Отрывок из воспоминаний моего отца Бориса Галицкого, отбывавшего наказание в лагерях 5 лет (1947 - 1951) по статье за спекуляцию. Папа строил МГУ.
Борис Абрамович Галицкий
Указ от 7 августа 1932 г. «7-8-10» +5
Кроме так называемой элиты, самой образованной части заключенных, осужденных по 58 статье, были несколько человек, осужденных по указу от 7 августа 32 года, так называемая экономическая контрреволюция. Я знал Куфермана, я уже говорил, что это был очень яркий, артистичный старичок. Он участвовал в дуэтах, пел песни соло, и его очень любили в лагере, но он не работал на общих работах, он, пожалуй, и не питался лагерной пищей, ему все время приносили. А был он дневальным в юрте. И как-то сказал мне, что уже на протяжение многих лет из него выколачивают золото, требуют, чтобы он сдал, и он несколько раз уже сдавал, а продолжали требовать: "Давай еще".
По этому указу давали обычно десять лет, так и называли в лагере "7-8-10", седьмое августа, десять лет - десять лет тюрьмы и пять лет лишения избирательных прав, десять - по заднице и пять - по рогам.
Кондеранда Володя
Кондеранда Володя - красивый, высокий, средних лет мужчина, белорус, с хорошими, красивыми усами, улыбающийся, добродушный, был участником самодеятельности и одновременно был бригадиром. Он мне говорил, что тюрьма его спасла. Он был заведующим зерноскладом или элеватором. Он говорил: "Я спился совершенно. Ко мне приезжали, и я выдавал им зерно целыми машинами за какие-нибудь несколько бутылок водки. А попался я на ерунде и за эту мелочь получил срок небольшой". В тюрьме он не пьянствовал, хотя там тоже была возможность. Можно было попросить кого-нибудь из охраны, и за особую плату они приносили.
Девушки – указ – «5 лет»
Основной состав хора и солистов - это были молодые девушки, осужденные по указу от 41 года. По этому указу давали пять лет за то, что после окончания ремесленного училища или ФЗУ некоторые девчонки не ехали туда, куда их направляли, а бежали к себе в деревню, но там их ловили и давали им пять лет сроку.
Ажимина Мария Ивановна, 17 лет ей было, у нее хороший голос был, сопрано. А потом постепенно под руководством Анатолия Ивановича она приобрела навыки правильного пения и стала исполнять со сцены сольные номера: "Помню, я еще молодушка была", "Не шей ты мне, матушка, красный сарафан". Участвовала в хореографической группе Паламарюк Шура - то же самое, по этой же статье, за то, что не уехала, куда хотело руководство. Это молдаванка была - Георгициан Лена.
«Медвежатник» Саша
Были и настоящие убийцы, преступники. По-моему, это была 136 статья. Был один, который в воровском мире считался медвежатником, т.е. он залезал и грабил квартиры. Если он залезал в квартиру и там был мужчина, то достаточно ему было показать этому мужчине нож, чтобы он молчал, но если там оказывалась женщина, то она начинала пищать, кричать. И он женщин убивал, таким образом он убил восемь женщин.
Он очень любил волейбол, и он такие мячи брал: казалось, мяч уже до земли долетает, а он бросается и подбирает его. Оказывается, он был не только хорошим волейболистом, а еще очень хорошим вратарем, и Хомич, когда-то знаменитый наш вратарь, который защищал ворота нашей команды во время игры в Англии, когда она победила, был его товарищем. А в Англии Хомича прозвали "тигром".
За эти самые восемь убийств Сашу приговорили к расстрелу, он сидел в камере смертников, и там он сошел с ума. Прошло больше двух лет, и, когда он наконец опомнился, ему сказали, что он уже сидит в тюрьме два года и восемь месяцев, и ему заменили смертную казнь на десять лет. Если ему что-то не нравилось, ему казалось, что кто-то его обидел, он разгонялся и со всей силы ударялся головой об стенку или об дерево и лежал без сознания. В лагере ему поручили быть кочегаром и банщиком. Он любил вечером приходить на репетицию, садился на корточки где-нибудь в уголке и сидел, пока хор репетировал, потом солисты, никогда не мешал, не вмешивался, а потом, когда все заканчивалось, уходил к себе.
Часто он приходил ко мне в КВЧ и говорил: "Хочешь, я тебе приготовил офицерскую баню". Там была баня для всех, грязноватая, а для офицерского состава - кафель белый, ухоженная, чистенькая, и я мог ночью пойти, отказывать я ему не хотел, и он мне там устраивал баню. Он приручил голубя и кормил его, голубь улетал и потом снова прилетал. А там была еще и кошка, и однажды ему показалось, а может не показалось, что кошка очень хищно посмотрела на этого голубя. Он взял эту кошку, открыл топку и кинул ее туда, в горящие угли. Она довольно долго металась по всей топке.
«Убийцы» женщины (аборты)
Были в лагере и женщины-убийцы. Это были жертвы сталинского мудрого руководства. В войну миллионы солдат погибли: за каждого убитого немецкого солдата советская армия теряла семь-восемь своих. Я уже рассказывал, как дядя Миша, мой брат, воевал, когда кидали в волну за волной на вооруженный, хорошо укрепленный берег Миуса моряков без артиллерийской подготовки, и они гибли, а назавтра шли новые вперед. Так вот, чтобы восполнить потери, были запрещены аборты, причем так: если аборты делались в поздний срок, то женщину уже обвиняли в убийстве. Сажали в тюрьму и медиков, которые делали это, причем не только в поздние сроки, а за любой аборт, но уже по другой статье, шли в тюрьму.
Бескровный – убийца
Убивали друг друга и в лагере. Иногда приходил ко мне в КВЧ худой мальчик, совсем измученный. Я спросил, почему он так плохо выглядит. Он говорит: "Меня все время мучает один заключенный, отнимает у меня все, что только можно". Фамилия этого мальчика была Бескровный. На территории был туалет, так он зашел туда, подкараулил, когда его мучитель находился там, и рубанул его прямо по голове топором.
Борьба с Кремневым
Большим объектом руководил Кремнев, прораб, он сидел по статье 58.10. Высокий, здоровый человек, он был вообще борцом-профессионалом, но во время войны он получил ранение в живот, и у него долго-долго не заживал свищ за животе, он с этим свищом так и попал в тюрьму. Когда я попал в оздоровительное подразделение ОП, я там отъелся и почувствовал большую силу. Как-то мы стояли около домика, где репетировали. И вот Анатолий Иванович, этот Кремнев и еще кто-то стали говорить, что Борис стал сильный: "Ну-ка, поборитесь". Но я против него был вообще ничто. И прямо там договорились так: я буду лежать на земле, а он будет стараться повернуть меня на лопатки. Он сказал, что не может по-другому сейчас бороться. Он меня пытался повернуть, я выкручивался, страшно напрягался, в конце концов борьба так и закончилась ничем, но после этого я долго-долго болел. Видно, от большого напряжения у меня началась изжога и еще что-то, в общем, надорвался я здорово. Как говорится, молодой был и дурной.
Смерть прораба Кремнева
Этот прораб кого-то из воров заставлял работать, а кончилось тем, что во время обеденного перерыва Кремнев лежал на траве и дремал. Подошел к нему этот самый вор и рубанул его по голове топором.
Убийцы Топорков и Кочетков
Рассказали мне свою историю еще двое убийц: один - Топорков, а другой - Кочетков. Топорков был из Западной Украины, и он был председателем колхоза. А Кочетков был любителем-охотником, он часто отправлялся со своей собакой на охоту. И оба они попали в тюрьму за убийство, превысили необходимую меру самозащиты. Я расскажу о них попозже.
200 м пошивочного материала
Сидели там люди за мелкие кражи. Например, одну осудили за кражу 200 м пошивочного материала - это катушка ниток 200 м. Другую посадили за то, что она собрала на уже убранном поле свеклы 8 кг свеклы. Другого осудили за то, что он взял кирпичи на пожарище, это было на Западной Украине. Он говорил, что там сгорел попивский дом и он взял кирпичи попивского дома. А он не знал, что это уже не попивский дом, а господарный, т.е. государственный. Утром как-то я с ним встретился, а он мне говорит: "Дарма робишь?" Я не понял, а он говорит: "Правда кажешь". "Дарма робишь" - это значит, бесплатно работаешь.
Наумова, Чернецкая В.И.
За мелкие кражи я помню осужденных Наумову и Чернецкую Валентину Ивановну. Я помню ее адрес: Крым, Джанкой, Огородная 25.
За кражу личного имущества давали срок год, карманная кража, а за кражу мелкую государственной собственности давали самое меньшее два года. Много давали за конскую кражу, поэтому была такая хохма: меняю конскую кражу на карманную.
Стал я юристом
Ко мне в КВЧ стали приходить люди с просьбами, чтобы я помог им освободиться из лагеря. Почему-то считали, что у меня легкая рука. В лагере был адвокат, пожилой уже человек, он писал жалобы, прошения о помиловании. Ему было безразлично, что писать, он не требовал даже приговора, но за каждую такую работу он получал три рубля. Сидел он в этом лагере уже давно, написал очень много различных бумаг, но пошла про него молва, что он ничем не может помочь, никого не освободили, никому не уменьшили срок. Вот тогда-то почему-то решили, что у меня рука легкая.
И у меня началась новая жизнь, появилось новое занятие - юридического направления. Но я предупредил, что буду только в том случае заниматься, если принесете приговор.
Освободили Наумову
Принесла приговор Наумова, девочке лет 17 было. Я прочитал, в чем ее обвинили, за что она получила срок. После ФЗУ она работала на какой-то фабрике по изготовлению клеенки, а жила в общежитии на первом этаже. Окна были ничем не завешены, и девочкам было неудобно, что ходят по улице прохожие и видят все, что в этой комнате происходит. Она на этой фабрике отрезала несколько кусков клеенки по размеру окон и спрятала под одежду четыре занавесочки, пришла и повесила на два окна общежития. Конечно, сразу же появились доносчики, что она украла, и ей дали срок, тем более что это кража государственной собственности.
Я написал прошение о помиловании на имя Шверника, Калинин к тому времени уже умер, еще в 46 году. В этом прошении я указывал, что, конечно, я не должна была воровать, зачем мне надо было брать эту клеенку, когда можно было взять несколько газет и повесить на окно. Потом она писала Швернику: "Я оставила бы эту клеенку в общежитии, если бы я уезжала куда-то, мне она домой не нужна была".
Прошло несколько месяцев, и вот она приходит и плачет: "Меня освобождают, вы написали тогда, и мне теперь можно уйти из лагеря". И дает мне три рубля. Я сказал: "Что ты? Я не возьму никаких денег, я рад, что ты освобождаешься".
Освободили Чернецкую В.И.
Вот тогда ко мне пришла Чернецкая Валентина Ивановна, женщина уже пожилая, больше сорока лет, из Крыма. Прочитал я ее бумагу: ее посадили за то, что она ночью набрала 8 кг свеклы на колхозном поле, якобы уже убранном. Но суд не считал оправданием то, что поле уже было убрано колхозом, и дали ей 6 или 7 лет, а дома у нее остался отец 72 лет, уже очень слабый, и двое детей: мальчик лет 12 и девочка шестилетняя, а муж погиб на фронте. Мальчик - инвалид, он подорвался на мине, и у него был потерян глаз и искалечены руки, а девочка совсем маленькая. Они там бедствовали, голодали, ходили по чужим домам побираться.
Я сказал Валентине Ивановне, что я напишу письмо от имени ее отца: "Я же предупреждал дочку, чтобы она не ходила на это поле и не воровала, что будет беда, что ее поймают, мы как-нибудь проживем и без этих походов ночью. Вот теперь ее забрали, она там в лагере получает паек хлеба, суп, кашу, а мы тут вообще пропадаем. Мне уже умирать пора, на кого же я оставлю этих сирот, пусть она забирает к себе детей, я больше не могу их кормить: мальчик искалеченный, девочка совсем маленькая, они ходят по домам, нищенствуют, но у людей у самих ничего нет, и они очень мало чего приносят". Она принесла мне конверт с маркой, и я написал адрес: Крым, Джанкой, Огородная, 25, Чернецкая Валентина Ивановна. И этот конверт я вложил в другой конверт, где было написано: Москва, Верховный Совет, Швернику. И ее помиловали. Она пришла ко мне, принесла немного сахара, масла в благодарность за то, что я для нее сделал. А сама она была неплохо устроена - она была помощником повара в лагерной кухне.
«Мешок кирпичей»
Следующим моим пациентом оказался украинец с Западной Украины, которого посадили за то, что он в тачке унес мешок кирпичей с пожарища, с господарного дома. Он думал, попивский дом, а это был уже государственный дом, дома самого не было. Я написал, он послал, и ему пришел отказ.
«Известно, что материя на дороге не валяется»
На общих работах был один молодой парень, Яковенко. Он ходил в военной шинели, был какой-то тихий, забитый, но все знали, что у него великолепный почерк. И когда надо было что-то красиво написать: то ли официальную бумагу, то ли заметку в стенгазету окончательно, всегда обращались к нему, и он очень красиво все писал. Яковенко попросил меня тоже помочь ему. Я прочитал его приговор, там было сказано, что он нес рулон материи под полой шинели по железнодорожным путям. Его остановили, и он объяснял, что нашел этот материал на железной дороге. Однако в приговоре было сказано: "Утверждение обвиняемого, что он нашел этот материал на железнодорожных путях, не может приниматься во внимание, потому что известно, что материал на железнодорожных путях не валяется". Яковенко говорил, что он нес этот материал, чтобы отдать его в отделение милиции, а оказалось, что он прошел мимо отделения милиции. Он говорил, что не знал об этом отделении, а нес в другое отделение, но это тоже не оправдание было. Скорее всего, кто-то украл при разгрузке и выбросил рулон материала под вагон, чтобы потом забрать, а Яковенко увидел. Так как он был военнослужащий, то его судил военный суд, и его тоже не помиловали.
Председатель Топорков
Пришел ко мне Топорков, маленького роста - полтора метра, не больше. Он был председателем колхоза. Он мне рассказал, что у него дома осталась семья и четверо детей, что им тяжело живется. В колхозе была группа бездельников, которые не хотели работать. В этой группе была одна девчонка. И вот однажды из райкома пришла разнарядка: послать на лесозаготовки одного человека. Топорков взял да и послал эту девчонку. Однажды он возвращался из правления домой, шел по улице, а навстречу ему шла эта компания. Когда они увидели Топоркова, они перегородили ему дорогу. Он еще до них не дошел, но понял, что сейчас будет беда. Он прыгнул через забор и по чужим огородам кинулся к себе домой, а они за ним. Он подбежал к своей хате, схватился за ручку двери, потянул, дверь открылась, а в это время ему кто-то ударил по спине или камнем, или гирей, он не знает, но он успел вскочить в избу, подбежал к стене около окна, схватил заряженное охотничье ружье, направил на них и говорит: "У меня детей целая куча, я убью того, кто сейчас переступит порог". Кто-то переступил, он выстрелил, и насмерть. Суд признал, что он превысил необходимую меру самозащиты, потому что неизвестно было, хотят они убивать его или не хотят. Он не мог точно знать, что они его будут убивать, поэтому не должен был стрелять.
Охотник Кочетков
Попросил меня помочь другой убийца, Кочетков, любитель охоты. Он возвращался с охоты, с ним была его собака. У него были враждебные отношения с какой-то группой молодых людей. Они где-то в поле встретились и напали на него, и стали избивать, повалили на землю и били его. А спасала его собака, которая сверху рвала то одного, то другого. И вдруг он слышит: "Ножик, ножик возьми". И тут он вспомнил, что у него самого ножик. Он вытащил этот нож и давай пороть того, кто был на нем. И зарезал, убил. Опять - превысил необходимую меру самозащиты. Он говорит: "Ладно, пусть я ее превысил, но я хоть живой. А так бы они меня там зарезали".
Спаситель жеребца
Ветеринар из Пятигорска Петраков - у него другая была история. Он был контужен на фронте, вернулся опять после войны в свой колхоз. Однажды в жаркий летний день он сел верхом на племенного жеребца и поехал в Пятигорск. По дороге оттуда он выпил немножко водки, у него закружилась голова, и ему показалось, что за ним погоня и у него хотят отнять коня. Он погнал коня, скакал-скакал, а потом соскочил с него, потянул какую-то калитку, зашел во двор - никого нет. Прошел по двору до дома, открыл дверь в комнату - тоже никого нет. Он зашел в комнату, ведя за собой коня, и закрыл за собой дверь. Сел у окна, а повод на руке намотан, и уснул. Проснулся оттого, что милиция за ним пришла. Оказалось, что пришла хозяйка, открыла дверь и видит: у нее в квартире стоит конь, а у окна спит человек. Она позвала милицию, свидетелей, и его осудили за хулиганство. Он говорил, что хотел спасти коня от кражи, а ему отвечали: "Ничего подобного, ты просто хулиган. Кто это заводит коня в жилую квартиру?". Так что из полутора тысяч заключенных этого лагеря мне удалось освободить только двоих: Наумову и Чернецкую.