Бенешевич Людмила Фаддеевна

Страна потеряла миллионы жизней, жизней молодых, ярких, талантливых. Но сотни тысяч погибали в «мирное» время, когда не было войн, когда, в очередной раз, налаживалось разрушенное хозяйство. Временем большого террора против собственного народа названы тридцатые годы, пиком которых стал 1937 год.

Чья злая воля задумала этот дьявольский план? Кому нужно было запугать людей, сломить их, уничтожить и вместо великого и гордого народа получить послушное и управляемое население? Невосполнимы потери, колосья под серпом твоим…

Особенно сильно репрессии коснулись представителей старых классов, гуманитарной науки и интеллигенции.

Владимир Николаевич Бенешевич – одна из самых крупных и трагических фигур в истории отечественного византиноведения. Начав свою научную деятельность на рубеже XIX–XX вв., он уже в 1910-е годы считался одним из лучших знатоков рукописных собраний Европы, Ближнего Востока и Синая. Признанием его трудов стало избрание в европейские академии наук и научные общества: с 1912 г. Бенешевич почётный доктор права Афинского Национального университета, с 1914 г. – член-корреспондент Страсбургской АН, с 1927 г. – почётный член Афинского Общества византиноведения и член-корреспондент Баварской АН в Мюнхене, с 1929 г. – член-корреспондент Прусской АН в Берлине. В 1925 г. он был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, а в 1928 г. – выдвинут в действительные члены Академии наук по кафедре византиноведения. Однако ни мировая известность, ни научные заслуги не защитили ни его, ни его семью от жесточайших репрессий; напротив, эта известность во многом стала причиной его гибели. Его авторитет, имя и даже родственные связи были использованы в комбинациях политических процессов, а его неумение и нежелание проявлять гибкость и казаться иным, чем он был, предрешили его судьбу.

Владимир Николаевич Бенешевич родился 9/21 августа 1874 г. в небольшом городке Друя Дисненского уезда Виленской губернии. Его отец, Бенешевич Николай Иванович, был почётным гражданином и окончил службу в должности судебного пристава Ковенского окружного суда, а мать, урождённая Виторская Александра Августовна, дочь дьячка, занималась домом. Жалованье отца было скромным, и с детских лет Бенешевич был знаком с трудом. В одной из своих автобиографий, незадолго до последнего ареста, он писал: «С глубоким благоговением и с гордостью вспоминаю, что родители мои сделали всё для моего образования, несмотря на скудость своих средств: мать сама и полы мыла, и бельё стирала, и всю семью обшивала, и я впоследствии, уже будучи профессором, с особенным волнением смотрел на её обезображенные работой руки. Отец мой, человек чрезвычайно одарённый, прошёл только 6 классов Виленской 1-й гимназии и затем отдан был своим отцом на службу в канцелярию; он ценил образование и сделал все, чтобы я и мой брат получили его».

После окончания в 1897 г. с дипломом 1-й степени юридического факультета Петербургского университета Бенешевич был оставлен при кафедре церковного права для приготовления к профессорскому званию и командирован в Германию для усовершенствования в науках. В течение нескольких лет он опубликовал ряд работ по истории, археологии, истории права и литературы Византии. В 1905 г. Бенешевич защитил магистерскую, а в 1914 г. – докторскую диссертацию «Синагога в 50 титулах и другие юридические сборники Иоанна Схоластика», где впервые за всё время изучения этих сборников привлек и проработал весь сохранившийся материал. Обе диссертации были удостоены Уваровской премии.

В течение 10 лет (1901–1908, 1911, 1912 гг.) он участвовал в археографических экспедициях по древним религиозным центрам Афона, Синая, Египта, Греции, Малой Азии, Палестины; получил доступ к рукописным монастырским собраниям. Прекрасные филологические способности и знание языков (древнегреческого, латинского, немецкого, французского, английского, итальянского, польского, чешского, болгарского, сербского, новогреческого, сирийского, древнегрузинского и древнеармянского) помогали Бенешевичу в его исследованиях. За годы своих научных путешествий он ознакомился с библиотеками Парижа, Вены, Берлина, Лейпцига, Мюнхена, Рима, Милана, Венеции, Флоренции, Неаполя, Афин, Константинополя, Александрии, Каира, Иерусалима, практически всей Европы и Ближнего Востока, за исключением Англии и Испании. Главным предметом его изучения были греческие рукописи наряду с латинскими, славянскими, грузинскими и сирийскими. Скопировав и описав огромный рукописный материал, Бенешевич поставил перед собой грандиозную задачу по воссозданию истории греко-римского права, особенно в части происхождения и собирания древнейших источников, получивших каноническое значение в церкви.

В одной из поездок по Греции и Синайскому полуострову он познакомился с дочерью известного профессора классической филологии Петербургского университета Ф. Ф. Зелинского Аматой-Людмилой. В 1909 г. они поженились. Через год у них родился сын Никита, а в декабре 1911 г. – близнецы Дмитрий и Георгий. Владимир Николаевич был счастлив в браке и с нежностью относился к своей семье. Новые заботы и обязанности не стали помехой для его творчества, наоборот, в лице Аматы-Людмилы, он приобрёл друга, единомышленника и квалифицированного помощника.

Деятельность В. Н. Бенешевича была широка и многообразна. Он активно участвовал в работе Русского Археологического института в Константинополе, Российского Палестинского общества; был одним из создателей и редакторов таких изданий, как «Христианский Восток», «Русский исторический журнал», «Наука в России» и другие. Однако основным местом службы для него стал Петербургский университет, где он с 1905 г. по 1921/22 г. последовательно был приват-доцентом, экстраординарным и ординарным профессором на историческом и юридическом факультетах. Кроме того Бенешевич преподавал в Александровском лицее, в Духовной Академии, на Высших Женских Бестужевских курсах и на Женских курсах Н. П. Раева, в Военно-Юридической академии.

Февральскую революцию 1917 г., как и большинство представителей либерально настроенной интеллигенции, Бенешевич принял с энтузиазмом. Его знания в области канонического права и тот высокий авторитет, которым он обладал в Грузии как издатель «Четвероевангелия в древнем грузинском переводе по рукописям 913 и 995 годов», были вскоре востребованы Временным правительством. Весной Бенешевич был направлен в Тифлис для выяснения ситуации, сложившейся в связи с объявленной автокефалией грузинской церкви. В июне 1917 г., не добившись особых результатов, он вернулся в Петроград для участия в работе Предсоборного Совещания и как его член перешёл в состав Всероссийского Церковного собора, проходившего в Москве с августа 1917 по сентябрь 1918 гг. Бенешевич был избран одним из секретарей и принимал участие в подготовке ряда документов, а также изданных в Москве в 1918 г. «Деяний Священного Собора Православной Российской Церкви» (Кн. 1–9).

Почти всю зиму 1917/1918 г. Владимир Николаевич провёл в Москве, изредка выбираясь в Петроград. Летом 1918 г. он вырвался к жене, которая с тремя маленькими детьми находилась в Тамбовской губернии, пытаясь как-то спастись там от голода и хаоса. В деревне старший сын Никита заразился дизентерией и умер. Владимир Николаевич, подавленный обрушившимся на них горем, сам заболел сыпным тифом, осложнившимся перитонитом, и чудом выжил. В 1919 г. семья вернулась в Петроград.

В эти годы жизнь Бенешевичей складывалась очень сложно. Не считая тех лишений и невзгод, которые коснулись практически каждого, Владимир Николаевич был лишён возможности заниматься византинистикой и историей церковного права, которые были выведены из учебных программ. В 1921 г. он был уволен из числа профессоров университета, а в 1923 г. – из Правового исследовательского института при университете, который был закрыт. В 1922 г. Бенешевич был арестован по «делу церковников» за сопротивление изъятию церковных ценностей, но судом оправдан и после окончания следствия отпущен.

Годом раньше, вместе с дочерью Вероникой, покинул Россию отец Людмилы Фаддеевны профессор Зелинский. Он уговаривал Бенешевичей поехать вместе с ним, но они не решились. Они надеялись на перемены к лучшему.

Людмила Фаддеевна поступила на работу учительницей и воспитательницей в детскую колонию и школу «Замостье», а Владимир Николаевич – в Академию материальной культуры. В 1924 г. он был приглашён в Публичную библиотеку её директором академиком Николаем Яковлевичем Марром, хорошо знавшим Бенешевича и бывшим крёстным отцом его первенца. С тех пор хранение и изучение греческих рукописей Публичной библиотеки стало основным делом его жизни до самых последних дней.

В 1926 г. в Публичную библиотеку пришла и Людмила Фаддеевна, занимавшаяся ранее переводами на дому. Она поступила на Высшие курсы библиотековедения при Публичной библиотеке, чтобы приобрести специальность, а затем работу.

Летом 1927 г. Владимир Николаевич, к тому времени член-корреспондент АН СССР, учёный секретарь Русско-Византийской комиссии, член Баварской, Берлинской и Страсбургской академий побывал по заданию Академии наук и Публичной библиотеки в заграничной командировке. Командировкой предусматривалось посещение Германии и Франции, но, уже будучи за границей, Бенешевич добился визы в Италию, в Ватикан. Он побывал в городе своей юности Вильно, навестил старых знакомых, две недели провёл у своего тестя в Варшаве, работал в библиотеках Берлина, Лейпцига, Мюнхена, Парижа, Рима. Он был допущен к работе в Ватиканской библиотеке, богатейшем и труднодоступном хранилище уникальных рукописей. Общение с коллегами, новые знакомства и возможности вдохнули в него энергию и надежду. Перед отъездом в Россию он получил предложение от Баварской и Прусской академий напечатать его большой труд об Иоанне Схоластике.

Зима 1927/28 гг. прошла в трудах, а летом Бенешевичи позволили себе роскошь – провести вместе лето.

В ноябре 1928 г. Владимир Николаевич был арестован. На этот раз вспомнилось всё: и дело церковников, и знакомство с ксёндзом Уссасом, представителем польской стороны по выполнению решений Рижского договора о возврате Польше книг и рукописей, через которого Бенешевич пробо­вал переправить в Польшу библиотеку своего тестя Ф. Ф. Зелинского, оставшуюся в Ленинграде. У Бенешевича были произведены обыски дома и на рабочем месте в Публичной библиотеке; сроки содержания под стражей неоднократно продлевались. Следствие длилось несколько месяцев и всеми силами пыталось добиться от него признаний в антисоветской и шпионской деятельности. В печати появились ядовитые выпады, направленные против «буржуазных» учёных, в том числе и Бенешевича. В защиту чести мужа выступила его жена.

16 февраля 1929 г. она направила письмо следователю Рудовскому: «Уважаемый товарищ следователь, в № 32 Ленинградской Правды от 8/II с. г. напечатан фельетон за подписью Тур, озаглавленный «Под куполом Академии». В этом фельетоне приведены сведения о моём муже профессоре В. Н. Бенешевиче, являющиеся в большей своей части плодом фантазии автора. Я, к сожалению, не имею возможности опровергнуть вымысел гр-на Тура в печати, а с другой стороны опасаюсь, что Вы придадите ему какое-нибудь значение, могущее повлиять на ход следствия. Считаю нужным поэтому изложить истинную суть дела. В. Н. Бенешевич летом 1927 г. действительно ездил в заграничную командировку, был и в Риме, где около месяца работал над рукописями Ватиканской Библиотеки. Никакой аудиенции у папы он не имел, туфли не целовал и разговоров о социализации женщин, ни каких бы то ни было других не вёл. В Иерусалиме и у Иерусалимского патриарха В. Н. был, но не в 1927 г., как о том повествует Тур, а в 1910 г. Тогда же им получен орден гроба Господня, что впрочем являлось отнюдь не редким знаком отличия. Оставляю в стороне детали про верблюдов, широкополую шляпу и войлочные туфли, – гр-ну Туру, конечно, неведомы способы передвижения и условия климата на Востоке. Поражает его сообщение о том, что В. Н. „выкрикивает протесты против выборов марксистов в академики“. Не будучи ни академиком, ни членом избирательной Комиссии, В. Н. не имел случая высказываться по вопросу о выборах. Где же он мог „выкрикивать протесты?“ Разве что в Камере Д.П.З., где он томится с 25-го ноября? Надеюсь, что приведённые мною факты будут приняты Вами во внимание. Людмила Бенешевич». Это письмо чрезвычайно характерно для Людмилы Фаддеевны, женщины необычайного мужества и силы духа.

С ходатайствами об освобождении Бенешевича к советским властям обратились всемирно известные учёные – Фритьоф Нансен и Альберт Эйнштейн, но их обращения не имели результата. В июне 1929 г. В. Н. Бенешевич был осуждён и сослан в Соловецкий лагерь особого назначения сроком на 3 года.

Оставшись одна, живя в постоянном нервном напряжении, Людмила Фаддеевна стала главным кормильцем семьи, занимаясь переводами, уроками, печатанием на машинке. С лета 1929 г. она начала работать научно-техническим сотрудником в V филиале Публичной библиотеки – Доме Плеханова, разбирала архив А. А. Дмитриевского, позже описанный Владимиром Николаевичем, а также инвентаризацией и каталогизацией книг. Работа была временная. В феврале 1930 г. Людмила Фаддеевна обратилась с просьбой предоставить ей штатное место в библиотеке. Она писала, что у неё на иждивении два сына, что она остро нуждается в заработке, что хорошо знает иностранные языки. 18 апреля 1930 г. она была арестована в собственной квартире как «член подпольной контрреволюционной организации», а на следующий день уволена из библиотеки по сокращению штатов. Людмилу Фаддеевну несколько раз вызывали на допросы, где расспрашивали о зарубежных связях мужа. Не добившись от неё полезных сведений, её освободили 14 июля, взяв подписку о невыезде. К этому времени Владимир Николаевич был возвращён из лагеря в Ленинград и привлечён к делу Академии наук в качестве одного из главных действующих лиц. В подготовленном органами НКВД политическом процессе о заговоре учёных против существующего режима с целью восстановления монархии Бенешевичу отводилась роль претендента на пост министра вероисповеданий в правительстве, возглавляемом академиком С. Ф. Платоновым. Его фигура очень удачно вписывалась в сценарий: связи за рубежом, большой авторитет в научных и церковных кругах, «компрометирующие» знакомства.

Бенешевич был объявлен агентом Ватикана, польской и немецкой разведки. По заключению чекистов, он все шпионские сведения под видом научных статей отправлял в немецкий журнал «Византийская хроника». Для своей преступной деятельности он якобы привлекал родных – брата Дмитрия, горного инженера, технического директора Днепропетровского НИИ чёрной металлургии, сыновей Георгия и Дмитрия, и жену. По приговору Коллегии ОГПУ от 8 августа 1931 г. Владимир Николаевич был осуждён к 5 годам в Ухто-Печорский лагерь. Его брат, Дмитрий Николаевич, был приговорён к высылке в отдаленные места СССР сроком на 5 лет; сыновья также были высланы из Ленинграда. Для дачи свидетельских показаний была вызвана и Людмила Фаддеевна, которая была задержана, обвинена в антисоветской и религиозной пропаганде, в активном содействии своему мужу и осуждена по ст. 58-11 на 5 лет в Беломоро-Балтийский исправительно-трудовой лагерь с конфискацией имущества.

В марте 1933 г. В. Н. Бенешевич был досрочно освобождён. Он вернулся в разорённый дом, точнее в оставленную семье комнату в коммунальной квартире. Во время конфискации имущества были изъяты не только материальные ценности, но испорчены и уничтожены плоды его многолетних трудов – наброски и черновики работ, подготовительные материалы, выписки, огромный фонд скопированных рукописей, сочтённых шифрованными посланиями.

Резко повзрослевшие сыновья рассказали о невозможности учиться, о своих работах. А сделано было ими за эти годы удивительно много. Творческое начало, унаследованное и по отцовской, и по материнской линии проявилось чрезвычайно разнообразно. Георгий в 1931/32 гг. участвовал в экспедиции на Крайнем Севере по исследованию пастбищ северных оленей, организованной Управлением мелиорации и торфа при Севкрайземуправлении, работал препаратором на Станции защиты растений. За это время им было написано более 10 статей и работ по геоботанике. В 1931 г. он отправил в Университет письмо с просьбой разрешить учиться заочно. Дмитрий, талантливый художник, проявил незаурядные способности в области теоретической физики, электродинамики и электротехники. Две его работы, написанные в соавторстве с В. К. Фредериксом и Г. П. Михайловым, были опубликованы в журнале «Доклады АН СССР» за 1935 г.

Сразу же по возвращении Владимир Николаевич начал хлопоты по смягчению участи жены. Он добился личного свидания, которое состоялось в апреле 1933 г. в Медвежьей Горе. Времени, отпущенного на свидание, было так мало, что Людмила Фаддеевна обратилась к начальнику лагеря с просьбой продлить ещё на 5 суток представленное ей личное свидание с мужем, т. к. за столь долгую разлуку «мне... никак не наговориться» с ним. Свидание продлили.

Ещё раньше за Людмилу Фаддеевну ходатайствовал В. Д. Бонч-Бруевич, который просил ускорить её освобождение и дать возможность жить в Ленинграде. В феврале 1934 г. Людмила Фаддеевна была досрочно освобождена и 17 числа вернулась домой. Вновь они все собрались под одной крышей – Людмила Фаддеевна, Владимир Николаевич, сыновья Дмитрий и Георгий, и близкий им родной человек Дмитрий Николаевич Бенешевич, деливший с ними не только кров, но и судьбу. Они не знали своего будущего. Им было отпущено три года.

Одновременно В. Н. Бенешевич и Ф. Ф. Зелинский предприняли усилия для выезда Людмилы Фаддеевны в Польшу. Все заботы взяла на себя уполномоченная Политического Красного Креста в СССР Екатерина Пешкова. Весной 1934 г. было получено разрешение на въезд в Польшу, а на выезд из СССР нет. Людмила Фаддеевна просила ускорить выдачу документов, т. к. срок визы истекал. Старый Фаддей Францевич одну за другой слал телеграммы: «Когда выезд Ждём Беспокоимся». Но, видимо, было не суждено. Поездка в Польшу не состоялась.

Нужно было как-то налаживать жизнь, поправлять здоровье. Сыновья учились и работали. В 1936 г. они закончили физический факультет Ленинградского университета. Георгий работал в Гос. Радиевом институте и принимал непосредственное участие в работах над дроблением атомного ядра. Дмитрий занимался молекулярной физикой, имел ряд печатных работ в области наращивания кристаллов, в частности сегнетовой соли. Владимир Николаевич вернулся к работе в Публичной библиотеке и возобновил преподавание в Университете, где читал историю Византийской империи (с 1934 г. история Византии была вновь введена как элемент исторического образования). Людмила Фаддеевна устроилась регистратором в поликлинику неподалёку от дома и продолжала помогать мужу в его работе.

В мае 1937 г. в Мюнхене вышел долгожданный для Бенешевича 1-й том «Joannis Scholastici synagoga L titulorum ceteraque ejusdem opera juridica», плод его многолетних трудов. Не предчувствуя катастрофы, автор подарил по одному экземпляру Университету и Академии наук и получил в ответ благодарственные слова. Но очень скоро факт этой публикации был представлен как враждебный и чуть ли не профашистский поступок, и судьба учёного была решена.

5 сентября 1937 г. были арестованы сыновья Бенешевича, Дмитрий и Георгий, а 16 сентября – брат Дмитрий Николаевич. 10 октября состоялось заседание кафедры средних веков ЛГУ, на котором Владимир Николаевич был отстранён от профессуры. На другой день он подал в дирекцию ГПБ прошение об увольнении. Он писал, что болен, что ликвидирует свою научную работу и уедет из Ленинграда. 26 октября в «Известиях» появилась заметка о предательстве учёного, издавшего труд в фашистской Германии. В ней писалось, что издание книги в фашистской Германии является тяжким преступлением против советской власти и что исходя из этого президиум Академии наук решил применить к Бенешевичу статью 24-ю Устава Академии наук СССР о лишении его звания члена-корреспондента. Понимал ли Бенешевич, что обречён, что стал невольным виновником страшной судьбы сыновей? Думаю, что да. 27 ноября Владимир Николаевич Бенешевич был арестован, вновь обвинён в шпионаже и приговорён к высшей мере наказания. 27 января 1938 г. приговор был приведён в исполнение. Ещё раньше, в октябре 1937 г., меньше чем через месяц после ареста, был расстрелян сын Дмитрий, в декабре – Георгий, в марте 1938 г. – брат Дмитрий Николаевич.

Оставшаяся одна Людмила Фаддеевна в течение многих лет тщетно предпринимала попытки узнать что-либо о судьбе мужа и сыновей, пока после 1956 г. не получила свидетельств об их смерти с фальсифицированными датами и справок о посмертной реабилитации «за отсутствием состава преступления». Живя на нищенскую зарплату лаборанта кафедры иностранных языков Педиатрического института, она приводила в порядок оставшиеся бумаги, составила библиографию трудов В. Н. Бене­шевича, подготовила к передаче в Академию наук его архив. До последних дней она так не узнала страшной правды. Умерла Людмила Фаддеевна 3 февраля 1967 г.

Людмила Борисовна Вольфцун, С.-Петербург

Бенешевич Людмила (Амата) Фаддеевна

(21.12.1888, Петербург — 3.02.1967, Ленинград), в ПБ 1928—30.

Родилась в семье проф. классич. филологии Петерб. ун-та Ф. Ф. Зелинского. Нач. образование получила дома. В 1905 окончила первой ученицей гимназию училища при лютеранской церкви Св. Анны в Петербурге, где приобрела великолепное знание яз. и навыки стенографии. В том же году выдержала испытание на право быть домашней учительницей.
После окончания гимназии поступила в муз. школу проф. И. А. Боровки, к-рую окончила в 1911 по классу фортепиано, а в 1906 — на классич. отд-ние ист.-филол. фак. Высших жен. курсов. В мае 1909 вышла замуж за историка-византиниста, проф. В. Н. Бенешевича. По семейным обстоятельствам в 1910 прервала обучение на курсах. Маленькие дети и семейные обязанности отнимали почти все время, но Б. помогала мужу в его работе — переводила, конспектировала, стенографировала.
В 1918 находилась с детьми в Тамбов. губ. По возвращении в Петроград с мая по окт. 1920 работала воспитательницей и учительницей в труд. колонии и школе 1-й ступени "Замостье" Петрогр. губ. После закрытия школы переводила с иностр. яз. на дому.
В 1926 поступила на ВКБ ПБ. Характеризуя ее работу в Рус. фонде, где Б. проходила практику, Н. Д. Игнатьев (см. т. 1) отмечал "серьезный интерес и тщательность исполнения", а А. И. Малеин, проводивший практ. занятия по описанию инкунабулов,— хорошее знание лат. и особенно старонем. яз. Из-за болезни одного из сыновей и "вследствие резко ухудшившихся условий <…> личной жизни (необходимость добывать средства к существованию семьи и нести всю домашнюю работу)" была вынуждена просить дать отсрочку для выполнения работ, необходимых для окончания курсов. Ухудшение условий жизни было связано с повторным арестом мужа (1928). Еще до окончания ВКБ с 1 июля 1929 была зачислена науч.-техн. сотр. в V фил. ПБ (Дом Плеханова). Занималась инвентаризацией и каталогизацией кн., а также разбором арх. А. А. Дмитриевского, к-рый впоследствии был описан В. Н. Бенешевичем. Поскольку работа эта была врем., в февр. 1930 она обратилась в бюро связи при ВКБ с просьбой предоставить пост. место в Б-ке. 18 апр. 1930 была арестована, а на след. день уволена из ПБ по сокр. штатов. После освобождения 14 июля 1930 с подпиской о невыезде устроилась б-рем в Ботанич. ин-т АН СССР, где проработала до нового ареста в февр. 1931. Второй арест был связан с привлечением мужа по "Академическому делу". Б. была обвинена в антисов. и религ. пропаганде, в активном содействии своему мужу, осуждена по ст. 58 п. 11 на 5 лет с конфискацией имущества и отправлена в Беломоро-Балтийский исправит.-труд. лагерь. Сыновья были высланы из Ленинграда. В лагере была направлена в Центр. техн. б-ку Общих лагерей ОГПУ в Вегеракше б-рем-переводчиком. Кроме того работала в муз.-концерт. кружке аккомпаниатором, исполнителем, киноиллюстратором, переписывала ноты.
В февр. 1934, благодаря хлопотам мужа, вернувшегося в Ленинград, и В. Д. Бонч-Бруевича, условно освобождена. В. Н. Бенешевичем и ее отцом, Ф. Ф. Зелинским, в 1922 эмигрировавшим в Польшу, были предприняты усилия для ее выезда в Польшу, однако выезд не состоялся.
5 сент. 1937 были арестованы сыновья (Дмитрий — лаборант Ин-та радиоприема и акустики и Георгий — лаборант Радиевого ин-та), 16 сент. 1937 — брат В. Н. Бенешевича, Дмитрий (техн. дир. Днепропетровского НИИ черной металлургии), 27 нояб. 1937 арестовали В. Н. Бенешевича. Все они были обвинены в шпионаже и приговорены к высшей мере наказания. В течение нескольких месяцев приговор был приведен в исполнение.
Не зная ничего об их участи, Б. начала поиски. Писала в разл. инстанции, пытаясь узнать их судьбу. Ответа не получила. К этому времени (1938—40) (по др. данным — с 1935) работала в поликлинике Облпромсоюзкасс, несколько мес. (февр.—апр. 1940) б-рем ВИР, с 18 апр. 1940 — б-рем Ленингр. педиатр. ин-та. Всю войну пробыла в Ленинграде. Работала в б-ке по разборке и описанию иностр. фонда. С 1942 начала преподавать лат. яз., а с авг. 1947 была зачислена преп. на каф. лат. яз. Принимала участие в науч. и метод. работе каф. В 1949 участвовала в порученной Медгизом работе по рецензированию рукоп. учебника лат. яз., присланных на объвленный Медгизом конкурс. В 1950 сделала докл. на тему "Э. Стертевант в свете советской критики", в 1951 — докл. "Практика проведения домашних письменных работ по латинскому языку". В 1951, несмотря на великолепное знание лат. и целого ряда новых яз. (нем., фр., англ., итал., польск.), была отстранена от преп. работы из-за отсутствия диплома о высшем образовании. Будучи совершенно одинокой, не имеющей пенсии, обратилась с просьбой предоставить ей какую-нибудь лаборантскую или канц. работу. Лишь благодаря вмешательству акад. Е. В. Тарле, писавшему о ней как о человеке, снискавшем "себе глубочайшее почтение своими разносторонними филологическими познаниями, своей добросовестностью, своими высокими интеллектуальными и моральными качествами", Б. не была уволена, и с 1 сент. 1951 переведена на должность ст. лаборанта каф. иностр. яз. Она вела делопроизводство каф., распечатывала на машинке учеб. тексты и материалы, участвовала в проверке иностр. кн. фондов б-ки ин-та, занималась иностр. яз. со студентами 3-го и 4-го курсов, консультировала проф., ассист., врачей по переводу спец. лит. на англ., нем., фр. и лат. яз., выполняла переводы. С 1 июля 1957 ушла на пенсию.
В 1955 подала прошение о пересмотре дела мужа и сыновей. В авг. 1958 получила ответ, что постановления в отношении всех членов семьи Бенешевичей подлежат отмене, а дела — прекращению "за отсутствием состава преступления". Посл. годы жизни она приводила в порядок оставшиеся бумаги, подготовила их к передаче в арх. АН СССР, составила библиогр. тр. В. Н. Бенешевича.
Лит.: Академическое дело 1929—1931 гг. СПб., 1993. Вып. 1; Вольфцун Л. Б. Amata mea // Звезда. 1997. № 4; Брачев В. С. "Дело историков" 1929—1932 гг. СПб., 1997.
Арх.: Арх. РНБ. Ф. 10/1; Ф. 10/5; Ф. 16; ПФА РАН. Ф. 192, оп. 3, д. 110, 196; Арх. Педиатр. ин-та. Л. д.
Иконогр.: Арх. РНБ. Ф. 10/1; Арх. Педиатр. ин-та. Л. д.; ПФА РАН. Ф. 192, оп. 3, д. 201.