие на работе. Он оказался зажатым между буферами локомотива и вагона, и правая нога его от колена и выше была раздавлена. С такой больной ногой он теперь прибыл в Сибирь, в деревню Чумаково, 60 км от железной дороги. Как глубоко взволновала нас эта печальная новость, ведь мы были не в состоянии чем-то помочь.

В ноябрьские праздники я охраняла большую строительную площадку. Там был покой от безумных празднований. Там, при слабом сумеречном свете, дала я волю своим слезам и молилась из глубины сердца Богу. Моя месячная зарплата была 250 рублей. Пуд картофеля стоил 150 руб. Много вязала по ночам. 9 ноября мы с Вилли послали 100 руб. папе, они пришли к нему, когда он сильно нуждался в них. Теперь папа и я начали хлопотать о том, чтобы нам воссоединиться. И здесь нужно было «только дождаться».

1949 год

В мае мы с Вили с радостью получили собственную комнату, т.е. одну комнату на нас и тетю Марию Каспер. Как приятно было иметь, наконец, собственную кровать и многое другое. В августе, когда я пришла однажды с работы, мне сообщили, что меня вызывают в НКВД. Сразу пошла туда и услышала радостную весть о том, что нам теперь можно поехать к папе. С 1-го сентября мне разрешили рассчитаться с работы. Когда это было сделано, я снова пошла туда и думала, что мне вручат письменное разрешение. Но однако ужаснулась я, когда мне сообщили, что нам можно ехать только «этапом», то есть через тюрьму. Нас доставят до станции и там посадят в вагон с заключенными. «Вам не надо бояться – через 4 дня вы будете у мужа». То, что наш папа вынес в течении 10 лет, разве не сможем мы потерпеть 4 дня? Так мы согласились предпринять эту поездку. 10 сентября Вилли прекратил ходить в школу, и мы каждый день ждали нашего отправления. Дядя Лёня заказал для меня фанерный чемодан и еще ящик. Чемодан закрывался на замок, и я очень была рада такому богатству. Я уложила туда все свои лучшие вещи, среди них вышитые салфетки, которыми я собиралась украсить нашу комнатку. В ящик я сложила зимние вещи, некоторые книги и свою немногочисленную посуду. В кастрюлю положили зеленые помидоры из нашего огородика. Хотелось угостить папу этими помидорами. И так, мы были готовы к отъезду.

18 сентября мы поехали снова на грузовике в сопровождении коменданта до станции Клявино. Это должно было быть в последний раз. Дядя Лёня и тетя Тереза с Люсей (1 год 11 месяцев) провожали нас. Вечером, примерно к заходу солнца пришел наш поезд. Мне стало страшно, когда я увидела его издалека. Но я еще не догадывалась, что нас ожидало. Чтобы сдать мой ящик в багаж, я купила детский билет. Так посоветовал мне комендант и утешал меня, что эта поездка почти ничего мне не будет стоить – какой обман. С чемоданом и сумкой с продуктами вошли мы в вагон. За нами закрыли засов, и вот уже мы, мать и ребенок, сидим за решеткой, и нас с любопытством осматривают и обсуждают вооруженные охранники. Поезд тронулся. Утром 19 мы прибыли в Уфу. Там многих заключенных начали вызывать, среди них и нас. Нас всех посадили в «черный ворон» и куда-то повезли. Ничего не было видно. Вдруг он затормозил. Нам нужно было с огромной скоростью выйти, и нас поведи в тюрьму. Вещи были обысканы, и у меня изъяли ножик. Нас поместили в женскую камеру, где шел разговор об убийствах. Вилли бросился на лежанку и горько заплакал…. В этот же день нас вывели оттуда. Надо было зайти снова в «черный ворон», и теперь нас повезли на станцию. Затем снова в поезд в том же порядке, но там мы уже сидели вместе с заключенными. Так мы доехали до Челябинска. Там мы перешли этапом с одного поезда на другой. Как ужасно было для меня то, что Вилли забрали здесь от меня и сунули к мужчинам. Я думала, что не переживу такое. Мой плач и просьбы не помогали… Затем ко мне подошли вооруженные охранники и приказали открыть мой чемодан. Когда я просила их не забирать мой чемодан, объясняя, что я еду к мужу и не являюсь заключенной, они только посмеялись над этим. Когда я открыла чемодан, они повыбрасывали из него все вещи. Когда дошли до вышитых салфеток, подняли их и сказали со смехом: «Смотрите, человек еще жить собирается». Затем они забрали чемодан, заявив с хохотом, что сготовят на нем себе завтрак. Как могла, я связала все свои вещи в платок, не желая ничего потерять. Вскоре я сильно заболела и одна немка фрау Вальбург Мюллер ухаживала за мной, как только могла. С благодарной любовью я вспоминаю её бедную… Так мы доехали до Новосибирска, и я думала, может быть здесь нас уже встретит папа. Был вечер. Меня и Вилли вызвали самыми последними и снова посадили в «черный ворон». Мы поехали далеко в город, или из города, не знаю – ничего не было видно. Вдруг машина остановилась, и мы вышли наружу. Нас отвели в большую тюрьму, в камеру смертников. Там мы просидели до утра и пережили то, что не возможно описать. Утром нас вызвали и снова «черным вороном» отвезли в другую тюрьму. Здесь мы встретились с теми, с кем ехали вместе поездом, в том числе с той немкой. Со многими другими сидели мы в одной камере. Нам разрешили быть с Вилли вместе. Каждый день нам можно было побыть немного на свежем воздухе во дворе. Однажды во время прогулки я встретила одного мужчину – немца с другой стороны забора, который сказал мне, что когда Вилли забирали от меня, он старался его, как мог, защитить. Я сразу поняла, что это был Господь, который заботился о нас в этих трудных обстоятельствах. Мы просидели там 12 дней. В последнее утро мы встретили там некую тетю Натхен Валл, милую знакомую нашу и родственницу с родины. Такая встреча в тюрьме – это особенная радость. Она прибыла сюда этапом накануне ночью…После обеда нас и несколько других заключенных вызвали на этап. Мы шли пешком до вокзала. Впереди, позади, по бокам – вооруженные люди с большими собаками. Все время быстрым шагом проходили мы по многим улицам. Если делались остановки, мы должны были встать на колени и смотреть вниз. Один раз я услышала с другой стороны улицы: «Вы смотрите – мальчик, а уже разбойник». Так что нас принимали за разбойников…. Когда мы дошли до вокзала, то и там нужно было еще постоять на коленях до прибытия поезда. Теперь мы ехали до Барабинска. Со станции снова в тюрьму. Было утро. Здесь было жутко и отвратительно: только тот, кто видел подобное, может это себе представить. Вилли снова оторвали от меня. Мне нужно было находиться в женской камере. Когда мне просунули в кормушку мой обед, я со слезами умоляла, чтоб мне разрешили пообедать с моим ребенком. И – о, чудо – нам позволили это. Мне разрешили выйти, мне навстречу шел Вилли. Рядом была углярка, там мы смогли сидеть на угле и съесть свой обед. Как мы были рады и благодарны, что могли снова быть вместе. Мы сидели тихо, обнявшись, в страхе, что нас снова могут разлучить. Так мы просидели на куче угля до вечера. Затем нас снова вызвали на этап. Я все время думаю, что вот наше путешествие должно закончиться, и папа встретит нас. Но нужно было снова в поезд. На этот раз здесь не было решеток, и мы могли свободно сидеть на лавках. Это был пригородный поезд. Мы ехали до Куйбышева (Каинск). Здесь нас снова отвели в тюрьму. К моему невыразимому ужасу нас снова хотели разлучить. Я закричала изо всех сил (при этом мы крепко обнялись), что я готова быть расстрелянной, сидеть в ужаснейшей камере, живой или мертвой, но с моим ребенком вместе… Так велик был мой ужас… Тогда нас оставили на короткое время одних. Вернувшись, они отвели нас в пустую камеру, где нам предстояло просидеть еще 12 дней. Здесь нас сильно мучили насекомые, паразиты и мы были совершенно изможденными. Каждый день с прогулкой глоток свежего воздуха подкреплял нас.

Однажды во время обеда двери тюремной камеры отворились, и нас спешно вызвали, нужно было быстро куда-то идти. У ворот нас и некоторых мужчин выстроили, и нужно было быстро идти по городу. Я едва успевала. Надо было еще и нести свои вещи. Чтобы не потерять всех из вида, Вилли должен был бегом их догнать, затем вернуться м помочь мне с вещами. Так мы дошли до избы-ночлега.

Утром рано на следующий день мы отправились в Чумаково сквозь болота, лес и степи, иногда через деревни. Нас – повозки с четырьмя заключенными и меня с Вилли сопровождали 2 охранника. Мне и Вилли разрешали большую часть пути сидеть на телеге, чему я была очень благодарна. В одной деревне мы переночевали, затем снова отправились в путь…

19 октября после обеда мы добрались до деревни Чумаково, где должен был находиться наш папа, которого мы не видели 11 лет, 3 месяца и 8 дней. Во дворе милиции мне сказали: «Теперь вы свободны, ищите своего мужа». Один папин знакомый находился там, он ремонтировал пристройку. Когда он спросил, кто я и услышал мое имя, то громко вскрикнул, схватившись за голову. Тут вышла маленькая девочка и предложила проводить нас туда, где работал папа. Вилли остался с вещами, а мы пошли. Это было не далеко. Когда мы пришли на лесопилку, девочка сказала, что этот дяденька работает здесь. Некоторое время я стояла, глядя на рабочих, и думала, нет, его здесь нет.

Вдруг кто-то выбегает из домика и кричит: «Лена!». Здесь мы обнялись и пошли сразу назад к Вилли, которого мы увидели уже издалека, бегущим к нам навстречу, прямо к папе в объятия с криком: «Папа!»…

После коротких переговоров с начальником милиции, папа отвел нас в свое жилище. Это было все-таки немного лучше тюрьмы. В маленькой кухне, где мы должны были теперь жить, жили еще многие другие. Но мы были наконец-то вместе, о чем мы так давно мечтали! В пределах деревни нам разрешалось свободно передвигаться.

На следующий день папа поехал на станцию за нашим ящиком, а мы с Вилли пошли в школу. Когда учителя увидели бедного мальчика с его матерью и узнали его происхождение, они все отказывались принять его в свой класс. Тогда директор приказал одной учительнице принять его. Нашим сердцам это было, однако, тяжело. Как нам людям все-таки тяжело бывает принять насмешки и издевки. Мы забываем Слово:

«Каждый согрешил, Иисус Христос же будучи Богом, унизил себя Сам и был послушен до смерти и смерти крестной. И это сделал Он из любви к нам, чтоб нас освободить от грехов и для всех сделать доступной блаженную вечность…». С глубоким стыдом должны мы сказать вместе с Писанием: «40 лет Ты терпел нас в пустыне!»

«Мы забываем Слово: «Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божием, не почитал хищением быть равным Богу, но уничижил Себя Самого, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. (Фил. 2, 5-8). И это сделал Он из любви к нам, чтоб нас освободить от грехов и для всех сделать доступной блаженную вечность. С глубоким стыдом должны мы вспомнить слова: «… и около сорока лет времени питал их в пустыне» (Деян. 13, 18).

Через два дня папа вернулся с ящиком. Все сохранилось хорошо вопреки ожиданиям, кроме помидоров, которые пришлось там же выбросить.

До Нового года нам пришлось дважды переехать. Рождество мы праздновали в крошечной комнатке, через которую должны были проходить хозяева дома. В основном мы были там одни. Тетя Августа Дридигер и тетя Лена Пеннер были нашими гостями. Мы вместе съели наш скудный ужин, за который были очень благодарны. Мы пели Рождественские песни и вспоминали прошлые времена. Думали и о том, как много дал нам Господь, ведь многим и это было недоступно.

Дорогие дети, у вас возникнет вопрос: «Таковы были 10 лет, которые пережила наша мама, а папа?». Вы читали книгу «Один день Ивана Денисыча». Таких дней у папы было 3745… .С этих пор наш жизненный путь был совместным. Так начался для нас 1950 год.

1950 год

4 марта мы праздновали совместно 45-летие папы. Не было гостей, и не было тортов и печенья, но мы были вместе. Вилли выучил к этому дню стихотворение. Мы жили тогда уже на четвертой квартире. Нам принадлежал совсем крохотный уголок.

Вскоре начиналась весна и с ней – новые надежды. Нам отмерили совсем небольшой строительный участок, где мы раскорчевали землю под огород. О, как радовалась ему мое сердце! В апреле Вилли тяжело заболел корью, некоторое время он не мог ходить в школу. В школе его уже очень полюбили, т.к. он хорошо учился. В это время мы уже жили в пятом месте. Здесь папа изготовил своими руками первую мебель – маленький шкаф для посуды, которому я очень радовалась. 20 мая мы поставили 4 столба, нарезали пласты и начали строить себе маленький дом. Каждый день после работы мы отдавали все силы стройке. Обычно днем Вилли нарезал лопатой пласты дерна, а мы по вечерам выкладывали из них стены. Когда настало лето, нам нужно было снова покинуть свое жилище. Теперь мы поселились в бане рядом с нашей стройкой. Когда хозяева топили баню, чтоб помыться, нам нужно было освобождать помещение от всех своих вещей. Иногда все промокало от дождя. Но мы должны были быть довольными и этим. Любое жилье стоило для нас 50 руб. в месяц. 17 июля наша земляная хижина была уже настолько готова, что мы с огромной радостью вселились в ней. Крыша была готова, стены оштукатурены. Три окошка и дверь были пока просто отверстиями. Погреб закрыли половыми досками и поставили на них кровать. И тогда мы запели от всего сердца: «Теперь возблагодарите все Бога». Мы тогда испытывали такое счастье, какого, возможно, царь во дворце не испытывал, - после многих лет скитаний. Наконец мы могли быть свободными от насекомых паразитов. Но на каждый день оставалось еще много работы.

9 августа в 3 часа утра у нас родился сыночек. Но Тому, кто Господин над жизнью и смертью, захотелось перенести нашего маленького Корнелиуса в небесное царство. Он не открыл свои глаза для этого злого и грешного мира. Тогда нам это было горько, хотелось удержать его – но Господь хотел через это обратиться серьезно. Папа и Вилли сколотили из досок маленький гробик, тетя Лена Пеннер красиво украсила его, были и цветочки. Папа помолился, и в тот же день его похоронили. Как рады мы сейчас, что у нас уже есть два маленьких небожителя у Господа. Они ждут нас. Скоро, скоро мы снова увидим их.

Затем мы продолжали работать, и к сентябрю наша хижина была готова. Окна, двери, печь, побелка, хороший пол из досок – и мне можно было украсить комнатку, с каким удовольствием я это сделала. Однажды я проснулась утром и посмотрела в окно – и сердце мое наполнилось радостным чувством: они мои – эти окна, я могу в них смотреть, могу их мыть, а когда днем еще и солнце засветило в них, то сердце мое запело: «У меня есть дом!», «У меня есть дом!» И тогда я вспомнила, как несколько лет тому назад сидела одна у источника и пела: «Хочу домой…». Как мы были теперь благодарны и рады. Мы хотели также, чтобы наш дом мог стать домом и для бездомных. Так вскоре у нас поселилась тетя Лена Пеннер с дочерью и внучкой до следующего лета. Затем они собирались построить себе такую же хижину. Там мы пережили зиму. После работы папа с верстаком, тетя Лена шила, Вилли учился в 7 классе. Бывали тяжелые часы, но они сменялись и радостными. Мы пели, читали Библию, молились – но полного мира душевного мне не доставало. Рождество мы праздновали еще и с тетей Августой Дридигер.

1951 год

Этой весной мы работали на нашем огороде: сажали картофель, овощи и немного мака. Мне было очень радостно видеть, как все хорошо всходило. В начале сентября тетя Лена Пеннер тоже переехала в собственную избушку. Теперь мы жили рядом друг с другом, но все-таки по отдельности. Радостно было выкапывать осенью свою собственную картошку. Как же позаботился Господь о детях своих.

18 октября в полдень у нас родился второй сыночек. Он закричал так сильно, как будто не хотел успокаиваться. Тогда медсестра запеленала его и положила около меня. Он затих. Когда он посмотрел на меня своими глазками, мне показалось, что я вижу сходство с моей мамочкой. Это обрадовало и утешило меня… Прошло совсем немного времени и у моего окна стоял Вилли и смотрел так радостно на своего братика. Он пожелал, чтоб его назвали Виктором. Когда папа забирал нас через неделю домой, Вилли вышел к нам навстречу, взял своего братика на руки и понес его в дом. Когда мы вошли в комнату, мы увидели картину, которая глубоко запечатлелась в нашей памяти. Вилли положил своего маленького братика на свою кровать, развернул его и стоял перед ним на коленях… Наш маленький Виктор хорошо развивался и рос, не смотря на скудное питание, к нашей общей радости. В этом году в Сочельник я была очень и очень печальна. Как уже я упоминала раньше, у меня был потерян мир с Богом. Сколько бы ни читала я Слово Божие, послание к Евреям 6, 1-8 звучало для меня как приговор. Мы молились вместе с папой, и он так старался меня утешить. Часто по вечерам я выходила из дома, смотрела на звездное небо, молила Бога о помиловании. Иногда в душе у меня водворялся божественный мир, то были чудные часы с моим Господом. Но затем искушения начинались опять. Тогда мы решили с папой, что я напишу письмо дяде Иоанну Фасту. Как хорошо я тогда понимала слова: « Ибо день и ночь тяготела надо мною рука Твоя» (Пс. 31-4).

1952 год

Когда Вилли после каникул пошел снова в школу, я уселась однажды писать это письмо. Господь благословил это…

Большую радость испытывала я от своего маленького ребенка, он так часто утешал меня. Папа и Вилли тоже радовались ему, и папа переставал постепенно походить на арестанта, а превращался в счастливого отца.

29 февраля вечером я получила ответ на свое письмо. В этот момент я сидела за столом с маленьким Витей на руках. Прочитав письмо, я положила моего ребенка и поспешила на улицу, где как уже много раз поднимала глаза к звездному небу. Тут я испытала то, что Савл испытал в Дамаске. Как будто с моих глаз упала пелена. Небо открылось для меня, как буд-то я слышала ангелов, как они ликуют. О благословенный час! Не знаю, как долго простояла я там… когда зашла домой, мы вместе с папой опустились на колени и от всего сердца поблагодарили Господа, которое великое сотворил для нас. В эту ночь мой малыш был очень беспокойным и мы оба не могли уснуть. Тогда я снова и снова пела:

Как хорошо ребенком Божьим быть,
Как хорошо грехи свои омыть…
И еще песню:
У ног Иисуса мое любимое место,
Там я хотел бы сидеть и слушать Слово Его…

С тех пор я пережила много бесценных часов с Господом: сколько утешения, радости, подкрепления, - все находила я теперь в Его Слове.

В апреле Вилли сильно заболел воспалением, его положили в больницу. Когда ему стало лучше, ему нужно было ехать в Куйбышев (60 км) на рентген. Он приехал с печальным известием, что у него больны легкие. Опять пошли заботы и тяжелые переживания. Господь и тут помог, благословил нас, папа стал больше зарабатывать, и мы смогли покупать то, что раньше нам было недоступно: топленое сало, масло, мед, яйца и молоко. К тому же на огороде поспело у нас много редиски, а позднее помидоры с 36 кустов столь много, что мы и не ожидали. Все это Господь благословил обильно. Когда осенью Вилли снова обследовался, его признали здоровым. Так он перешел в 9 класс. О, мой милый, милый Вилли, как много я всегда переживала о тебе!

1953 год

В начале этого года наш маленький Витя научился ходить. Это тоже было радостью. Вилли закончил 9-ый класс.

В летние каникулы он проработал два месяца и заработал себе на зимнее пальто. Как хорошо отпраздновали мы, хоть и тесным кругом, Сочельник, Рождество и Новый год.

Дядя Иоханнес Фаст прислал нам свои проповеди к праздникам, из которых мы почерпнули много благословения. Мы начали молиться о том, чтоб Господь привел нас снова к слышанию Слова Божия, ведь для Бога ничего невозможного нет. Однако мы не имели никакого представления о том, как это может произойти. Мы испытывали огромный голод и жажду после всех этих лет, жажду общения с детьми Божиими. Часто мне хотелось присоединиться к псалмопевцу: «Как лань желает к потоку воды, так желает душа моя к Тебе, Боже!» Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому. Когда приду и явлюсь пред лице Божие? Слезы мои были для меня хлебом день и ночь, когда говорили мне всякий день: «Где Бог твой?! Вспоминая об этом, изливаю душу мою, потому что я ходил в многолюдстве, вступая с ними в дом Божий со гласом радости и славословия празднующего сонма. Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога, ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего» (Пс. 41-2-6). Так мы вступили в новый 1954 год.

1954 год

В этом году закончил наш Вилли 10-ый класс. Куда теперь? У него было сильнейшее желание поехать в Томск, чтобы там поступить в университет. Как страшно, просто невозможно казалось это осуществить. Если б могла, я бы не отпустила его от себя, как тогда, в тюрьме. Однако мы согласились, так боялись помешать его счастью. В начале июля мы проводили нашего старшего сына, он отправился на чужбину. Мы помолились на прощанье и просили Господа покрыть его. Папа написал ему 1-ый псалом и просил его принять эти слова близко к сердцу.

Весной мы купили себе поросенка, первый раз за все эти тяжелые годы. Также вырастили четыре курочки и одного петуха. Виктор, которому теперь уже было два года и 10 месяцев пас поросенка и кормил курочек, это доставляло ему огромнейшую радость, и мы радовались вместе с ним. В этом году был также богатый урожай ягод в лесу.

С большим нетерпением ожидали письма от Вилли. Ему пришлось нелегко, но он сдал все экзамены один за другим, получив 4 пятерки, 2 четверки, только за последний экзамен получил тройку. Он был принят учиться, однако остался без стипендии. Снова появилось много забот. К тому же у него снова началось воспаление легких. Иногда мне казалось, что я этого не вынесу. Помню особенно одну ночь, я провела всю в слезах и молитве. Как бы мы обрадовались, если бы он вернулся домой. Но этому не суждено было случиться.

В это время мы получили известие от папиного племянника Абрама Фаста, которого папа знал ребенком, но ничего не слышал о нем с 1938 года. 22 ноября он приехал к нам в гости на одну неделю. Это было большой радостью для нас. 15 декабря мы зарезали нашего поросенка. С этого времени папа излечился от своей болезни, которой болел с лагерных времен.

22 декабря в половине седьмого утра родился наш Хайни. Сколько радости может принести такой маленький ребеночек, если принимаешь его как дар Божий. Когда медсестра положила мне моего сыночка на руки и я взглянула в его личико все в пятнышках – о, как я испугалась. «Наг и слаб, о, укрой меня! Я беспомощен, помилуй мя! Пред Тобой, Господь, не чист я, омой меня!» Когда мы 30–го (за день до кануна нового года) вернулись домой из больницы, я помыла его, одела и с умилением заботилась о нем. И его мы посвятили в душе своей Богу. Нашим самым сокровенным желанием было чтобы через наших троих сыновей прославлялся Господь. «Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? Но если бы она и забыла, то я не забуду тебя. Вот я начертал тебя на дланях моих… (Ис. 49-15,16). Дети наши, не сомневайтесь, что Господь начертал вас на дланях Своих! Он хочет вас сделать всегда и навечно святыми и блаженными, поэтому отдайтесь Ему!» «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни» (Откр. 2-10). Витя проводил это время у тети Лены Пеннер. Он тоже очень радовался своему братику и боялся, что кто-нибудь может прийти и снова забрать его. Тогда он сильно плакал.

1955 год

4 марта мы праздновали папино 50-летие. За день до этого к нам неожиданно приехал дядя Яша Фаст из Усть-Каменогорска. В нашей комнатке было полно гостей, среди них и русские. Вечером была предложена песня: «Скала спасения открылась мне». Раздалось мощное пение, какого мы уже давно не слышали. Мы провели благословенный вечер…

Летом у нас были еще гости. Сначала к нам приехали дядя Яша и тетя Мими из Караганды. Затем приехал наш Вилли и немного позже тетя Августа. Вилли не было дома целый год – поэтому радость свидания была велика. Вилли радовался также своим братикам. Хайни он увидел впервые семимесячным. Тетя Августа приехала со своей маленькой Ирмхен. Мы наслаждались пребыванием вместе. Когда они поехали домой, Вилли проводил их и гостил после этого еще некоторое время в Караганде.

Весной пришел еще новый этап ссыльных, среди них были и проповедники. Мы смогли приютить двух бездомных человек в нашем доме в комнатке, которую мы к тому времени пристроили. Теперь у нас всю зиму два раза в неделю проходили дома собрания. Один из этих двух братьев был особенно одаренным. Его звали Василий Алексеевич Милорадов. Особенно запомнились две проповеди, которое произвели на меня глубокое впечатление. Одна была на тему Иез. 37, 1-9 о том, как сухие кости по Слову Божию облеклись плотью и ожили. Как произошел шум и движение – какое это было чудо! Заблудшие бродили по пустыне, по немощенному пути и не находили города, где бы могли поселиться Голодные и жаждущие и души их изнемогали… Он послал Свое Слово и нас исцелил, чтоб мы не умерли. Мы будем благодарить Бога за Его доброту и чудеса, которые он творит с нами людьми.

Другая проповедь была на текст Лк. 15, 8-10 о том, как жена, потерявшая драхму, искала ее. Для этого ей обязательно нужно было зажечь свечу – это Слово Божие, которое просвещает сердце. Затем нужно было мести комнату и тщательно искать, пока не найдет.

1956 год

В феврале приехал на каникулы наш Вилли. Он тоже поприсутствовал на таком собрании. Наш маленький Витя мог уже прочитать наизусть 22 псалом. И когда он читал его, то Василий Алексеевич называл его маленьким проповедником. Наш маленький Хайни научился в эту зиму ходить. Вилли пофотографировал его первые шаги.

За день до своего отъезда Вилли отправил в Москву прошение об освобождении папы. Весной оба наши проповедники получили освобождение и поехали к себе домой. Со всех сторон можно было услышать, что подобные нам ссыльные получали освобождение. Как ничто на земле не может быть вечным, так и эта «вечность» подходила к концу. В эту зиму мы держали также уже корову и всю зиму пили свежее молоко. Это было для всех нас так хорошо…

В августе мы получили ответ из Москвы о папином освобождении и 10 лет ему «подарили», то есть он был оправдан. Нам разрешалось получить паспорта и чувствовать себя свободными гражданами…

В ноябре папу послали даже на три месяца в Новосибирск на курсы машиниста сельской электростанции. Мне пришлось остаться зимой одной с моими детишками и полным сараем скота. Мы держали корову, теленка, овечку, козу, уток и кур… Хайни было 2 года. Я очень радовалась моим детям. На Рождество я взяла своих мальчиков и повела их праздновать святой вечер у тети Лены Пеннер. Ирма и наш Витя были уже пятилетними и рассказывали стихи. Мы читали рождественскую проповедь дяди Йох. Фаста, пели песни и молились. Мы были душою с пастухами в Вифлиеме и поклонялись нашему Спасителю, родившемуся маленьким ребеночком из любви к нам. Мы поклонялись величию этой любви, открывшейся нам через Иисуса Христа.

Когда мы вернулись домой, я уложила своих детей спать и после этого украсила маленькую елочку и положила рядом с ней подарки. Как велика была радость в то рождественское утро! В это время у нас жил один престарелый человек по имени Леонард. Он очень страдал от астмы. Слово Божие он не желал слушать, это было так печально. Он был католиком. Так снова наступил для нас новый год.

1957 год

Папа чувствовал себя в Новосибирске прекрасно. С большой радостью он написал нам о том, что там он тоже мог посещать собрание, познакомился с верующими немцами. Многие обращались, особенно из молодежи. Такая свежая струя после стольких лет засухи… Как все-таки Господь любит людей. Он не хочет, чтоб кто-нибудь погиб. Как радовали меня эти известия.

В феврале приехал снова наш милый Вилли. Он уже учился на 3 курсе Однажды вечером перед сном, я помню, мы читали Фил. 2, 5-11. Когда мы уже легли в постель, я еще запела песню «Верь просто каждый день». О как я желала, чтоб Вилли это перенял… Назад Вилли поехал к папе и присутствовал там на его экзаменах. Папе больше не хотелось уже садиться за школьную скамью. В марте он вернулся домой с дипломом.

Якоб Фаст из Усть-Каменогорска снова написал нам о том, что нам нужно продать все хозяйство и переехать к ним. Если мы не сможем продать нашу хижину, тогда ее следует оставить и все равно приехать. Мы бы больше хотели поехать сразу в Караганду. Но так мы чувствовали себя материально не очень уверенно, а дядя Яша предлагал нам всяческую помощь, то мы решили в самом деле все продать и оставить место, где мы провели 8 лет совместно. Иногда нам было здесь тяжело, но часто мы испытывали также чудесную помощь свыше. Здесь Господь призывал нас ближе к Себе. Вскоре все было продано. Вилли приехал домой, чтоб нам помочь. В начале июля мы выехали. Папа, Вилли и все вещи – сразу к месту назначения, а я с двумя малышами на месяц в Караганду к моим сестрам. О как я радовалась, когда в первое воскресение там я смогла сидеть под кровом Слова Божия и принять участие в Вечере Господней первый раз за 24 года… Могли мы думать, что когда-нибудь еще будем слышать Слово Божие так открыто на нашем родном языке? Не было ли это ответом на наши молитвы и молитвы многих других чад Христовых? Да, нет ничего невозможного для Бога. Я смогла насладиться многими благословенными часами. Мы увиделись со многими нашими дорогими родными и друзьями после долгих и тяжелых лет. После одного из собраний мы поприветствовались с дядей Йоханом Фастом. Эта встреча была не без слез. Он в то воскресенье проповедовал на Пс. 73, 23-24. Время проходило слишком быстро. Как бы мне хотелось там остаться, но снова нужно было спускаться с небес на землю… В начале августа нам нужно было расставаться и ехать «домой». Так мы одним воскресным утром приехали в Усть-Каменогорск, который должен был теперь стать нам родиной. Как однако здесь все было по другому. К вечеру мне стало так тяжело, что я сказала папе, что здесь мы не останемся. Мы получили жилье в бараке на 20 семей, одну комнатку. Витя боялся там и часто кричал, плача: «Хочу домой, в Чумаково, в наш дом и наш садик!» Я плакала вместе с ним. Уже в сентябре оба ребенка заболели корью, а Хайни сразу после этого еще и воспалением легких. Ему не исполнилось еще и трех лет а он должен был лечь в больницу. Свой день рождения он встретил там – это было для меня невыносимо. Папа работал с утра и до ночи. Так мы дожили до года 1958.

1958 год

Мой маленький Хайни был часто тяжело болен. Мы посещали там собрание и присоединились к небольшой русской общине. Здесь мы пережили некоторые благословенные часы, но и много тяжелого. Как все эти годы мы скучали по родным и любимым в Караганде, по слышанию Слова Божия на родном языке, как хотелось познакомить наших детей со своими людьми. Здесь, казалось, они могут зачахнуть.

1959 год

В январе я сильно заболела воспалением легких, и мне пришлось лечь на месяц в больницу. Дома настало тяжелое время. Папа должен был уходить на работу и запирал детей одних дома. Тогда они были предоставлены сами себе. Когда мне можно было вернуться домой, к нам приехал Вилли. И когда мы вечером собрались на молитву, чтоб поблагодарить Бога, меня обрадовало твердое слово «аминь» из уст Вилли. Он учился теперь уже на последнем курсе. Перед ним стоял вопрос – что делать дальше? Мы советовали ему руководствоваться Словом Божием: Предай Господу дела твои, и предприятия твои совершатся. Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его» (Пр. 16, 3-9). Он решил поступить в аспирантуру и учиться еще три года.

В начале июня я поехала с Хайни в Караганду на серебреную свадьбу дяди Яши и тети Мими. Снова мы пережили прекрасное, благословенное, но слишком краткое время с моими сестрами и многими знакомыми. Также мы встретились там после почти 10 лет с тетей Терезой. Летом Вилли приехал домой, на этот раз с дипломом. Он также съездил на короткое время в Караганду, затем вскоре вернулся и 1-го сентября проводил своего братика Виктора в школу в первый класс. Он оказался прилежным учеником. Мы молились Господу, чтоб Он сохранил наших детей от всякого зла.

1960 год

20 марта мы праздновали нашу серебряную свадьбу в очень узком кругу. Мы могли, как когда-то Самуил, поднять камень и сказать: «До сего места помог нам Господь» (1Цар. 7, 12). Как мы обрадовались, когда за два дня до этого рано утром мы встретили наших гостей: Вилли, 3 моих сестер и дядю Йоханнеса Фаста – это было чудесно! То был прекрасный день. Хотя, как я уже сказала, нас было мало, мы получили неожиданно иного поздравлений и пожеланий со всех сторон. Дядя Йоханнес произнес праздничную речь на текст Втор. 33, 27: «Прибежище (твое) Бог древний, и (ты) под мышцами древними». Действительно, эти древние руки несли нас до сих пор. Он остается верен своим обетам: «Никто не вырвет их из моих рук» И когда нужда была выше, то помощь Его была ближе. Ему и Его водительству доверялись мы и дальше, Тому, Кто сказал: «Се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28, 20).

Летом папа взял впервые за 25 лет отпуск и устроил с Витей поездку: Кулунда, Караганда, Алма-Ата, Талды-Курган. Везде он навещал дорогих наших родственников. В Алма-Ате он сильно простудился, что слег в постель. Сильные боли в ногах – полиартрит. Когда они вернулись домой, мы встречали их на вокзале. Папа шел на костылях. Однако вскоре наступило улучшение, и он снова смог пойти на работу. На Рождество снова сильно заболел Хайни, воспаление легких. Папа остался с ним дома, а мы с Витей поехали на праздничное собрание перед Рождеством в доме у немецкой семьи Лёвинс. Там Витя рассказал рождественское стихотворение, которое растрогало до слез дядю Яшу…. Когда мы вернулись домой, мой маленький Хайни лежал с высокой температурой, был очень болен. Я легла рядом с ним, а папа приготовил рождественский стол. Каким чудесным сюрпризом оказалась на утро гитара на столе. С огромной радостью пели мы в эти праздничные дни прекрасные рождественские песни с дядей Яшей и тетей Катей. Они тоже радовались с нами.

1961 год

В конце января нам пришлось расстаться на четыре месяца с нашим маленьким Хайни. Его послали с другими детьми на курорт в Боровое. Очень тяжело было нам с ним разлучиться. Нам говорили, что иначе нельзя, ему нужно обязательно на курорт. Может быть, наше упование на Бога тогда ослабело. В апреле в нашем бараке начался капитальный ремонт, и мы переехали на месяц к Якову Фасту. После ремонта мы получили две комнаты, т.е. комнату и кухню, отдельный вход и маленький кусочек земли под нашими окнами. Это было прекрасно. В конце мая мне нужно было поехать забрать своего ребенка домой. Когда я приехала на станцию Боровое, то вспомнила, как 15 лет назад тоже ехала за своим ребенком и застряла здесь. Теперь, однако, я ехала за своим ребенком как свободный человек… Оттуда мы поехали снова в Караганду и прогостили там недели две. Когда мы вернулись домой, ремонт был почти закончен, и у нас было очень хорошее жилье. Хайни хорошо отдохнул. Летом снова приехал к нам и Вилли.

1962 год

Весной Хайни начал жаловаться на боли в левой ноге. После обследования врачи поставили диагноз «туберкулез костей» и сказали, что он должен лечь в больницу на три года.

Больница была в трех часах езды на поезде от нас. Снова много скорбей нам пришлось пережить. Мы молились и плакали не столько о его телесном здоровье, сколько о его душе. Когда я была там с ним и видела, как его от меня увозят, у меня разрывалось сердце. И так, мне приходилось возвращаться домой без Хайни… Мы старались каждый месяц навещать его, читали тогда ему небольшие рассказы и разговаривали с ним. К сожалению, мое здоровье тогда ослабело, часто я не могла ехать, а ехал папа. Однажды он взял с собой Витю, который окончил к тому времени третий класс. Летом снова приехал Вилли домой и тоже был один раз у Хайни. Вилли закончил тогда уже аспирантуру, остался жить в Томске, и работал там в Университете математиком. Хайни начал там, на больничном ложе свой первый класс. Крепко привязанный к постели в шести местах, он начал учиться читать и писать.

1963 год

В последние дни марта я впервые поехала в Томск к моему Вилли. В пути у меня впервые поднялось высокое давление, были очень сильные головные боли. В Томске на вокзале Вилли встретил меня у самых дверей поезда со словами: «Мама, второй раз ты приехала ко мне». Примерно 10 дней провела я у него и почти все это время проболела. Сердцу моему часто было очень тяжело видеть, в каком окружении живет мой Вилли. Бог знает это. Когда я поехала домой, Вилли проводил меня до Барнаула. Мой добрый мальчик, он хотел бы нести свою мать на руках… В Барнауле он посадил меня на другой поезд. Мне пришлось обещать ему, что я не выйду в Шемонаихе, где был Хайни, а поеду прямо домой, и я послушалась…

1 июня нам можно было забрать Хайни домой после того, как он провел в больнице ровно год. О как велика была наша радость, как все-таки Господь услышал наши молитвы! Ему воздали мы нашу сердечную благодарность и хвалу… Однако, врагу удалось посеять злые семена в детском сердце. Наш ребенок не хотел принимать участие в молитве и слушать Библейские истории. Тогда мы снова вознесли горячие молитвы к Богу, который слышит прошение своих детей. Так проходило время до осени. Однажды мы читали историю о том, как Иосифа продали братья, и мой Хайни заплакал и попросил прочесть ему все сначала. Теперь он все хотел слушать. С тех пор он стал прилежным учеником воскресной школы.

1964 год

Особых событий не вспоминается. Летом приезжали мои сестры т. Мими и т. Августа с маленьким Вилли. Наш Вилли тоже приезжал домой, и мы были очень рады побыть все вместе. Затем Вилли слетал со своими братьями на короткое время еще в Караганду.

В этом году (это был последний год в Усть-Каменогорске) мы праздновали Рождественский сочельник у нас дома. Была полная комната гостей. Приехали тетя Агата Пеннер и Талита с ее маленьким Эдиком из Талды-Кургана. Мы с Витей и Хайни рассказали рождественскую истороию в вопросах и ответах после того, как мы все вместе спели песню: «Хвала святой любви Отца, пославшей в мир страдать Христа», Витя рассказал еще стихотворение «Нет здесь места, нет здесь места», а Хайни – о маленьком Карле и Ироде. В заключение мы прочли проповедь д. Йоханнеса Фаста и вместе помолились. Мы вновь как будто побывали с пастухами в Вифлиеме и увидели великое чудо, как сын Божий стал человеком из любви к нам. Обильно благословленные разошлись все по домам. Талита провела у нас время до Нового года. Папа сильно заболел в Новогодний сочельник. Витя и Хайни пошли спать, Талита и я встречали Новый год – в молитве.

1965 год

Когда мы поднялись с молитвы, я приветствовала ее словами:

Не бойся ничего,

Защитник верным дан.

Когда Иисус с нами в ладье,

Не страшен ураган.

В начале февраля папа поехал первый раз в Томск к нашему Вилли, а я работала на его месте в это время. Кажется, 21 февраля мы получили от Вилли письмо о том, что у него есть невеста, и он просит нашего родительского благословения на брак. Эта новость была для нас совершенно неожиданной, к тому же его невесту мы не знали. Свадьбу они назначили на 17 марта, день нашей свадьбы. Мы послали им письменно наше поздравление к свадьбе и пожелали им Слова из Исаии 48: 18 «О, если бы ты внимал заповедям Моим! Тогда мир твой был бы как река, и правда твоя – как волны морские». Наше самое сердечное желание было видеть наших детей счастливыми. Мы знали по опыту, что истинное счастье и настоящая радость были толь во Христе Иисусе, поэтому просим мы и вас, дорогие дети: Не ищите счастья в мире, только напрасно утомитесь.

4 марта мы праздновали папино 60-летие. На работе ему готовили большую неприятность. Но, как уже часто бывало (в том числе и в нашей жизни), люди замышляют зло, а Бог оборачивает это добром. Оказалось, что папа мог уйти на пенсию гораздо раньше, чем мы ожидали. За 10 дней папа оказался на пенсии. О! как мы были благодарны нашему Небесному Отцу за Его заботу, за то, что Он так чудно вел нас до сих пор.

Ему доверились мы и далее. Теперь мое сердце стремилось поскорее познакомиться с нашей новой дочерью. Так в начале июня я поехала поездом в Томск. В Барнауле мне нужно было делать пересадку, и там меня встретил у поезда мой Вилли. Я очень обрадовалась, увидев его. Затем мы уже вместе поехали дальше. В Томске нас встретила Нина. После сердечных приветствий, мы с Ниной поехали домой, а Вилли сразу направился на работу в университет, где его уже ждали. Я провела примерно 10 дней у своих детей. Нинина мама тоже приехала сюда, и мы немного познакомились с ней. После моего отъезда Вилли и Нина отправились в экспедицию. После экспедиции они на короткое время приехали к нам в гости. Незадолго перед этим у нас гостила Тоня из Караганды. Наша величайшая мечта была теперь переехать в Караганду. Очень хотелось жить рядом со своим народом и слышать Слово Божие на родном языке. Об этом молились мы уже несколько лет, и, казалось, время для переезда пришло. Это означало много хлопот. Средств на покупку дома нам не хватало. Но мы сказали сами себе: «Ищите прежде Царства Божия, и это все приложится вам». Теперь нужно было претворить это в жизнь и уповать на Бога. Как часто молитвой нашей были слова: «Укажи мне, Господи, путь, по которому мне идти, ибо к Тебе возношу я душу мою» (Пс. 142, 8)

К тому же мы получили приветствие от тети Лены Вайер: «Вот Я повелеваю тебе: будь тверд и мужествен, не страшись и не ужасайся; ибо с тобой Господь Бог твой везде, куда не пойдешь» (Ис. Нав. 9,1). Это приветствие как будто с неба пришло к нам, и мы смело начали паковаться. 6 октября все вещи были упакованы и отправлены. 9 дня того же месяца мы вылетели из Усть-Каменогорска после того, как прожили там немного более 8 лет.

В субботу, в тот же день, мы прибыли в Караганду к моим сестрам. В воскресенье мы все были на собрании. С понедельника мы принялись искать жилище, хотя бы временное, хотя бы землянку, - такой у нас был настрой. Когда я через несколько лет зашла к т. Лене В., она приветствовала меня словами: «Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13, 14)…

Господь позаботился о нас больше, чем мы ожидали. Так мы были рады, что смогли купить этот домик, который оказался нам по средствам. Когда 19 октября прибыли наши вещи, мы сразу распаковали их здесь и вселились сюда. Какими богатыми чувствовали мы себя, несмотря на некоторые недостатки. Теперь мы живем здесь уже почти 10 лет. От всего сердца присоединяемся мы к словам 106 псалма: «Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его! Так да скажут избавленные Господом, которых избавил Он от руки врага, и собрал от стран, от востока и запада, от севера и моря. Они блуждали в пустыне по безлюдному пути и не находили населенного города, терпели голод и жажду; душа их истаевала в них. Но воззвали к Господу в скорби своей, и ОН избавил их от бедствий их, и повел их прямым путем, чтобы они шли к населенному городу. Да славят Господа за милость Его и за чудные дела Его для сынов человеческих: ибо Он насытил душу жаждущую и душу алчущую исполнил благами…»

Странники мы здесь на земле, об этом свидетельствуют и наши 40 лет, но мы радуемся, что Господь приготовил нам Отчизну на небесах, где мы будем прибывать с Ним вечно. … Однако мы еще не достигли конца.

1966 год

3 июня родилась наша первая внученька и была названа Еленой. Как мы все радовались, а моя радость была, пожалуй, двойной. Летом они прожили некоторое время у нас.

Первая внучка Лена гостит в Караганде.

1967 год

7 сентября родился первый внук Михаил. В 1969, 1970, 1971 и 1972 годах наши внуки проводили лето с нами. Мы очень радовались им и очень полюбили друг друга. Лена охотно учила песни и слушала истории о Господе. Как это было хорошо!

1968 год

В начале сентября было заложено здание нашего молитвенного дома. Теперь каждый день много трудились и молились. 15 декабря он был благословлен для богослужений. Много хвалы и благодарения возносилось из уст детей Божиих к небу. Да Господь великое сотворил нам, и мы были счастливы. Уже на следующий год нашего пребывания здесь в Караганде Виктор и Хайни сознательно обратились к Господу и захотели быть Его детьми. Они приняли крещение и заключили с Богом завет доброй совести. Это произошло 3 июля 1971 г. Здесь обрели мы много друзей, с которыми стремились мы к одной цели – к небесной отчизне.

1974 год

31 января родилась у нас еще одна внучка – маленькая Анна. Этот ребенок доставил нам также много радости. Мы с Витей ездили на одну неделю к ним в гости. И в нашем домике мы получали много благословений: «От Бога Отца твоего, и от Всемогущего, который благословит тебя благословениями небесными свыше и благословениями бездны, лежащей долу… « (Быт. 49, 25).

Еще один богато благословленный день пережили мы в этом году, о котором я не могу умолчать, - это 6 мая мое 60-летие. Много дорогих друзей пришли к нам и приняли участие в празднике. Я чувствовала себя, окруженной любовью, и сердце мое переполнялось хвалой и благодарением. «Благослови, Душе моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его».

Дорогие любимые дети и внуки, мне хотелось бы закончить это повествование словами псалмопевца (Пс. 70, 7-8 и 17, 18): «Для многих я был как бы дивом, но Ты – твердая моя надежда. Да исполнятся уста мои хвалою, (чтобы мне воспевать славу Твою), всякий день великолепие Твое…Боже! Ты наставлял меня от юности моей, и до ныне я возвещаю чудеса Твои. И до старости, и до седины не оставь меня, Боже, доколе не возвещу силы Твоей роду сему и всем грядущим могущества Твоего» и еще Пс. 89,10: «Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим»…

Мы движемся домой, к Отцу,
Кто знает, может уже завтра.

Конец.

Конец! Благословенно это слово.
В конце нам ясно станет все,
Что непонятно было в этой темноте.
В конце взойдет заря над тьмою
И возвестит Господень день во всей его красе.
Конец! Какое радостное слово
Усталый кормчий долгожданный видит брег.
Здесь он обнимется с Отцом
И в отчем доме сокровища достанет, что берег.
Конец! Как сладко это слово.
Тому, кто много лет влачился в кандалах,
Теперь же, как свободное дитя,
Вдыхает аромат свободы.
Конец! Как утешительно звучит это больному,
Который так давно вздыхал: «Когда же конец?»
Но вот не чувствует он больше боли,
И ангел уж несет ему венец.
Конец! Любезно это слово для верного раба,
Не знавшего покоя, и работавшего Господину своему,
Как если б был он сыном…
Вот замирает колокольный звон, свою награду получает он.
Конец! Конец! В конце мы все поймем,
Что не понятно было здесь, в земной юдоли.
В конце взойдет заря над темнотой,
И воссияет день Господень на века!