Сохранено 2586626 имен
Поддержать проект

Рогозин Павел: Рука к потомкам.

Мой дедушка Давид Розмарин

Был фабрикантом в Каунасе. Он владел фабриками , магазинами и домами. В 1915 году царское правительство России выселило евреев Прибалтики во внутренние районы страны. Дедушка с семьёй (женой и четырьмя сыновьями) оказались в Екатеринославе, куда он перевёз часть своего имущества. В Екатеринославе дедушка построил еврейскую больницу на улице Философская, которая обслуживала всё население города, открыл шоколадную фабрику и ряд магазинов, в том числе известный старожилам города гастроном Розмарина на углу проспекта Карла Маркса и улицы Горького. Функционируют и сейчас больница и шоколадная фабрика, как Днепропетровская кондитерская фабрика. Видимо, из-за этого дед был избран гласным в Екатеринославскую городскую думу.

Мой дедушка Даввид Розмарин с братом

После того, как в 1918 году Литва получила независимость, вся семья дедушки Давида (за исключением моего отца, который участвовал в Гражданской войне) возвратилась в Каунас, где дед продолжил свою деятельность. В тридцатые годы в Харьков из Литвы приезжал один из братьев папы (не помню его имени) и пробыл у нас несколько дней, что припомнили папе это событие в 1937 г. В 1940 г. на моё имя от дяди была получена открытка (наверное это означает, что он был осведомлён о судьбе папы), но мне не позволили на неё ответить. В 1932 г. умерла моя бабушка Рэйзел Розмарин. В пятидесятые или шестидесятые годы я с женой и детьми посетил Каунас с целью что-нибудь узнать о своих корнях. В Каунасе в то время ещё хорошо помнили семью Розмаринов, называли их "магнатами", показали дом дедушки и магазины.

Розмарин. Магазин.

Нашёлся и один из рабочих фабрики дедушки, еврей, уцелевший в Дахау. Он показал нам памятник на могиле бабушки (я его сфотографировал , как и дом дедушки) и рассказал, что дедушка много жертвовал на ишув в Палестине. С теплотой говорил о подарках, получавших рабочими от деда на еврейские праздники. После отъезда из Каунаса я писал в Каунасский горисполком, прося за плату осуществлять уход за могилой бабушки, но ответа ни разу не получил. При повторном посещении Каунаса в восьмидесятые годы я уже не нашёл людей, знавших семью Розмаринов, а часть сохранившегося раннее еврейского кладбища, где была могила и памятник бабушки оказались погашенными .

На могиле бабушки. Рогозин Павел.

Дедушка и вся его семья, за исключением двух человек, погибла при входе немцев в Каунас. Дедушка был убит 23 июня 1941 г. литовскими националистами в печально известном седьмом форте Каунасской крепости при обстоятельствах, описанных в журнале "Фун лецтен хурбн"(май 1948 года , Мюнхен), процитированной в статье "Седьмой форт" в израильской газете "Вести" от 18 . 07 . 2002 года . Братья папы Вениамин и Александр с жёнами Цилей и Фаней погибли в Дахау или гетто. Дети Александра Евгения и Владимир погибли во время облавы в гетто от брошенной немцами гранаты в "малину", где они скрывались. Зали погиб в Дахау. Его жена Аня и сын Изя прошли через гетто и Дахау, и выжили, репатриировались в Израиль, где Изя закончил музыкальную академию (консерваторию по советским меркам). Аня умерла в 1979 г. в Германии . Изя, не найдя работы в Израиле, переехал в Мюнхен, где умер в 2010 г. Мы с ним поддерживали связь после того, как я разыскал его в 1983 г.

Мой отец Михаил Рогозин ( при рождении Розмарин Морис )

В 1916 г. мой отец, будучи студентом юридического факультета Екатеринославского университета, вступил в марксистский студенческий кружок, находившийся под влиянием РСДРП (б). Возглавивший этот кружок студент Борухов, организовал в период еврейских погромов во время Гражданской войны отряд самообороны. Во время взятия Екатеринослава войсками Диникина члены отряда ушли в подполье и отец изменил фамилию Розмарин на Рогозин. После освобождения города Красной армией отряд влился в 46-ю Екатеринославскую дивизию под командованием Ионы Якира и с этой дивизией участвовал в Гражданской войне.

Рогозин Михаил Давидович. (Розмарин Морис)

После войны отец под командованием Дубового организовал базу по снабжению этой части мясом и птицей (видимо , используя организационные навыки семьи). Об этом положительном опыте Дубового и отца с похвалой отозвался Троцкий на совещании в Киевском военном округе. Когда мы жили в Харькове, Дубовой, будучи командующим Харьковским военным округом, несколько раз обедал у нас. Часть, в которой служил отец, стояла в городе Прилуки, где отец женился на моей маме и где 18 января 1925 года родился я.

Я на руках у папы , сводный брат Шура и мама . Рогозин Михаил. (Розмарин Морис)

Благодаря хозяйственным и организаторским способностям отца он был отозван из армии для хозяйственной работы в город Харьков, в то время столицу Украины. Ему было поручено создание сети птицеводческих совхозов "Укрптах". Я хорошо помню пятилетний юбилей совхоза - гиганта "Борки", куда мы приезжали с приглашённым отцом. Помню ряды американских инкубаторов, выписанных отцом из США, и лукошко с однодневными цыплятами породы "Легорн", подаренное мне. Эта порода кур тоже была выписана отцом из США. Отца продолжали использовать на хозяйственной работе сначала в качестве директора Харьковского облснаба, а затем директора Харпромторга (его последней должности перед арестом в ночь с 12 на 13 июня 1937 г.). Перед ликвидацией карточной системы на Украине отец был назначен заместителем председателя комиссии, руководившей переходом Украины на новую систему снабжения. За успешную работу комиссии отец был премирован легковой автомашиной ГАЗ. К отцу очень хорошо относился П.П. Постышев. Мы с мамой даже одно лето отдыхали с его семьёй в правительственном доме отдыха в Люблине. Отец был расстрелян по приговору военной коллегии Верховного суда СССР от 5 декабря 1937 г. по списку, утверждённому Сталиным ещё 15 ноября. Ниже фото старого еврейского кладбища в г. Харькове, где в 1937 г. зарыты тысячи жертв репрессий, в том числе и тело моего отца Рогозина Михаила Давидовича.

В 1940 г. мне в Москве сообщили, что папа осуждён на "10 лет лишения свободы без права переписки". 23 мая 1956 г. военной коллегией Верховного суда СССР "приговор от 5 декабря 1937 г. был пересмотрен по вновь открывшимся обстоятельствам и дело прекращено из - за отсутствия состава преступления".Мне сначала выдали ложное свидетельство о смерти папы, где причина смерти была указана естественная, а потом выдали свидетельство НО№404715 от 12 февраля 1990 г., где указано, что папа 6 декабря 1937 г. в возрасте 40 лет был расстрелян.

 23 мая 1956 г. военной коллегией Верховного суда СССР

Моя мама Изабелла (в девичестве Пригова).

Моя мама Изабелла (в девичестве Пригова).

Сохранилось свидетельство о её рождении . "Дано сие отъ Конотопского еврейского общественного раввина, в том, что въ метрической книге родившихся за тысяча восемь сот девяносто второй (1892) годъ под № 115 женской графы, что ноября первого дня, у Гадяческого мещанина Цалеля Александрова Пригова и жены его Анны родилась дочь имя Изобелла, в чём подписью и приложением к оной печати удостоверяю. Марта 4 дня 1899 года г.Конотоп Конотопский еврейский общественный раввин Ш.Г. Гольбдфарб".

Отсюда следует, что дедушка Александр жил в Галече, Конотопе, а в основном в г. Ромны, где работал служащим страхового агенства. Умер в 1907 году, оставив красавицу вдову - бабушку Аню (Бабуню , как я её называл) и детей Семёна, Веру, мою маму Изабеллу, Марию, Виктора, Якова и Бориса. Девичья фамилия бабушки Рабинович.

Мой дедушка по маме  Александр Пирогов.

Мама училась в Роменской женской гимназии. Семья дедушки Александра жила обеспеченно, но после его смерти в основном существовала за счёт репетиторства дяди Сени в Санкт-Петербурге и мамы в Ромнах. В 1914 г. мама вышла замуж за Аграновича, призванного вскоре в армию. В 1915 г. родился мой сводный брат Александр, отец которого погиб на фронте Первой Мировой войны, и мама проживала в г.Прилуки с родителями первого мужа. В 1924 г. мама вышла замуж за папу, воинская часть которого стояла в г. Прилуки. Мой отец усыновил Александра, которого мы в семье звали Шурой.

Выйдя замуж за моего отца, видимо, тогда же активно включилась в общественную деятельность. Занималась детьми - борьбой с беспризорностью, стояла у истоков создания пионерских организаций, в Харькове руководила театром юного зрителя, была заместителем директора Дворца пионеров по педагогической части. Я недавно в Интернете наткнулся на сообщение о чествовании в США 100-летия Петра Слонима, как создателя знаменитого Харьковского Дворца пионеров. Я хорошо помню эту историю, когда мама была директором ТЮЗа, а П. Слоним - главным режиссёром этого театра. Когда начал функционировать дворец, мама уговорила дядю Петю на работу во Дворец пионеров в качестве руководителя драматических кружков. Я хорошо помню, так как с П. Слонимом и его женой Бертой мы дружили семьями вплоть до того, что их дочь - арфистка Мая после распределения по окончании консерватории некоторое время жила у нас в Донецке. Мама занималась в заочной аспирантуре по теме "Международное коммунистическое молодёжное движение".

Первый муж мамы Агранович , мама и сводный брат Шура

В ночь с 6 на 7 ноября 1937 г. она была арестована и получила по постановлению Особого Совещания 5 лет лишения свободы. В 1940 г. я, пятнадцатилетний мальчишка, получил в Генеральной прокуратуре в г . Москве разрешение на 3 дня свидания с мамой в лагере. От станции Потьма шла узкоколейка в глубину тайги, по которой (естественно имея документы на свидание) я добрался до лагерного пункта, где содержалась мама. Свидание происходило вне зоны в бараке. Одновременно там имел свидание с дочерью очень большой, тучный пожилой человек, который спросил у меня, что я думаю, кто он. Я сказал, что, видимо, профессор. Это вызвало у него раскатистый смех. Оказалось, это был отец Елены Николаевны Бонч-Бруевич, бывший приближённый Ленина. Так в-четвером мы провели 3 дня. Утром нам выводили маму и дочь Бонч-Бруевича, а вечером их уводили в зону. Я бегал за кипятком с большим жестяным чайником и мы кушали привезенные нами продукты. После войны я пытался разыскать в Москве Елену Николаевну, работавшую, как я узнал, после реабилитации в Госарбитраже СССР. Но она к тому времени умерла.

Военная коллегия Верховного суда СССР 2 июня 1956 года пересмотрело дело матери и отменила постановление Особого совещания при НКВД СССР от 5 февраля 1938 г., которым мама была осуждена. Папу и маму восстановили в партии. Мама до конца жизни оставалась правоверной коммунистской, верующей в идеалы социальной справедливости. Она всегда вела спартанский образ жизни, кого-то опекала и раздавала нуждающимся всё, что могла.

Военная коллегия Верховного суда СССР 2 июня 1956 года пересмотрело дело матери и отменила постановление Особого совещания при НКВД  СССР от 5 февраля 1938 г. , которым мама была осуждена .

Мой двоюродный брат Шура.

Закончил в 1938 г. Харьковский юридический институт, который после войны окончил и я. В 1936 г. Шура женился на Евгении Николаевне Рудоменко. Её отчим был прозектором при профессоре Воробьёве, который препарировал труп Ленина. У Шуры и Жени было двое детей: сын Владимир 1937 года рождения и дочь Елена 1940 года рождения . После окончания института и до призыва в армию в июле 1941 года Шура работал следователем Дергачёвской районной прокуратуры. Он погиб на фронте в 1941 г., предположительно под Полтавой. В Дергачёве располагался мой первый госпиталь, в который я попал в сентябре 1943 г. В связи с тяжёлой пневмонией у маленького Володи жена брата Женя с маленькими детьми не смогла выехать из Харькова и осталась в оккупации. Они выжили, хотя Женя была связана с подпольным обкомом комсомола через подругу Галину Никитину, казнённую немцами, и, несмотря на то, что они были членами семьи еврея. Я дважды навестил их в освобождённом Харькове, когда лечился в госпитале в Дергачах и в декабре 1943 г. когда учился на курсах младших лейтенантов, располагавшихся в районе Холодной горы в г. Харькове. Чтобы их поддержать материально, мама из Бухары переслала им мой денежный аттестат. Женя была неплохим хирургом, работала после освобождения Харькова главврачом Надежненской районной больницы , потом в Харьковском институте неотложной хирургии и переливания крови.

Евгения Николаевна Рудоменко и Рогозин Александр Михайлович. Шура с женой Женей.

Владимир был многолетним чемпионом Украины по классической борьбе в среднем весе. Сейчас он, несмотря на свой возраст, является преподавателем Харьковского института физической культуры. У него две дочери Саша и Маша, и внуки. Елена научный сотрудник Харьковского института Металлов. У неё прекрасный муж Валерий Бондаренко, дочь Алёна и двойняшки внуки. Евгения Николаевна долго была прикована к постели. Володя и Лена опекали её. Умерла в 2010 году.

Дядя Сеня Пригов.

Родился в г . Конотопе в 1889 г., окончил реальное училище, 4 курса Петербургского института и юридический факультет Московского университета, где с 1908 по 1911 гг. состоял в меньшевистской фракции РСДРП, а с 1918 г. - в РСДРП(б). Работал на руководящих должностях в г.Ромны, зам.прокурора в городах Полтавы, Харькова и Киева, на руководящих должностях в республиканской прокуратуре, был членом НКЮ Украины, с 1934 г. был прокурором Саратовской области, преподавал в юридических ВУЗах, был членом ряда юридических журналов, участвовал в разработке первого и второго уголовного кодекса УССР (все данные взяты из анкеты , составленной дядей 24.09.1936 г.). В марте 1937 г. дядя Сеня был арестован. Суд над ним длился 10 минут. Расстрелян 22 мая 1938 года вместе с большой группой работников Саратовской областной прокуратуры .

Его жена Евгения Николаевна Трояновская была дочерью видного архиерея Трояновского, принадлежащего, в свою очередь, к семье высокопоставленных царских военных и дипломатов, часть из которых перешли на службу советской власти. Тётя Женя была известнейшим врачом-педиатром, возглавлявшим в Харькове институт материнства и детства. Она была арестована одновременно с мужем и как член семьи была приговорена к восьми годам лагерей. Случилось так, что по "лагерной почте" моей маме, которая в то время находилась в знаменитых (знамениты хотя бы тем, что в то время там содержалась жена Калинина, а позднее жена Молотова - Жемчужина) Темняковских лагерях, стало известно, что в проходившем эшелоне с заключёнными находится тётя Женя. Мама в лагере работала в детском доме , где жили дети , родившиеся в тюрьмах и лагере, или были грудными во время ареста их матерей. Это были дети видных революционеров , секретарей ЦК союзных республик и членов Коминтерна (например, сын первого секретаря ЦК Таджикистана, героя Гражданской войны Максумова, члена Коминтерна секретаря компартии Нидерландов Ван Горна и др.). Смертность детей детдома была очень высокой из-за условий содержания и болезней. Маме удалось обратиться к начальнику лагпункта и сообщить, что в этапе есть очень хороший педиатр. Тётю Женю сняли с этапа и назначили педиатром детдома. С этого времени ни один ребёнок не умер . Через некоторое время её назначили главным врачом больницы и расконвоировали. После этого она выписала к себе своих детей - мою двоюродную сестру Лермиру и двоюродного брата Володю, которых после ареста родителей поместили в разные спецдетдома, Миру - в РСФСР, а Володю - в Казахстане, где они подвергались всяческим издевательствам, как дети репрессированных родителей. Володя доучился в школе в Потьме около матери, а Мира, окончив 8 классов приехала в Харьков незадолго до начала войны и поступила в фельдшерское училище.

Лермира Пригова

Уже после моего ухода в армию Мира уехала к матери в Потьму. Когда я после войны в 1946 г. возвратился в Харьков , она училась в медицинском институте, потом работала врачом в г.Борисполе, где вышла замуж, переехала с мужем в Днепропетровск, родила дочь Женю, которая проживает сейчас в Германии. Мира умерла в 2013 году. Володя приехал с матерью в Харьков в 1946 г. Какое-то время они жили у меня в отвоёванной мной комнате бывшей отцовской квартиры. Интересно, что в 1946 г. в этой комнате в квартире 8 по улице Сумской 74 площадью 18 м квадратных жили 13 человек, но об этом позднее. Володя закончил в Харькове техникум, работал, ушёл в армию, а из армии приехал в Донецк. Здесь он со временем стал заведовать кино - фото лабораторией института "Донгипрошахт".

Женился , у него родились дети Борис и Елена. Борис сейчас с семьёй живёт в Израиле в г.Бат - Яме, имеет дочь Юлю, а Леночка - в Санкт-Петербурге. Имеет дочь Леру, которая закончила медицинский институт и сына Семёна - школьника. Лера и её муж (оба врачи ) живут в Израиле. Володя умер от рака и похоронен в Донецке.

Вера Александровна Школьникова (в девичестве Пригова).

Была студенткой в Брюсселе, где вышла замуж за студента - сына известного миллионера сахарозаводчика Школьникова. В связи с начавшейся Первой Мировой войной и оккупацией Бельгии немцами, муж тёти, как военнообязанный, российский подданный, был интернирован в лагерь, где и погиб. Тётя Вера была отправлена через Скандинавию в Россию. Больше замуж не выходила, стала заведовать в г.Прилуке детским домом , который в 1941 г. был эвакуирован в Кызыл - Орда. После войны детдом возвратился в г.Прилуки. После ухода на пенсию тётю разбил паралич. Моя мама забрала её к себе в Харьков и ухаживала за ней много лет до её смерти.

Виктор Пригов.
Был гимназистом в Ромнах. Во время игры с товарищами упал с лестницы, ушиб голову и умер.

Мария Александровна Пригова.

Моя спасительница. Родилась в 1900 году. Переехала в Харьков из Ромен или Прилук, жила с нами и работала педагогом - методистом в детских яслях. После ареста папы и мамы осталась со мной. На фронт меня провожали на станции Каган мама, тётя Соня, Мира и тётя Маня, которую я видел последний раз. В 1944 г. она, работая в противотифозной бригаде, заразилась сыпным тифом и умерла.

Мария Александровна Пригова. Похороны.

Я постоянно чувствую вину перед тётей Маней - я был трудным подростком и, наверное недостаточно высказывал ей свою благодарность. Кажется в 1978 г. я с женой были в Бухаре, искали могилу тёти Мани, но бывшее там землетрясение разрушило кладбище.

Дядя Яков Александрович Гринёв (Пригов).

Изменил как и его брат Борис свою фамилию Пригов на Гринёв в Гражданскую войну. Они оба были командирами частей особого назначения ЧОН, в связи с чем им был посвящён стенд в Роменском краеведческом музее. В 1918 г. они вступили в коммунистическую партию. Историю изменения ими фамилии я не знаю. В 1937 г. дядя Яша работал заместителем прокурора г.Киева. Был арестован, подвергся пыткам, но не подписал обвинения. Перед войной его выпустили на свободу и дело его было прекращено. Однако здоровье его было подорвано, он болел и умер в 1946 году. Похоронен в Киеве на Байковом кладбище. Его жена Дина Эмануиловна Гринёва (в девичестве Карасик) начала войну полковым врачом в чине капитана, а закончила начальником крупнейшего госпиталя на Урале в звании полковника медицинской службы. Когда я лежал в госпитале с последним тяжёлым ранением, мама сообщила это тёте Дуне и она написала письмо моему начальнику госпиталя, который пришёл ко мне с этим письмом. Мы с женой и детьми не раз бывали у тёти Дуни, а она у нас в Донецке. Последний раз мы встречались с ней в г. Минске, куда приехали с женой попрощаться с тётей перед её отъездом к родственникам (Карасикам) в США. Переписывались с ней, но потом переписка оборвалась. Безусловно её уже нет в живых.

Дядя Борис Александрович Гринёв.

Дядя Борис был самым младшим из детей Анны и Александра Приговых, следующий за Яковом. Из -за небольшой разницы в возрасте и большой дружбы их судьбы складывались одинаково в начале двадцатых годов. Затем Яков стал юристом, а Борис банковским служащим. Дядя Боря дорос до должности заместителя управляющего всеукраинской конторой Государственного банка. По его инициативе и под его руководством был построен красавец дом №6 по улице Артёма в Харькове для сотрудников банка. Когда столица переехала в г. Киев, дядя Боря сдал свою квартиру в этом доме, а для бабы Ани, жившей с его семьёй и не пожелавшей ехать в Киев, оставил двухкомнатную квартиру в этом доме. В Киеве для сотрудников банка дядя Боря построил ещё больший и более красивый дом на Пироговской улице наискосок от дома, где жил дядя Яша и тётя Дуня. Бабушка страдала тяжёлой формой диабета, от неё скрывали факты арестов сыновей и зятя. Она умерла в 1937 году вскоре после ареста папы, так ничего не узнав о трагедии, постигшей семью. Она похоронена на кладбище в Харькове.

Слева - направо дядя Боря , дочь Мура , сын Витя , сидят внук Женя , тётя Соня

Дядя Боря был арестован, выдержал избиения и пытки, но не подписал обвинения. На него вынуждены были прекратить дело и за 6 дней до начала войны его выпустили с тюрьмы. Он успел восстановиться на работу и вместе с управлением Всеукраинского банка эвакуировался с семьёй в г.Бухару Уз.ССР. В начале 1942 г. он был призван в армию, где ему было присвоено звания капитана. Закончил войну подполковником в Манжурии. Тётя Соня с детьми продолжала жить в Бухаре, работала юрисконсультом. Когда воинская часть, в штабе которой служил дядя перебросили в Союз, он забрал с собой дочь. Моя двоюродная сестра Эмилия (Нура) вышла замуж за сослуживца дяди, сибиряка, старшего лейтенанта Николая и вскоре забеременела.

При возвращении в Харьков постановлением районного прокурора как воевавшему и проживавшему до эвакуации в этой отцовской квартире мне была выделена комната. Я поставил в ней раскладушку и отыскал папин письменный стол, а сам уехал в Бухару за мамой. Пока я оформлял разрешение на выезд мамы в Харьков, прошло более месяца и я жил у мамы в "Махасе". Когда мы с мамой возвратились в Харьков, то застали в комнате: дядю Борю, тётю Соню и их сына - подростка Виктора, Муру беременную, Николая, а также фронтового друга дяди подполковника Никонова с молодой беременной женой. Их штаб корпуса перебросили в Харьков и для офицеров штаба начали строить дом в конце улицы Сумской. Это строительство было закончено только в 1947г. Вскоре к нашей компании присоединились тётя Женя Трояновская (жена дяди Сени) с сыном Володей. Жили мы в тесноте, но дружно. Родились два младенца: у Муры сын, а у Никоновых дочь. Вскоре мама начала работать в детском санатории "Померки".

Я с мамой в Померках. Рогозин Павел.

Ей там предоставили комнату, тётя Женя Трояновская с Володей ушли жить к её сестре Нине Николаевне Трояновской, у которой был лучшие жилищные условия. Потом ушла семья дяди и Никоновы переехали в предоставленные им квартиры в новом доме.Я к этому времени уже учился в Харьковском юридическом институте. Дядя Боря тяжело болел диабетом и умер, когда я уже с женой жили и работали в Донбассе. Вскоре умерла и тётя Соня. Пусть земля им будет пухом.

Если я благодарен тёте Мане за опеку и спасение, то дяде Боре и тёте Соне за то, что приняли нас в семью в очень тяжёлое и голодное время. Дядя и тётя, а потом и Мура умерли в 2011 г. и похоронены на том же кладбище, где и бабушка. Муру оставил муж и она воспитала не очень хорошего сына, ставшего, как и его отец, алкоголиком. Витя окончил институт, стал инженером, работал на Таллинском турбостроительном заводе, а затем главным инженером. Страдал раком и умер. Мы с женой успели съездить к нему в Полтаву попрощаться. Жена Вити, Наташа, работала доцентом Полтавского педагогического института, а дочь Марина Гринёва самый молодой профессор в том же институте на Украине. Марина со своими детьми посещала нас в Бэр-Шеве. Сын Вити - Борис Гринёв, доктор наук, действительный член Академии наук Украины, многолетний директор известного института "Монокристалл", одно время был помощником Министра науки Украины. Возглавлял одну из делегаций на създе в Израиле. Борис с женой Таней гостил у нас. Сюда же тогда приезжали дочери Таня из Парижа и Вита из Лондона. В прошлом году сына Шуру с семьёй приглашали в Париж на свадьбу Тани, но они не смогли поехать.

Семья Григория Ротштейна.

В семье Григоря Ротштейна было пятеро детей: Исаак, Ципа, Ида, Миля и Фроим. После смерти мужа Хая уехала из Тирасполя к дочери Ципе Перельман в Палестину. Муж тёти Ципы Цадик Перельман был инженером сахарного производства, но, будучи "лишенцем" в Советском Союзе, не мог устроиться на работу. Цудик и Ципа занимались в Палестине в Мегдиеле фермерством на земле, купленной старшим братом Ципы и Иды Григорьевны Исааком Ротштейном, который уехал в США в 1912 году. Там работал, учился, преуспел и владел свом бизнесом. Исаак Ротштейн постоянно материально помогал и сестре Иде Григорьевне до 1947 года, когда НКВД запретил ей поддерживать с ним связь. Брат Иды Григорьевны Миля погиб в 1914 г. на фронте Первой Мировой Войны. Брата Фроима немцы затравили собаками, когда он вышел из леса в феврале 1942 г. проведать заболевшую дочь Зою. Зоя - врач окулист с дочерью Клавой живут и работают в городе Староконстантинове Хмельницкой области.

Младший брат в семье Григория Ротштейна Моисей (дядя Миша) окончил гимназию в Хмельнике, Киевский медицинский институт и работал на Дальнем Востоке, а затем в г.Курске, где до войны был главным городским терапевтом. В 1941 г. был призван в армию и дослужился до должности главного терапевта 1-го Украинского фронта. После войны возвратился на свою должность в г.Курск. После смерти жены Евгении Кадеш он переехал в Киев, где жила его дочь Циля - инженер кинооборудования.

Её муж Виля Соколовский - талантливый конструктор. Циля умерла. Их дети: Женя в Израиле, а сын Саша крупный бизнесмен в Киеве. Сын дяди Миши Виктор Ротштейн инженер - механик умер в 2013 г. Его жена Софья живёт сейчас в Филадельфии. Мы общаемся по телефону и скайпу. Их единственный сын Женя живёт и работает врачом в ЮАР. Мы ему благодарны, так как после окончания института я получил назначение в Донбасс и мы с женой поселились в г. Ново- экономическом, где мы тяжело заболели. Дядя Миша приехал спасать нас. Он очень помог нам - оказалось, что главный врач больницы, в которой мы лежали, был его однокурсник доктор Кравченко. Мы очень дружили, он приезжал в Донецк на похороны мамы жены Иды Григорьевны. Умер и похоронен в Киеве.

Семья Янкеля Шахриса .

Шахрис - в переводе с иврита "утренняя звезда". Моя жена Раиса родилась в Киеве 24 октября 1926г. Её родители, мама Ида Григорьевна Шахрис (в девичестве Ротштейн) 1892 года рождения и отец Давид Яковлевич Шахрис 1884 года рождения, поженились 1914 году. Жили в еврейском местечке Пиляево. До замужества Ида жила в хуторе, которым владел дедушка жены Григорий (Гершел) близ Тирасполя. У Иды Григорьевны был порок сердца, поэтому она вынуждена была рожать в Киеве. Дедушка Григорий был грамотным и он писал окрестным крестьянам всякие официальные бумаги. В 1930 году его раскулачили и вся семья стала "лишенцами" - их не принимали на работу, а детей в высшие учебные заведения. Он это не выдержал и умер от инфаркта.

Ида Григорьевна с внуком Шуриком

Дедушка жены со стороны отца Янкель Шахрис был женат на портнихе Хане. Он владел в еврейском местечке Пеляве магазином. У них было два сына: Давид, который был женат на Иде Рутштейн (родители жены), и старший сын Самуил, уехавший до революции в Аргентину, жил в Буэнос-Айресе. Уже живя в Израиле, мы с женой пытались навести о нём справки, но наши запросы остались без ответа. Отец жены Давид работал на разных работах. В 1930 году он со старшим сыном Самуилом (Люсиком) 1915 г. рождения уехал на строительство Харьковского тракторного завода. Люсик работал на заводе и учился в ФЗУ. В 1933г. семья перехала в Староконстантинов, где отец жены стал работать на сахарном заводе, а Люсик поступил учиться в медицинское училище, по окончании которого поступил в Курский Медицинский институт. Из-за обострения хронической астмы он вынужден был взять академический отпуск, во время которого началась война. Старшая сестра жены Мария незадолго до войны вышла замуж за русского парня лётчика Степанова Виктора Павловича родом из г. Шуи, служившего в лётной части в Староконстантинове. 2 июля 1941г. он подъехал к дому на грузовой машине, гружённой вооружением, снятым с с его сбитого самолёта, и отправил этой машиной всю семью: Иду Григорьевну, беременную его жену Маню, Люсика и мою будущую жену Раю, в Киев. Из Киева семья жены на поезде добрались до Курска и остановились у дяди Миши, семья которого уже была в эвакуации. В Курске Люсик, скрыв свою болезнь, вступил в ряды Красной армии. Видимо, он учился в каком-то училище, потому что в дальнейшем имел командирское звание.

Погиб Люсик в звании старшего лейтенанта. Из его писем и письма командира гвардейского полка Героя Советского Союза Игнатьева известно, что в качестве адьюнтанта Люсик прошёл от Сталинграда почти до Берлина. Когда оставалось 50 км до Берлина 2 марта 1945 г. был смертельно ранен на левом берегу реки Одера. Он был похоронен в г.Морин на правом берегу, а потом перезахоронен на военном кладбище в г.Хойня на территории Польши. Мы при помощи польских друзей, с которыми познакомились в Карловых Варах, отыскали его место захоронения, посетили воинское кладбище в Хойне и поклонились могиле Люсика. В соседней могиле похоронен старший лейтенант Магомаев - отец известного певца.

Выполнив просьбу Виктора Степанова, семья из Курска добралась до г.Шуя, где жили его родители. Многочисленная семья Виктора встретила очень тепло. В декабре 1941г. было получено извещение о гибели Виктора в боях под Ленинградом, а 14 февраля 1942г. Маня родила сына, которого назвали в честь отца Виктором. Одно время он жил у нас , когда мы с женой жили в Головке и потом в Донецке.
Отслужив в армии , Виктор вернулся в Староконстантинов, женился, работал художником и преподавателем рисования в школе. Его жену зовут Софья. В настоящее время живут в в Бэйт-Шемеше. Витя на пенсии, а Софа и сейчас работает в организации, связанной с археологическими находками. Их старший сын Игорь с женой Орой и сыновьями близнецами живут и работают по контракту в Австралии. Младший сын Александр, женившийся 4 года назад, работает в израильской компьютерной фирме.

Раины дядя Миша и тётя Ципа в КиевеОтец жены Давид Яковлевич Шахрис перед войной работал вольнонаёмным в воинской части и его не отпустили с семьёй в эвакуацию. Он остался в оккупации и скрывался у своих друзей в украинских сёлах. В январе 1942г. он со своим другом пытался перебраться в лес к партизанам. Их схватили и растреляли вблизи Хмельников. Одной женщине - учительнице, знакомой Давида Яковлевича, находившейся среди казнённых, удалось невредимой выбраться из могилы. Она и рассказала о том, что с ним случилось.

В Шуе моя будущая жена Рая поступила в 8-й класс школы. В конце 70-х годов мы посетили Шую, школу и дом на улице Вихрева, где во время войны жила семья, навестили учительницу жены заслуженную учительницу РСФСР, которая была в то время уже на пенсии. К сожалению, жила она в крайней бедности и мы посылали ей лекарства. В Шуе из родственников Виктора Степанова мы застали только Алексея, самого младшего его брата, живым возвратившегося с войны.

Моя жена Раиса Шахрис.

После окончания школы Раиса уехала в Москву, где в 1943 г. поступила сразу в в два института "Нефти и газа" и "Цветных металлов и золота". Но в 1944г. она тяжело заболела и её сестра Маня увезла Раису в Шую. Поправившись, она поступила в Шуйский двухгодичный педагогический институт. Но закончила только первый курс, так как семья в сентябре 1944 г. возвратилась в Староконстантинов и поселилась в половине принадлежащего им дома по улице Закузминская №1.

Моя  жена Раиса Шахрис

Когда полк Люсика проходил через Староконстантинов, он обнаружил у живших во второй половине дома соседей корову, принадлежащую семье Шахрис. Он предупредил их, чтобы они её сохранили и отдали Иде Григорьевне, когда они возвратятся. Эта корова очень помогла семье в послевоенные голодные годы. Рая стала работать секретарём в горсовете, а в 1945 году поступила в Винницкий медицинский институт, который на отлично окончила в 1950 году. Получила направление окулистом в село Александровка Херсонской области, которое не имело с внешним миром ни железнодорожного, ни автобусного сообщения. Добраться в него можно было только по реке Днепр. Раиса оформилась на работу, сняла комнату с земляным полом для жилья и поскольку был ещё месяц отпуска решила поехать в Харьков навестить могилу Гриши Аккермана, который со школьной скамьи в Староконстантинове считался женихом моей будущей жены. Мы дружили с Гришей , который учился со мной в одной группе института. Он заболел острым лейкозом и 21 декабря 1949 года умер у меня на руках. Мать Гриши некоторое время после похорон сначала жила у меня, а потом у Гришиной квартирной хозяйки. Рая разыскала меня по известному ей моему адресу и, таким образом, очно познакомились со мной. До этого, после смерти Гриши мы обменялись несколькими письмами. В этот день мы посетили могилу Гриши, долго беседовали на скамейке в садике против моего дома. Вечером ко мне из Померок приехала моя мама и она познакомилась с Раей. Спали они в одной кровати, а я на другой. На утро я пошёл провожать Раю на вокзал. По дороге нашёл подкову, переломил её и половину подарил будущей супруге на счастье. После отъезда Раи я задумался и решился, наконец, на женитьбу, которую избегал до этого всячески. Я написал Рае письмо с предложением и в ответ получил телеграмму с согласием. После нескольких обменов телеграммами я выехал в Староконстантинов. В Шепетовке, где мне предстояла пересадка, меня ожидала Рая с Петром Зильбергом (вторым мужем её сестры Мани). После ночной поездки меня уложили спать, а когда я проснулся меня уже ожидала знакомая семьи заведующая ЗАГСом, которая оформила наш брак. Через пару дней я, молодая жена и Ида Григорьевна выехали в Киев, где я должен был добиться изменения назначения жены в Министерстве здравоохранения. Для этого я привёз письмо с Сталинского облздравотдела. После того, как мы получили изменение направления, я уехал в Харьков, а потом по месту своего назначения в посёлок Ново-Экономическое Красноармейского района Сталинской области. Жена и Ида Григорьевна возвратились в Староконстантинов.

Немного из моего назначения на Донбасс. Я закончил институт с красным дипломом. Наш курс первого послевоенного набора был особым - из 6 - и групп 4 были исключительно демобилизованные офицеры, на 200 студентов этого курса было 7 Героев Советского Союза (двое евреев - Рафик Павловский и Гриша Мац). Многие получили назначения сразу прокурорами районов, народными судьями, членами областных судов. Несмотря на мой красный диплом, из-за того, что в 1950 году мои родители ещё не были реабилитированы, меня распределили юрисконсультом в угольную промышленность.

Моя семья

 1960 г., Донецк, семья Рогозиных

Так я оказался юрисконсультом треста Красноармейскуголь, расположенного в посёлке Ново-Экономическое. Вскоре ко мне приехала жена и мы поселились в доме приезжих. Через некоторое время нам дали половину коттеджа, рассчитанного на две семьи. Условия жизни были не из лёгких, при малейшем дожде приходилось добираться до работы в резиновых сапогах по колено в грязи. До судов, находящихся в трёх административных районах Красноармейском, Селидовском и Допропольском, я добирался верхом на лошади. Незадолго до перевода в комбинат за мной был закреплен "конный выезд" - бричка с лошадью. Я увлёкся работой - произвёл "революцию" во взимании с предприятий земельной ренты, издал памятку по трудовому законодательству для начальников шахт, руководство по оформлению документов по искам лесных отделов и т.п. В 1952 г. меня назначили начальником юридического отдела комбината Артёмуголь, расположенного в Горловке. Комбинат объединял несколько трестов, 250 шахт, 8 совхозов, 4 завода и др. Начальник комбината имел в своём распоряжении самолёт, начальники отделов и я, в том числе, пользовались правительственной связью. В 1951 г. жена родила в роддоме города Красноармейска нашего первенца Давида, названного в честь дедушек Розмарина и Шахрис.

Работали мы , как и все крупные учреждения в СССР очень своеобразно. Из-за ритма жизни Сталина приходили на работу к 10-и утра, работали до 14 часов и уходили домой, чтобы вечером возвратиться и закончить работу поздней ночью. Правительством было задумано слияние комбинатов Сталинуголь и Артёмуголь в один комбинат Сталинуголь, крупнейшее в то время промышленное объединение СССР. Начальником большого юридического объединения стал начальник юридического отдела комбината Сталинуголь Дерман, а я его заместителем. Комбинат находился в г.Сталино (теперь Донецк) и переведенных сотрудников возили из Горловки. Семья моя оставалась в Горловке, где 9 ноября 1955 г. у нас родился второй сын Александр, названный в память о моём сводном брате. Со временем я получил квартиру в г.Сталино и перевёз туда жену, детей и Иду Григорьевну, приехавшую в Ново-Экономическое на роды жены и оставшуюся с нами до смерти, последовавшей в г.Донецке 14 февраля 1961 года (благословенна о ней память). Она подняла наших детей. Помню, как я привёз детей и Иду Григорьевну в дом отдыха комбината на Азовском море. Она никогда не видела море и я никогда не забуду, как она на него смотрела. Похоронили мы Иду Григорьевну на Мушкетовском кладбище в Донецке. Я привёз гранитные глыбы с Караньского карьера и из них сделали памятник. В этой же ограде в 1980 г. мы похоронили и мою маму.

С образованием Министерства угольной промышленности УССР под руководством Засядько, Эмануил Львович Дерман, защищавший до войны Засядько (бывшего тогда начальником шахты, на которой произошла крупная авария), стал начальником юридического отдела Министерства, а меня назначили начальником юридического отдела объединённого комбината Сталинуголь. В это время уже были мои публикации в журналах "Государство и право" и "Радянське право". Через какое-то время из комбинатов Сталинуголь и Ворошиловградуголь решили сделать четыре главка. Я выбрал себе по старой памяти главк Главартёмуголь и очень просчитался, так как этот главк перевели в Горловку. Моя семья жила в Сталино, а семья моего сокурсника юрисконсульта Главпогрузтранса МУП УССР Рохлина жила в Горловке . По нашей просьбе Рохлина перевели в Главартёмуголь, а я стал юрисконсультом Главпогрутранса, объединившего железнодорожный и автомобильный транспорт Министерства. Хозяйство насчитывало 4 паровозоремонтных завода, несколько десятков депо, более 10-и тысяч вагонов, несколько десятков автобаз, объединённых в автотресты. Моё начальство было мной довольно и для прибавки к заработной плате (по штатному расписанию заработная плата юрисконсульта имела потолок) мою должность переименовали в должность "инженера по условиям перевозок". Вскоре вместо МУП УССР организовали Совнархозы и не меняя рабочей комнаты в этом же здании я стал инженером по условиям перевозок Донецкого Совнархоза. Одновременно я был назначен учёным секретарём технико-экономического совета Совнархоза на общественных началах.
Хочу рассказать в связи с этим о таком случае. Ко мне обратился юрисконсульт жилищного управления г. Мариуполя высокий, красивый, пожилой человек по фамилии Голицын с предложением поддержать от имени совнархоза его проект жилищного кодекса. Он рассказал мне, что он из князей Голицыных и родители вывезли его после революции в г.Мукден, где он окончил Мукденский университет и был деканом юридического факультета этого университета. Когда в Мукден пришла Советская армия, его поместили в лагерь. Когда разобрались в его лояльности, он был освобождён и трудоустроен в жилищное управление г.Мариуполя. Он привязался ко мне и был у нас дома. Эта моя деятельность напомнила мне, что для обсуждения моего доклада об изменении Устава железных дорог СССР было созвано на базе Донецкого Совнархоза всесоюзное совещание (издана брошюра), а потом я был вызван в Госплан СССР, где участвовал в течение двух месяцев в разработке изменений этого устава. На совещании в совнархозе от имени Харьковского юридического института был профессор Гордон - мой преподаватель, проводивший со мной собеседование, как председатель приёмной комиссии, при моём поступлении в институт. Профессор во время совещания был у нас дома.
Через некоторое время Совнархозы были расформированы , мне надоело всё это и я стал добиваться поступления в адвокатуру. На мои письма Министерство юстиции УССР ссылалось на отсутствие мест в Донецкой коллегии адвокатов и отказывало мне. Вместе с тем коллегия, насчитывающая до 300 адвокатов, всё время пополнялась, но не евреями. Во время одной из реорганизаций Главного транспортного управления мне удалось поступить в Донецкую коллегию адвокатов. Произошло это в результате совпадения двух событий. Председателя коллегии Лешенко, ставленника КГБ, временно замещал приличный человек инвалид Отечественной войны Алексеев и второе - за меня ходатайствовал начальник юридического отдела Министерства угольной промышленности УССР, будущий академик В. К. Мамутов. С Валентином Карловичем у меня сложились взаимоотношения очень интересно. В то время, когда я ещё был начальником юридического отдела комбината Сталиуголь, стало организовываться новое Министерство "Строительства предприятий угольной промышленности УССР" на базе Министерства угольной промышленности УССР.

По рекомендации начальника юридического отдела МУП СССР со мной вели переговоры о замещении должности начальника юридического отдела нового Министерства. Два раза вызывали в Москву для собеседования. Однако начальником юридического отдела нового министерства был назначен кандидат юридических наук, работавший на Урале В.К. Мамутов. Мне предложили пойти к нему заместителем, от чего я отказался. Может я был не прав, но я был несколько задет и меня устраивала в то время должность начальника юридического отдела крупнейшего комбината. Впоследствии из-за слияния министерства строительства и МУП УССР Мамутов стал начальником юридического отдела объединившего Министерства угольной промышленности УССР, а при дальнейшей реорганизации начальником юридического отдела Совнархоза, а потом снова МУП УССР. Все эти реорганизации происходили после смерти Сталина в период смены власти в СССР Хрущёва и Брежнева.

С Мамутовым мы занимались правотворчеством в масштабах системы (проекты приказов, инструкций и пр.) и писали статьи по правовым вопросам. Ещё до коллегии я имел опыт защиты в уголовных процессах, так как по личному поручению (и рекомендации Э.Л . Дермана ) А.Ф. Засядько выступал в качестве защитника начальников шахт в Верховном суде УССР в процессах по первой инстанции о крупных авариях. Это были случаи, когда по мнению Засядько, начальники шахт не были виноваты в авариях с очень тяжёлыми последствиями. Так например, я выступал защитником начальника передовой шахты 5-6
Никитовка Бродянского. Для такого участия в процессе в качестве защитника была лазейка в Уголовно-процессуальном кодексе УССР. Первое моё дело в коллегии тоже было связано с очень крупной аварией на шахте, где по назначению я защищал начальника участка и газовщицу. Я сразу был признан не начинающим адвокатом. Участвовал в крупнейших процессах, защищая бывшего заведующего облторготдела Донецкого облисполкома, уполномоченного комитета Стандартов СМ УССР Донецкой области, директора крупнейшей в СССР капроновой фабрики и др. Участвовал в процессах в Якутии, Аджарии, Азербайджане, в Калининграде, Киеве, Москве, Харькове, в Донецкой, Сумской, Ворошиловградской и Ростовской областях.
Принят я был в коллегию 3 августа 1962 г., а через 23 года в мае 1985 г. поскандалил с председателем коллегии Лешенко и подал заявление об уходе из коллегии по собственному желанию. Чтобы не оставаться без работы (я, правда, получал военную пенсию) я пошёл на работу юрисконсультом небольшого предприятия, а в 1987 г. в связи с появлением возможности частной адвокатской практики получил лицензию на такую деятельность и понемногу (мне было уже 65 лет) работал вплоть до отъезда в Израиль в октябре 1994 года.

О моей жене.

В облздраве я получил направление для жены в Ново-Экономическую больницу, в которой, несмотря на захолустье, был прекрасный высококвалифицированный, дружный коллектив врачей, большинство прошедших войну. В Ново-Экономическе жена начала работать окулистом вместе с опытном врачом, заведующим глазным отделением, и совмещала с работой на скорой помощи (бричка и зимой сани), а также была заведующей скарлатинозным отделением.

В 1952 г. меня назначили начальником юридического отдела комбината Артёмуголь, расположенном в Горловке. В Горловке жена работала окулистом, а потом заместителем главного врача больницы машиностроительного завода им.Кирова, а также добровольцем в больнице №2, где заведующим глазным отделением был кандидат медицинских наук Анатолий Ершкович, который приобщил её к глазной хирургии. Интересно, что когда она стала видным врачом в г. Донецке, Анатолий вызывал её в Горловку делать сложные операции. Жена, в связи с моим переходом в 1953 г. в Сталино и письменным обращением заместителя Министра угольной промышленности на имя заведующего Сталинским облздравотделом, была также переведена в Сталино и получила направление (при содействии главного врача областной клинической больницы) место в глазном отделении ОЦКБ. Отделение возглавлял профессор И.Ф.Копп, очень быстро заметивший любовь жены к офтальмологии, её трудолюбие и способности. Характерно, что на его 60-летний юбилей из всего отделения жена была приглашена со мной. Когда глазное отделение перешло на базу больницы им.Калинина, он пытался забрать жену с собой, но этому через Облздравотдел воспрепятствовал главный врач ОЦКБ Аснес, доказавший, что перевод жены "обнажит" глазное отделение. С этого момента и вплоть до отъезда в Израиль в отделении сложилась ситуация, при которой заведующая решала все административные вопросы, а жена все офтальмологические. Жена делала все операции на глазах за исключением тех, для которых требовалось специальное оборудование, имеющееся только в Москве. Она первая в Донецкой области стала оперировать на глазах больных сахарным диабетом и разработала собственную методику. Все врачи отделения, многие офтальмологи области, включая будущего офтальмолога Украины Сергиенко считали себя её учениками. Об этом Сергиенко заявил, выступая на защите женой диссертации в институте им.Филатова. У жены более 80-ти публикаций, около 30-и рацпредложений. Будучи практическим врачом, из-за своей творческой натуры, жена не могла не заниматься наукой. В областном правлении общества врачей окулистов она отвечала за внедрение нового и информацию о нём. Попутно с практической работой она собирала материал по глазным симптомам заболевания крови, а потом переключилась на сбор материала по заболеванию глаз при сахарном диабете. Должна была защищать диссертацию в Москве, но на одном из съездов офтальмологов заместитель директора института им.Филатова Кашинцева, готовившая докторскую диссертацию по той же теме, уговорила жену защищать в их институте. Здесь нужно упомянуть,что поскольку работы жены проходили на съезды и конференции офтальмологов и эндокринологов, её на них приглашали участвовать и она ездила с докладами на съезды и конференции, но только в СССР. На поездку в ГДР и Румынию ей не дали разрешение. 9 лет диссертацию жены "доили" в институте им.Филатова, заставляя её сокращать. После защиты диссертации в 1979 г. Кашинцева при мне так объяснила это: "Рая, ты первая еврейка, защитившая в нашем институте со дня организации в нём Учёного Совета". Был запланирован провал диссертации, который был поручен официальному оппоненту профессору Одесского медицинского института Черкасову. Однако защита была столь яркой, а сама диссертация столь убедительной , что Черкасов не только провалился, но и высветилась его некомпетентность в вопросах достижения науки. После защиты диссертации жена была утверждена ВАКом в течение двух недель. Нужно сказать, что, несмотря на напряжённую работу в ОЦКБ, мы с женой много путешествовали на "запорожце". Были 4 раза в Чехословакии. Я был приглашён в г.Крупино в Словакии, где последний раз был ранен 4 марта 1945 г. Этот город был одним из эпицентров народного словацкого восстания. Очень подружились со многими жителями. Впоследствии я был признан почётным гражданином города. Жена смотрела офтальмологических больных в городской больнице, в которой располагался во время войны медсанбат и в которой мне оперировали ногу. Крупинцы приезжали к нам в Донецк. На запорожце мы объездили всю Чехословакию, Болгарию и Польшу. Если мы приезжали в страну на машине, то старались её осмотреть всю.

Воспоминания о войне.

В 1943 г. наш батальон из-за сильного миномётного и пулемётного огня вынужден был утром залечь на возвышенном крае долины. Ниже располагались домики Гиевки, утопающие в садах. По самому дну долины протекала речка, на противоположном берегу которой продолжался посёлок и стояла церковь. Немцы закрепились на этом берегу. Церковь на наших глазах была разрушена нашей артиллерией. Видимо, мой комбат получил от своего командира указание разведать цела ли плотина ("гатка", как мне сказали) и пригодна ли она для прохождения танков. Дело в том, что сама речушка с наших позиций не просматривалась, а спускающаяся к речке часть Гиевки была ничейной землёй. Комбат послал за мной и ещё за одним солдатом из числа курсантов ТПУ, показал нам карту и дал задание на разведку "гатки", назначив меня старшим. Мы поползли вниз по склону от дома к дому. Я полз первым и в какой-то момент оглянулся и понял по позе моего напарника, что он убит. На всякий случай я некоторое время его подождал, а потом пополз дальше сам. В это время я наблюдал своеобразную картину - к стене одного из домика человек на деревянной ноге приставил лестницу и пытался со стороны , закрытой от пуль , разобрать загоревшуюся соломенную крышу своего дома . Я прополз дальше и уже у последнего ряда домов в промежутках между разрывами мин услыхал , что меня кто - то зовёт. Я оглянулся и увидел приоткрытую дверь погреба , откуда меня манили рукой . Это было в 10 - 15 м от меня и я подполз к погребу . В нём оказались несколько жителей Гиевки , сбежавших ночью через "гатку" из противоположной части посёлка .Там их немцы сгоняли для рытья окопов и капониров для танков . Меня напоили водой , что было очень кстати . За несколько дней до этого я был легко ранен - пуля черкнула по кисти левой руки и полностью раздробила указательный палец . Я себя перевязывал индивидуальными пакетами , но бинты пропитывались кровью . Одна из находившихся в погребе женщин , как оказалось впоследствии его хозяйка , разорвала что -то холщовое и перевязала мне руку поверх бинтов . Несмотря на то , что мне рассказали о состоянии "гатки " и что она не заминирована , я дополз до берега , заросшего камышом , увидел плотину , возвратился на позиции и доложил комбату .
Когда мы приехали в Гивку , то ориентируясь на развалины церкви , я стал расспрашивать местных жителей о человеке с деревянной ногой . Мне сказали , что это был инвалид Первой Мировой войны и что он давно умер , и показали его дом .От этого дома я в саду отыскал памятный погреб - мне показала его хозяйка по соседству . Было утро и пожилая хозяйка спала . Мы её разбудили и она сразу узнала меня , стала плакать и её поддержала Раюнька . Костюшко напомнила мне о том , что бинтовала мне руку , о чём я забыл .Мы с женой ещё несколько раз навещали её , в том числе , когда она уже не вставала с постели . В одну из годовщин освобождения Харькова встреча ветеранов моей дивизии была в бывшем поместье графов Потоцких (оказывается находившимся на окраине Гиевки ) . Был обед , куда были приглашены некоторые жители Гиевки , в том числе и Костюшко . После этого корреспондент харьковской газеты , сопровождавший нас в поездке , писал о нашей с Костюшко встрече .
Поскольку я стал писать о себе , то возвращусь к своей персоне . После ареста отца меня отправили к родственникам жены моего брата Александра по фамилии Уризченко в село Белики на реке Ворксле . У них было трое сыновей и меня очень хорошо приняли . Когда в сентябре 1943 г. я нашёл жену своего брата в Харькове , то узнал , что её младшая сестра Надя, спасаясь от угона в Германию , ушла к этим родственникам в Белики . Жена брата просила , если у меня будет возможность узнать , при продвижении на Запад , судьбу Нади . Так получилось , что мы, проходили недалеко от Белики . Я с разрешения командира заскочил к Уризчинкам ( часть Белик ещё горела ) и узнал , что Надя до них не добралась . Меня снова очень тепло приняли . В последствии мне удалось принять участие в судьбе одного из сыновей Уризченко Виктора - шахтёра , помочь ему устроиться на работу .

Школьные годы .

В конце лета 1937 г . я возвратился в Харьков , где в ноябре арестовали и маму . Я был обозлён , стал многое воспринимать критически , стал хулиганить и драться . Думаю , что чудом мне удалось сохранить положительные свойства души . Видимо склонность к драчливости привела меня в юношескую секцию бокса . Но после того , как я получил перелом переносицы , я её оставил . Умение драться в последствии в нескольких случаях сослужило свою службу . Если улица тянула меня в свою сторону , то школа и класс позволяли сохранить много хорошего . Дело в том , что во втором классе родители меня перевели в харьковскую школу №36 , в то время негласно правительственную. Вместе со мной учились дети Постышева , Якира , Касиора и др .. Был подобран сильный и яркий преподавательский состав . Классным руководителем в старших классах была Рахиль Лазаревна Басина , у которой , уцелевшие во время войны её ученики, собирались в определённые числа . Она умерла в США в возрасте 100лет . Прививший мне любовь к истории ( по - моему Гольдберг ) стал потом доцентом Харьковского университета . Из уцелевших учеников моего класса 8 стали докторами наук , профессорами , кандидатов не пересчитать .Из -за моего поведения меня дважды исключали из школы ( и снова принимали), перевели в 7 -м или 8 - м классе из класса "А"в класс "Б", о котором я пишу . Вскоре после начала войны класс , переведенный в 10 -й был направлен в Белгородскую область в совхоз "Белый колодец " на уборку сена . Там мы проработали почти вплоть до приближения немцев к Харькову . Где - то с 60 - годов ученики класса , оставшиеся живыми , в том числе и я , живущие вдали от Харькова , собирались каждые 5 лет. Музыканты писали гимн класса , выпускались юбилейные альбомы с воспоминаниями и сохранившимися фотографиями . Сейчас нас осталось несколько человек , поддерживающих раньше связь через полковника в отставке Бориса Найдёнова ( умер в 2014 г. ) и Рэма Боброва в Москве ( умер в 2011 г.) . Валя Черникова живёт в США , а Мая Гильман в Израиле . В классе я был особенно дружен с Володей Идиным тоже сыном репрессированных . После войны Володя стал специалистом по подводной акустике кандидатом технических наук . Я также дружил с соседом по квартире и учеником 9 -го " Б" класса Лёней Бородавкиным , погибшем на фронте . Со слов Володи Идина он , когда попал в наш класс , обратил внимание на мои хромовые сапожки . Дело в том , что их мне , как и будённовку , шинель , гимнастёрку и галифе сшили в мастерских Харьковской пограншколы . Будучи в запасе , папа был приписан к школе , а когда вводились новые воинские звания ему было присвоено звание бригадного комиссара запаса , т.е. генерала - майора . Сапожки я донашивал , когда родителей уже не было со мной .

Эвакуация и фронт .

Перед тем , как немцы заняли г. Харьков , у моей тёти Марии Александровны Приговой, которая взяла надо мной опекунство после ареста мамы в ноябре 1937 г., появилась возможность эвакуировать меня и Миру в качестве сопровождающих лежащих больных детского костно - туберкулёзного санатория .Тётя послала меня разыскать Миру в общежитии фельдшерской школы , которое находилось на другом конце города . Транспорт уже не ходил и я шёл пешком , но я её не застал . Оставались считанные часы до отхода эшелона . Я не знал , что делать , но вдруг встретил возле общежития Миру и мы бегом отправились к тёте Мане , с которой сопровождали эшелон до Кзыл - Орды , где в то время находилась другая моя тётя Вера Александровна Школьникова - директор эвакуированного из г . Прилук детского дома . У тёти мы пробыли недели две. Ещё в Харькове тётя Маня получила телеграмму - вызов из Бухары от моего дяди Бориса Александровича Гринева . Из Кзыл - Орды мы уже самостоятельно добрались до г. Бухары . В Бухаре все мы - тётя Маня , Мира и я жили с семьёй дяди Бори ( тётя Соня , и мои двоюродные брат Витя и сестра Мура ) . Позднее вместе с нами поселилась приехавшая из Москвы семья сестры тёти Сони - Вера Михайловна Верховская , её трое детей и домработница в одной комнате , снимаемой у бухарского еврея . При возвращении мамы из лагеря в 1942 г. , она стала работать медсестрой и педагогом в детском туберкулёзном санатории , расположившимся в загородном дворце эмира Бухарского " Махасса " , получила там комнату и забрала меня к себе . Оттуда я ходил 6 км на завод на работу .Там Мира закончила фельдшерскую школу , а я 10 - й класс вечерней школы , так как поступил на работу в то время на оборонный ,эвакуированный из Харькова велозавод . Когда мы приехали в Бухару , жизнь в ней была ещё терпимой . Я даже по выходным бегал на танцы. Мне было 16 лет , моей партнёрше - 15 . Я об этом пишу из - за забавности ситуации , возникшей десятки лет спустя . Мы с женой приехали на очередную встречу выпускников её курса в Винницком медицинском институте . На территории института примкнувшие к юбилярам собрались отдельной группой . Я обратил внимание на миниатюрную женщину и спросил её : " Из Одессы ли она ? " .Получив утвердительный ответ , я спросил : " Не на последнем ли транспорте она эвакуировалась из Одессы ? " . Услышав " да " , я понял , что передо мной моя бывшая парнёрша по танцам , а теперь уже жена одного из сокурсников Раюньки .
Вскоре обстановка в Бухаре резко изменилась - наступили голодные времена . В это время в Бухару прибыли станки Харьковского велосипедного завода и сопровождавшие их работники завода .Для восстановления завода , теперь уже в качестве оборонного , был отдан Бухарский хлопковый завод . Я поступил на работу чернорабочим . Жизнь торопила и мы работали очень интенсивно и тяжело . Долбили бетон , таскали на носилках кирпичи и строительный мусор . Смена длилась , как до и после начала функционирования завода по 12 часов . Когда я ещё был чернорабочим , в обеденный перерыв ( мы копали траншеи для труб ) возник разговор о канализации и я стал рассказывать о системе канализации в Харькове . Парень , по - моему из Житомира , который не видел городской канализации , стал высмеивать меня , как лгуна . Я избил его , как оказалось , на глазах директора завода Дудченко . У меня забрали пропуск и объявили об увольнении . Это было связано с лишением рабочей хлебной карточки и я не знал , как рассказать об этом дома . Несколько дней я делал вид , что хожу на работу . К счастью , через несколько дней , видимо из - за нехватки рабочей силы , за мной прислали с завода и я продолжал работать сначала в качестве чернорабочего , а потом учеником токаря и токарем .Я начал работать на уникальном немецком шестишпиндельном токарно - затыловочном и шлифовальном станке фирмы "Рейнер " . Моим учителем и потом напарником был для работы на станке уникальный мастер ( на все руки ) Василий Михайлович Чеверда . О его мастерстве , в частности слесарном , говорит хотя бы то , что на самолёте из Москвы ему прислали кусок легированной стали для изготовления уникального штампа , необходимого для авиационной промышленности . Когда я уже был токарем , появился " боевой листок " в цеху , в котором было написано: " Равняйтесь на Рогозина , выполняющего норму на 450%". Этот листок сохранился у меня и сейчас , так как я его снял с доски и отдал маме . Несмотря на бронь , рабочих цеха понемножку призывали в армию .Я неоднократно писал на имя Ворошилова с просьбой о вступлении в армию , но меня не призывали . Навестивший нас в Донецке , бывший мой начальник цеха Рутенберг рассказал нам с женой , что эти письма в конце концов поступали к нему и он их накопил целую пачку .
Мне исполнилось 18 лет , а меня всё не призывали . В один из дней в феврале или марте 1943 г. , когда завод стал из - за отсутствия электричества , я пришёл в Бухарский областной военкомат и обратился к майору , занимавшемуся призывом , и сказал , что мне 18 лет , а повестки всё нет . Он меня спросил об образовании . Я ответил , что закончил 10 классов . В Бухаре я чисто символически закончил 10 - й класс вечерней школы им . КИМ и стал круглым отличником , что было не трудно после Харьковской школы №36 . Выслушав мой ответ , майор бросил подчинённому на соседний стол : " Выпиши ему повестку" . С повесткой на руках , боясь попасться на глаза начальника 1- го отдела , ведающего бронированием , я получил расчёт , попрощался с мамой , тётей Маней и на утро явился на вокзал , где формировалась группа призывников , направляемых в г. Термез в филиал Ленинского стрелкового училища Ташкентское пулемётное училище . В карантине училища я снова подрался с парнем , по - моему казаком . Драка закончилась вничью , но я бил его так , что на следующий день правой рукой не мог держать винтовку на посту .
Училище дало мне знание материальной части и я закалился в марш - бросках на жаре иногда в противогазах ,иногда с сорока килограммовым станком пулемёта " Максим " на плечах. Внезапно , для развития наступления Красной Армии после ликвидации Курского выступа , 7 училищ из Средней Азии , в том числе и весь курсантский состав ТПУ бросили на фронт . За 7 дней мы доехали в эшелоне до Белгородской области и несколько дней шли пешком . Гул фронта был всё слышнее . Наконец , мы расположились в лесу , где нас разбили по ротам , взводам и отделениям . Над лесом несколько раз завязывались воздушные бои. Нас не влили в существующие подразделения как пополнение , а поставили над нами командиров рот и взводов из офицеров полка . Нам выдали чистое бельё и оружие . Мне достался ручной пулемёт Дегтярёва и вторым номером мне назначили курсанта узбека . Ночью нам вынесли знамя полка и командир полка произнёс короткую речь .
На рассвете мы вышли из леса , прошли мимо батареи 120 мм миномётов . Вспомнил , как один из миномётчиков нёс ведро с красными помидорами . Перед большим вскопанном полем нас положили . Тогда я представлял себе , что впереди должны быть окопы , которые мы должны достичь .Только ,посетив в числе ветеранов 233 Краснознамённой Кременчужского - Знаменской стрелковой дивизии после войны т.к.н." высоту Конева " и увидя на бетонной карте очертания операции , в которой участвовала 233 ККЗ стрелковая дивизия , я понял , что происходило . Дивизия была на Люботинской части горловины шириной 12 км ( расстояние между Люботиным и Мерефой ) , через которую выходила из Харькова немецкая группировка . Сопротивляясь задуманному , но , к сожалению , не осуществлённому окружению , немцы отчаянно дрались . Солнце было уже достаточно высоко , когда нас подняли и мы цепями пошли через громадное вспаханное поле . Вскоре это поле покрылось разрывами мин . Я думаю , что это была демонстрация , адресованная немцам ( за счёт прибывшего курсантского пополнения ) численного превосходства . Это были курсанты 7-и училищ . Я несколько раз попадал в руки журналистов и каждый раз меня спрашивали о впечатлении от первого боя . Поэтому пишу подробнее . Я прошёл мимо закопанной сорокапятки , из расчёта которого мне крикнули : " Ложись !" Не понимая , что я их демаскирую , гордо ответил " Курсанты не ложатся "- был совсем зелёным . Стали попадаться трупы . Потом я понял , что это результат вчерашнего ночного боя . Закончилась пахота и начался редкий кустарник . Стала слышна пулемётная и автоматная стрельба . Пули летели так густо , что с кустов сыпались ветки . Я и несколько подошедших курсантов залегли в неглубокой канаве , вернее в том , что осталось от давней канавы . Один из нас, помню , увидев немца , закричал : " Вон не наша шапка ." Мимо меня по канаве полз лейтенант с развороченным бедром . Я отдал ему свой перевязочный пакет , а он обратил моё внимание на куст метрах в 50 - 60 - ти , из которого на фоне общей стрельбы выделялось тарахтение автомата . Он спросил меня : " Видишь тот куст ? Дай по нему очередь ."Я дал из " Дехтярёва " очередь и тарахтение прекратилось . Когда курсантов накопилось на рубеже достаточно , нас поднял появившийся офицер и через кусты мы вышли к строениям совхоза , который в течении описанного дня переходил из рук в руки . У меня возникла проблема с диском пулемёта , так как мой второй номер вскоре потерялся на вспаханном поле . Но я нашёл два снаряжённых , но брошенных диска . Ночь мы встречали в поле уже за совхозом . Немцы включили радио и после музыки Штрауса агитировали нас на русском языке сдаться. Несколько жарких дней прошли в напряжённых боях в урочище " Шамайка " . За один день я сжёг 6 танков " Тигр". За время пребывания на фронте я в связи с ранениями и курсами младших лейтенантов служил в трёх дивизиях и в одном отдельном полку , но все в 53 - й армии . Когда я узнал о существовании совета ветеранов 53 -й армии , расположившегося в Харькове на улице Ключковская №2 , то обратился туда и в совете было решено приписать меня к совету первой моей дивизии № 233 . Как я уже писал , после первого ранения 28 августа 1943 г. я остался в строю . А через несколько дней я был второй раз легко ранен и попал в санбат , а затем в госпиталь легко раненых . Оттуда я написал маме . Когда в 1946 г. я приехал за мамой Бухару , то от неё узнал , что в 1943 г. она получила на мня " похоронку " , в которой значилось , что я убит 2 сентября 1943 г . и похоронен жителями города Валки . Похоронку я не видел , так как мама , видимо, из суеверия её уничтожила . Уже в Беэр - Шеве я захотел узнать в Центральном архиве Советской Армии кое - какие сведения о себе . В ответ я получил архивную справку , где наряду со сведениями обо мне вплоть 1945 г . , значится , что я убит 2 сентября 1943 г. , будучи курсантом . Мама находилась в больнице , куда ей доставили похоронку .
К счастью мама имела от меня письмо с более поздней датой . В госпитале я использовал пятидневную увольнительную , чтобы разыскать жену брата с семьёй , и прожил у них эти дни . По возвращении в госпиталь я попал в команду выздоравливающих , двигающуюся за фронтом , затем на несколько дней в запасной полк , из которого в 116 стрелковую дивизию , находившуюся на плацдарме за рекой Днепром в 20 км южнее г. Крюкова . Плацдарм был по фронту 2,8 км в глубину . Из - за обстрела Днепра , в том числе артиллерией с высот около Крюкова , было затруднено наше снабжение продуктами питания на плацдарме . В селе Куцеволовка , где находился плацдарм , ни людей , ни съестного не осталось и мы зачастую питались сырой тыквой , оставшейся на огородах . Как мне стало известно только из упомянутой архивной справки , на Днепре мне было присвоено звание "сержанта ". После освобождения сёл Дерневка и Млынок я был направлен на курсы младших лейтенантов в Харьков ,где я встретил друга ещё по ТПУ Бориса Ядренкина . По окончанию курсов он был направлен в 1 - ю воздушно - десантную дивизию , где он , по слухам , погиб . Мы занимались на курсах в помещении Харьковского танкового училища , а потом в связи с прорывом немцев в Кировоградской области под Новой Прагой , курсы были переброшены в Александрию . Там мне было присвоено звание младшего лейтенанта .После полного "приключениями" движения 2000 выпускников курса к фронту я попал в отдельный армейский штурмовой полк , формируемый по инициативе командующего 53 й армии Манадарова из так называемых " чёрнорубашечников ", призванных военкоматами . Офицерский состав формировался из фронтовиков . Мне попался очень хороший взвод , в основном , из солидных людей , выходцев из послереволюционной коммуны Ткаченко . Несколько человек были из партизан . Формировались мы во фтором эшелоне . Когда нас начали перебрасывать под Ясы, то все три отдельных штурмовых полка армии собрали в цветущей долине , где командующий генерал - лейтенант Монозаров и член военсовета генерал - майор Царев провели митинг по поводу взятия союзниками Рима . После этого на виду полков был расстрелян старший сержант связист , расстрелявший по пьянке женщину . Под Яссами мы наблюдали бомбардировку немцев американцами и страшную артподготовку . Когда мы двинулись , то шли через сплошное месиво трупов в румынских траншеях . Наш полк не встретил сопротивления . Зато после Ясс у станции Красное на нас наткнулась большая немецкая группировка , пытавшаяся выйти из котла . Два дня до подхода наших дивизий мы держали
оборону вдоль шоссе , не давая немцам его оседлать . В Румынии мы совершали многокилометровые марши , пытаясь догнать немцев , отступающих в основном на машинах . Обычно полк останавливался в очередном городе на ночь , а на рассвете продолжал преследование . После такой очередной остановки произошёл случай , сыгравший немаловажную роль в моей судьбе . Ещё в Молдавии к нам прибыло пополнение , состоящее из освобождённых из лагеря в Болте . В это время я остался без ординарца и заприметил на рытье окопов крупного солдата из пополнения , старательно рывшего землю . Впоследствии оказалось , что он еврей по фамилии Бренер из Черновиц с очень интересной судьбой . Он происходил из зажиточного семейства . Молодым человеком уехал в Южную Америку , несколько раз богател , а затем разорялся . Возвратился в Черновцы и скупил все 6 городских кинотеатров , имел там и дома . Когда Советы вошли в Черновцы , он быстро сориентировался , выступил на городском митинге , отказался от всего своего имущества в пользу государства и даже был принят на должность заведующего хозяйства в городское управление НКВД . Когда же возвратились румыны , то всё это ему припомнили и поместили в концлагерь С окопов , где я его заприметил , и , получив его согласие на то , чтобы быть моим ординарцем ( их ещё называли вестовыми ) , я послал его в село в сопровождении
солдата , знающего хату где я жил .

Когда вечером я возвратился домой , то застал ужин и графин вина , а также подобревшую хозяйку . Дело в том , Иосиф Бренер знал не только жизнь , что мне тоже пригодилось , но и свободно владел восемью языками . Я несколько раз пользовался его мудрыми советами . Когда мы вошли в Бухарест , я с ним с разрешения начальства посетил мужа его сестры , румына , владельца универмага в Бухаресте . В его особняке я впервые принял ванну с шампунем и лёг спать на белоснежные простыни . Утром мы возвратились в полк . После Бухареста мы продолжали пешее преследование немцев . Рано утром полк вышел из очередного городка . Наши обозы шли по шоссе , а полк колонной двигался параллельно по грунтовой обочине . Вдруг у меня из - за спины появился тоже командир роты Чванов ( он первый в полку получил орден Отечественной войны ) . Он, шатаясь бежал по диагонали без гимнастёрки в одной нижней рубахе . В руках он держал котелок , из которого плескалось вино. Пытаясь прекратить неприглядную сцену , я догнал Чванова , обнял его за плечи и начал говорить : " Ты мне друг. " Нужно сказать , что мы не раз выпивали вместе в компании других офицеров . На это я услышал " Какой ты друг , ты еврей , тебе ещё воевать нужно ." У меня потемнело в глазах , я отпустил его , а он , видимо , зациклившись на мысли о евреях , бросил котелок и побежал к обозу , где на вещах на бричке сидел Иосиф . Дело в том , что солдаты должны были идти в колонне , а я , его жалея , немолодого и только освобождённого из лагеря, разрешил ему ехать в обозе . Чванов схватил Иосифа за ногу и стал тащить с брички . Теперь я понимаю , что среди офицеров шли разговоры , что еврей жалеет еврея . Когда я увидел эту сцену и испуганного Иосифа , то не помню , как оказался возле них и стал бить Чванова . Я сбил его с ног и он ползал по по шоссе ,пытаясь вывернуть булыжник , а я стал расстёгивать кобуру . В этот момент я почувствовал , что меня схватили и оттащили в сторону . Один из моих сержантов - украинец так вспоминал происшедшее : " Младший лейтенант добрэ руками кыдав " . Этот безобразный инцидент наблюдало много солдат и я понял , что мне не избежать трибунала . , Вечером , когда мы остановились на ночёвку в очередном городе , меня вызвали в штаб . На российском сайте в Интернете есть большая статья обо мне . Написавший её Григорий Кауфман , избегая национальной окраски эпизода , его избегал по своему . В действительности командование решило замять эпизод и меня на время решили отправить из полка . Полк этот был в непосредственном подчинении штабу 53 - й армии и случившееся совпало с заданием , полученным от штаба армии . Как мне разъяснили , на окраине города Крайова , называющейся Лунка Муфлен находится очень большой лагерь наших военнопленных , взятых в плен в Крыму .В направлении Крайовы наступали три армии , в том числе и наша 53 - я . Командование нашей армии было заинтересовано в пополнении за счёт содержащихся в лагере Лунка Муфлен . Я должен был проскочить первым в лагерь и " застолбить " его для получения пополнения . Для этого мне дали четыре трофейных итальянских грузовика , четыре станковых пулемёта и и автоматчиков из моей роты . Мы сдали на хранение в штабе документы , награды и письма . Мне запомнился интересный момент . Дизеля заправляли соляркой в румынской части , солдаты качали его ручной помпой очень медленно . Я обратился к старшине бессарабцу , говорящему по русски ,с просьбой ускорить заправку . Он ни слова говоря ударил одного солдата по шее , а другого в ухо и они начали качать быстрее . Ориентируясь по карте и двигаясь по просёлкам , мы ехали в направлении Крайовы . В бинокль было видно , что по шоссе двигались колонны машин с немцами . Когда мы въехали в Крайову , то я увидел троллейбусы , принятые мною за харьковские . Оказалось , что это троллейбусы ,вывезенные румынами из Одессы .Въехав в лагерь , мы узнали , что накануне пленные разоружили охранявших их легионеров , часть пленных во главе с полковником Хозановичем ( еврей , возглавлявший лагерную подпольную организацию ) ушла якобы на соединение с югославскими партизанами . В лагере был вербовочный пункт РОА ( русской освободительной армии ). Восставшие арестовали власовцев и посадили их в камеру . Более суток я был хозяином в Лунке Муфлен . Потом в Крайову вошли танкисты , а ещё через день в лагерь прибыли сотрудники СМЕРШа . Недели две мои солдаты охраняли лагерь и выполняли другие поручения СМЕРШа . Потом мне поручили доставить 100 власовцев в г . Кишинёв . Для этого мне оставили 20 автоматчиков из числа моих , дали 4 товарных вагона , сухой паёк для моих солдат и паёк для
военнопленных власовцев . на 5 дней . Вёз я их 20 дней . Сдав конвоируемых в лагерь в Кишинёве , я со своими солдатами с многими приключениями догнал свой полк уже в Трансильвании . С полком я прошёл всю Венгрию . В одном из боёв я стоял за полуразрушенной кирпичной стеной , когда с другой стороны стены , как мне об этом рассказали , взорвалась крупная мина и меня завалило обломками стены . Это был бой в поддержку кавалерийского Плиевского корпуса , который выходил то ли из окружения , то ли из рейда по тылам противника . Меня откопали санитары плиевцы и я попал в сан эскадрон .
У меня подозревали перелом ключицы и рёбер . Я был в ссадинах и кровоподтёках . Из сан
эскадрона я попал в госпиталь легкораненых , где выяснилось , что переломов нет , но были сильные ушибы , особенно левого плеча . Когда меня выписали , моя армия уже была в Словакии на берегу реки Ипель , а штурмовые полки расформированы . Меня направили в 228 стрелковую дивизию , а оттуда в 734 стрелковый полк . Участвовал в отражении атаки немцев , которые при поддержке двух бронетранспортёров атаковали из укрепрайона Бзовик .Бзовик - это средневековый мадьярский замок , который мы называли тогда монастырём . За участие в операции под Бзовиком я был представлен к награде . Батальон , в который я был направлен из полка насчитывал всего до 70 - и активных штыков и располагал 4 -я станковыми пулемётами , командовать которыми я стал в качестве командира пулемётной роты .
Прошло несколько дней , в течении которых днём мы стали выдвигаться к немецким позициям , а на ночь отходили в свои окопы . Ночью 2 или 3 - го марта 1945 г. прекратился огонь немцев . Они , оказалось , отступили и мы вошли на окраину г . Крупино . Когда стало светать , мы начали двигаться к центру . Нас встречали словаки , предлагали стаканы с вином . Они рассказали , что 2 месяца назад здесь были наши партизаны , но ваши " казаки "их выбили. На противоположной окраине города во дворе мармеладной фабрики немцы жарили большую свинью . Дожаривали уже её мы . На выходе из Крупино немцы закрепились и вели пулемётный огонь с высоты ( как я узнал при посещении Крупино в 70 - е годы), имевшей наименование " Цыганский кобец " . Мы пытались сначала подавить огонь пулемёта с чердака фабрики , а потом , поскольку крупные камни закрывали с нашей стороны немецкий пулемёт , то я решил вести огонь левее и выше занимаемых позиций , Для этого я сам с ещё одним солдатом стали перемещать пулемёт вверх по склону . Сначала мы катили пулемёт , а когда немецкие пули заставили нас лечь среди камней , то я приказал солдату снять обмотку и , привязав её за "хобот "пулемёта протащить его среди камней ещё несколько метров . А когда позиция показалась мне удобной , потребовалось развернуть пулемёт . Мы не могли сделать это лёжа и я предложил солдату на счёт три встать , развернуть пулемёт и сразу лечь за ним . Когда мы поднялись , то по - моему первое , что я почувствовал это сильный удар спиной о камни , потом увидел , что нога перебита и из неё хлещет кровь . Рядом оказался конец обмотки , другой конец которой был привязан к пулемёту , лежащему на боку . Свободным концом обмотки я наложил себе на бедро жгут , чем остановил кровотечение . Стал оглядываться , солдат лежал без движения , ко мне пытались подползти . Но останавливались и ,наконец , младший лейтенант Орлов дополз до меня , взял за руки и хотел подняться и упал со мной , так как я оказался привязанным к пулемёту . Он волоком дотащил меня несколько десятков метров, где меня ждали санитары с носилками . Когда меня занесли в дом , где был перевязочный пункт , туда набилось полно словаков , которые стали причитать надо мной . При первом нашем с женой послевоенным посещении Крупино , мы отыскали дом , где был перевязочный пункт и подружились с хозяйкой этого дома Анной Худиковой и её семьёй . На бричке меня доставили в медсанбат , где я совершил ошибку ,уговорив врачей как можно ниже ампутировать мне ногу . В результате в госпитале у меня высунулось несколько сантиметров кости , начался остеомиелит и мне пришлось сделать первую ре ампутацию . Много месяцев спустя , когда готовили меня к протезированию , сделали вторую реампутацию . Спасибо ленинградскому ортопеду , делавшему эту операцию и сохранившему мне колено .
Среди снятых с меня вещей , была шинель , превратившаяся буквально в жилет , полы которой представляли бахрому . В каждом кармане шинели находилось по гранате , но они , слава богу, не сдетонировав , улетели . Мне потом объяснили , что снаряд разорвался прямо у меня в ногах и осколки не успели набрать траекторию , что спасло мне жизнь . Из медсанбата на крыле самолёта У- 2 меня доставили в госпиталь в венгерский город Хотван . По мере того , как раненные выздоравливали или умирали , госпиталя заграницей Союза сворачивались , соответственно меня перевозили в Добрецене , Мерморош Сегеде . Всего я пролежал в госпиталях с этим ранением год и месяц . Много было всякого , но очень интересна была встреча с арабом старшим лейтенантом Хаджи - Муратом Мерзалиевым , у которого с одной стороны была ампутирована рука и нога . Интересна его история Оказывается в Таджикистане целый высокогорный район , населённый арабами , якобы пришедшими с войском Александра Македонского .Отец Мерзалиева был главарём крупной басмаческой банды . Она была окружена в камышах и отказалась сдаться . Из камышей выпустили только детей . Камыши были подожжены , банда сгорела , а дети были помещены в детские дома . После детского дома Мерзалиев поступил в торговый техникум , а после призыва в РККА , как знавшего арабский язык , сделали переводчиком в военной миссии СССР на Ближнем Востоке . Он участвовал в финской компании , а затем в Отечественной войне . Мы с ним дружили , но он мне говорил , что евреи в Палестине плохо поступают -арабы садят оливковые деревья , а приходят евреи , которые якобы и их вырубают .

Рогозин Павел

ИСПОЛЬЗОВАНЫ МАТЕРИАЛЫ